Пока я пробирался к нужной лестнице, мне повстречался наш профессор по черчению. Ох, как мне не хочется даже с ним разговаривать, постоянно он меня заваливал на всяких мелочах. Цифру неровно начертил — всё, перечерчивай. А вообще, все символы должны быть специальным шрифтом выведены, ещё может и подзатыльник отвесить. А тут на полмиллиметра не довел линию, а это уже очень плохо, потому что грубая ошибка в построении. Хотя, если у тебя просто корявый чертёж, он может его не принять и переделывай заново, а учитывая твои ошибки, так вообще разорвать работу. Примерно в таком духе и проходили все семинары с этим строгим человеком. Обычно я хорошо делал зачетные работы, и выходила неплохая оценка за семестр. А я сдал ему последнюю работу? Так, что-то не помню этого момента. Чёрт, я её забыл сдать. Она осталась дома в тубусе!
— А вот и наш великий Инженер в институт заявился. И как же продвигаются дела по созданию схем, его гениальных изобретений? — Чёрт, он всё-таки меня увидел и что он на меня взъелся, подумаешь, пару раз съездил на олимпиады и пропустил его наиважнейшие занятия.
— Да, более-менее нормально. Как сами поживаете, Василий Петрович? — про зачётную работу он не спросил и на том спасибо.
— Это хорошо, значит чертёж той интегральной микросхемы готов? — спросил он, лукаво улыбаясь, а я лишь мог немного помолчать в ответ. Транзистор меня подери, он про неё вспомнил!
— Ну, там возникли некоторые трудности, сложность реализации задуманного функционала, — начал отговариваться я и понемногу отступал назад.
— Да, неужели. На олимпиады ездить — так ты первый, а как работу сдавать — то сразу, трудности и сложности, — он деловито всплеснул руками и, пригрозив пальцем, сказал, — завтра утром схема должна быть у меня на столе.
Отвертелся, но с каким трудом, как же утомляют все эти тёрки с преподавателями, когда они считают, что их предмет — это первое и последнее, что должно меня заботить. Я поднялся по лестнице на второй этаж, прошёл по переходу, завернул пару раз направо, вот и на месте. Знакомая потёртая дверь аудитории номер двести семьдесят. Слегка постучал и зашёл внутрь. Просторный зал с гигантской доской, парты, идущие под наклоном вверх прямо к противоположной стене. Множество незнакомых студентов удивлённо поворачиваются в мою сторону, отрываясь от лекции. Профессор отрывается от сложной схемы на доске и, поправляя очки, смотрит на меня.
— А ты чего сюда пришёл? Ваши все на экзамене. Опоздал опять что ли?
— А, ну, да. Эм, в каком они пишут кабинете? — я вытаращил глаза и пытался сообразить, что происходит. До меня запоздало начало доходить, что я припёрся к аудитории для лекций, а не к семинарной, но решил уточнить у нашего лектора по физике.
— В двести восемьдесят шестой.
Я закрыл дверь и отправился на поиски нужной таблички. Эта какая-то другая аудитория, в которой я ещё не был и соответственно, понятия не имею где она находиться. Прошёл по кругу все помещения, что находились рядом и ничего. Разница всего в шестнадцать комнат, а найти вторую, зная, где находиться первая уже не реально. Я печально вздохнул и отправился на дальнейшие поиски.
Намучавшись и намотав кругов по корпусу, я нашёл заветную аудиторию, потеряв ещё больше времени. Минут на сорок для меня экзамен буде короче, чем для остальных в лучшем случае. Если же экзаменатор будет со мной проводить разъяснительную беседу, то на все шестьдесят.
— Здравствуйте, извините за опоздание, можно войти? — начал я настолько частой для меня фразой, что сам удивляюсь, как мозоль на языке не натёр.
— О, вот и наш запозданец объявился. Входи, конечно, я же не кусаюсь, — начал экзаменатор, потом глянул на наручные часы, — от трёх часов экзамена осталось два, самоуверенно, однако. Раз ты пришёл, опоздав всего на пятьдесят девять минут, то по условиям пари Циганок моет доску в конце дня.
— Но вы, же говорили после экзамена?!
— Тишина в аудитории, а то я вспомню, кто мне на семинарах какой-то бред вместо теории порол. Так, по поводу тебя. Тяни билет что ли.
Он протянул мне несколько узких полосок бумаги, на каждой из них написано уникальное число. В обычном варианте билетов и номеров к ним ровно столько же, сколько и студентов, сдающих экзамен. Но наш экзаменатор по физике большой любитель выделиться, мягко говоря. Четырёхзначных чисел, что напечатаны на этих бумажках, гораздо больше, чем студентов, причём даже количества билетов меньше. Как он соотносит эти четыре цифры и билеты — загадка. Я наобум выбрал полоску и вытянул её из общей кучи, затем показал её ему. Он кивнул и выдал распечатку задания. Несколько десятков теоретических вопросов и ещё несколько задачек в добавку.
Я печально хмыкнул носом, взял тетрадку для записи решения и направился к свободному месту. Хоть в аудитории не было отдельных и парт, и столешница шла единым монолитом, методом против списывания являлось рассаживание людей с большими свободными пространствами между ними. Я прошёл мимо своих одногруппников, которые что-то быстро писали. Вот есть прилежные студенты, не то, что некоторые. Хотя вот Циганок опять скатывает с телефона, ох уж этот кадр. Постоянно заключал разные пари с преподами, большинство из которых с треском проигрывал, и при этом не гнушается мелкого читерства на самостоятельных работах.
Я разместился на самом дальнем и соответственно самом высоком ряду. Времени на экзамен оставалось всего лишь один час и пятьдесят пять минут, а мне нужно постараться за это время понять тот материал, что я не усвоил на лекциях и его применить. Хоть большая часть вопросов по теории, но они не так просты, как кажутся на первый взгляд. Встречаются и банальные, к примеру, сформулируйте закон сохранения энергии или напишите определение веяного двигателя первого рода. Эх, если бы все вопросы были такими же. Но в других надо решить какую-то теоретическую ситуацию. По сути это задача, но из-за того что никаких величин в ней нет, она относиться к вопросам по теории. Ещё лет пять назад такого добра в контрольных работах не было. Но один больно умный мужик доказал теорию того, что такие
