– Задача непростая. Экспериментальная. Напоминает загадку запертой комнаты, – сообщил Механик.
Норберт печально кивнул.
– Поэтому ты получишь скидку, – продолжал Механик. – Сброшу тебе цену, – добавил он, увидев удивленно поднятые брови Норберта. – Люблю, когда мне бросают вызов. Мне нравится доказывать, что интеллект и технологии сильнее системы. Десять кило, вместе с расходами. Плюс две услуги.
– Услуги?
– Если бы это от меня зависело, – пояснил Механик, – система услуг полностью заменила бы валютную систему.
Норберт представил, как он рассчитывается подобным образом с селянами за копчености или платит штраф за переход на красный свет, и у него по спине побежали мурашки.
– Ладно, – наконец сказал он. – Я могу себе это позволить.
– Мне потребуется дня три, – объявил Механик. – Потом я с тобой свяжусь. Получишь очередную рекламу от Казановы.
Зап. 4
– Неправильно! – снова воскликнул Робсон. – Поднос никогда не держат двумя руками.
– Так устойчивее, – защищался Норберт. – Ничего не разолью.
– Но непрофессионально. У тебя заняты обе руки. Чем ты будешь брать пустые бокалы? Чем поставишь полные? Членом?
– Поставлю на стол…
– Без вариантов! Никогда, никогда нельзя ставить на столик клиента ничего, что для него не предназначается. Стол для тебя не существует. Подходишь, забираешь пустые бокалы, ставишь полные. Смотри, как я делаю. Ладонь распластана, запястье слегка согнуто, локоть прижат. Поднос на уровне сердца, в центре тяжести. Вторая рука прижата к телу. Плечо чуть вперед.
Они упражнялись в пустом подземном гараже в подвалах дома Робсона. Здесь не было работающих камер, поскольку гараж протекал и им никто не пользовался. Светили немногочисленные лампы, вокруг раздавался звук падающих капель. Норберт сам был весь мокрый от пота, и у него дрожали колени, во что он не мог поверить. Задача состояла в том, чтобы подавать людям полные бокалы и забирать пустые, и носить поднос. Отнюдь не нейрохирургия. Тем временем оказалось, что это какое-то чертово ресторанное кун-фу.
Робсон расставил на круглом металлическом подносе несколько одноразовых хитиновых стаканчиков и наполнил их до половины водой из бутылки.
– Показываю, – сказал он. – Смотри внимательно. Поднимаешь поднос, ставишь на ладонь, ловишь центр тяжести и идешь. – Он двинулся через парковку, шагая по нарисованной на полу линии, словно на показе мод. – До конца этой линии, а потом разворот, и возвращаешься тем же путем. Все время ровно.
– Вы подаете людям напитки в одноразовых стаканчиках? – кисло спросил Норберт.
– Обалдел, что ли? Дам тебе бокалы, как только чему-то научишься. И заплатишь за каждый разбитый.
Добравшись до конца линии, он развернулся назад, и поднос плавно, как на конвейере, проехал вокруг него. Затем Робсон крутанул рукой, перемещая поднос под своим плечом, взмахнул им над головой и выставил перед собой в той же самой позиции. Ни один стаканчик не сдвинулся даже на миллиметр, и не пролилось ни капли воды.
Норберт взглянул на покрытый влажными пятнами потолок, беззвучно прося о терпении.
– Это основы, – объяснил Робсон, возвращаясь обратно; поднос двигался перед ним, устойчивый, словно палуба авианосца. – Детский сад. Без этого можешь даже не мечтать туда внедриться. Сразу же засыплешься, привлечешь внимание, и мы оба окажемся в полной заднице, – он поставил поднос на штабель поддонов. – Забирай. Это должен быть пятизвездочный сервис, мать твою. Запястье, локоть, центр тяжести. Не так… неправильно! Вот ведь курва! Собирай эти гребаные стаканчики и налей воды. Если так пойдет и дальше, сам побежишь в магазин за новой упаковкой. Вода тоже денег стоит.
– Ладно, – процедил Норберт, ставя стаканчики и доливая воды. – Поехали. Запястье… Курва!
– Ты еще будешь танцевать с полным подносом, – пообещал Робсон. – У нас впереди целая ночь. Долей. И вытри поднос.
* * *Костюм состоял из узких черных брюк, белой рубашки из клонированного шелка со стоячим воротником и черного сюртука, застегивавшегося на бамбуковые колышки. Манжеты рубашки следовало вывернуть на рукава сюртука, что выглядело достаточно по-идиотски. К тому же оказалось, что Норберт должен выкрасить волосы в черный цвет и намазать их гелем, а также, что еще хуже, отрастить как минимум недельную щетину на подбородке и под носом.
– На хрена?
– Потому что ты должен выглядеть как Тарик Корчик. Более-менее.
Робсон показал ему бейдж – не обычный, пластиковый со встроенной голограммой, но вытравленный лазером на пластинке из золотистого металла, разукрашенный красными иероглифами с логотипом ресторана. Голограмма – небольшая, но с хорошим разрешением – изображала парня с продолговатым, как у Норберта, лицом. Геля и щетины наверняка было достаточно – при условии, что никто не станет к нему присматриваться с чересчур большим интересом.
– Я же тебе говорил, – объяснил Робсон. – Мы невидимы. Словно духи. Все должно получиться. Ты приходишь как Тарик, у тебя бэдж Тарика, ты выглядишь похоже на Тарика, так что ты и есть Тарик. Еще один гребаный пингвин, подающий напитки. Знаешь кого-нибудь, кто разбирается в гриме?
– Знаю, – подумав, ответил Норберт. – Мне нужна приличная голограмма этого Тарика. В хорошем разрешении.
– Сейчас перешлю тебе на омник.
– Удастся прийти туда заранее?
– Забудь. Сперва заходят правительственные чиновники и все проверяют, потом пломбируют помещение. Только потом мы проходим процедуру и собираемся в подсобке. Затем инструктаж, впускают гостей и перекрывают этаж. Мы курсируем только между кухней и залом, до окончания подачи блюд. Потом приходит распорядитель и объявляет: «Обслуживание закончено, кухня закрыта». Мы выстраиваемся у дверей и прощаемся с гостями. Потом еще раз контроль, на этот раз, чтобы проверить, что мы ничего не выносим, и в грузовой лифт. Сдаем сюртуки, спускаемся в гараж, еще один контроль, и уходим через служебный выход.
Норберт перебрал в голове несколько идей.
– А на кухню зайти получится?
Вопрос, похоже, шокировал Робсона.
– На кухню?! Мы работаем в зале. У шеф-повара Орунги восемь кулинаров и тридцать человек персонала – поваров, помощников, посудомоек. Помощник шефа Орунги по сравнению с официантом – как полковник по сравнению с рядовым. Повар – генерал, а кулинар – ангел. Сам шеф Орунга – бог. У нас есть доступ
