давайте посмотрим всю голову целиком.
Пока компьютер обрабатывал команду Фила, Кейт отвернулась, страшась того, что ей предстояло увидеть – Ташат такую, как она выглядит теперь под бинтами и маской.
– Сейчас будет передний вид слева под углом, – объявил Фил.
Реальность и в сравнение не шла с ожиданием: на экране появился белый призрак, бестелесый, парящий над черной пустотой. Ташат была бледной, как мертвец, с иссохшими губами, впалыми щеками, выдающимися скулами и нижней челюстью – все это было отчетливо видно через покров жесткой кожи.
Кейт уставилась на мумию – одновременно зачарованно и с отвращением. Срезы располагались друг над другом, как геологические породы, край силуэта был ступенчатым и не очень похож на образ человека. Кейт закрыла глаза, стараясь удержать портрет молодой энергичной женщины, жившей у нее в воображении, опасаясь, что он может никогда не вернуться – что его навсегда заменит облик покойной Ташат. Кейт старалась стереть зловещее изображение, проникнувшее в темноту за зрачками и настойчиво притягивавшее к себе, словно магнит.
Она так и сидела с закрытыми глазами, пока Макс не попросил Фила начать снимать грудную клетку с миллиметровым шагом, «чтобы выяснить, не заметно ли появление первичной костной мозоли».
Он повернулся к Клео и Кейт:
– По ходу дела я буду рассказывать о том, что вижу, но при такой скорости я уловлю не все, особенно что касается смещения ребер.
Несколько минут все молчали.
– Чистый перелом ключицы, – прокомментировал Макс. Показав пальцем на яркое пятно над сердцем Ташат, он добавил: – На старом рентгене в этом месте был амулет.
– Скарабей, защищающий сердце, – либо из змеевика, либо из яшмы, так как эти камни зеленые, – сказала Клео, потом, подумав, добавила: – Обычно.
– Под внешними бинтами руки обмотаны отдельно, – продолжал Макс. – Правая лежит на груди, это мы уже видели на старом рентгене. – Он взглянул на Клео. – Это не значит, что она принадлежала к царской семье?
– Не та рука, – ответила Клео. – Но даже если бы согнута была левая, все равно это бы ничего не доказывало, поскольку дело происходило во второй половине эпохи Восемнадцатой Династии. Найдено слишком много мумий женщин с согнутой левой рукой, чтобы думать, что все они принадлежат к царской семье. Возможно, какой-нибудь старый распутный фараон дал такую привилегию своим фавориткам, и эта практика прижилась.
– Вы хотите сказать, что царь, как королева Елизавета, ежегодно составлял почетный список своих излюбленных сексуальных партнеров? – спросил Фил, тут же нарушив растущее напряжение.
Клео это забавным не показалось:
– Я лишь предположила, как могла зародиться подобная тенденция.
Макс бросил косой взгляд на Кейт. Принимать какую-то теорию на основе умозаключений, не учитывая другие возможности, ему хотелось не больше, чем Кейт, особенно при том, что он оказался прав насчет возраста Ташат. Одно это несоответствие ставило под вопрос все, что они считали точно известным.
– Кончики пальцев правой руки обернуты материалом с высокой рентгеноконтрастностью, – заметил Макс, когда появилась новое изображение.
– Из-за масла и резины повреждено оказалось все, кроме лица и пальцев рук и ног Тутанхамона, – объяснила Клео, – которые были защищены наконечниками из золотой фольги и цельной золотой маской.
– Эй, Макс, а это тебе о чем говорит? – Фил показал на еле заметную серую линию. – Смотри на следующий. Видишь, вот она опять. И вон снова.
– Похоже, что между слоями бинтов лежит что-то плоское. Я попробую потом сопоставить снимки, а пока давайте увеличим масштаб, чтобы я мог рассмотреть все как следует, когда буду проводить стандартную радиографию. – Он перевел взгляд на Кейт. – Не обещаю, что мы добьемся чего-нибудь, но попытаться можем. Посмотрим, вдруг там что-нибудь написано.
– Но чтобы надпись стала заметна, чернила должны обладать значительно большей рентгеноконтрастностью, чем поверхность, на которую они нанесены, – предупредил Фил.
– Красный цвет получали из оксида железа, а черный – это уголь, так как египтяне использовали сажу, – сообщила Кейт.
Но потом дело дошло до ребер, и все замолчали, пока Фил еле слышно не выдохнул:
– Ого!
– Да, пара ребер сдавлены, – подтвердил Макс. Не сводя глаз с монитора, он перевел для Клео, – это когда один фрагмент кости вошел в дру… – подожди, Фил. Останови. – И смолк. – Теперь, если можешь, увеличь контрастность, а потом приблизь вот этот участок, вон там. – Он ткнул пальцем в экран, а другой рукой достал из кармана рубахи очки-полумесяцы. – Скорость сращивания кости зависит от возраста, но даже у ребенка нарост обычно появляется не раньше, чем через две недели. – Он жестом подозвал Кейт, не отводя взгляда. – Видите? Здесь и здесь? Это первичная костная мозоль. Фил, сколько ей, по-твоему?
– Не больше трех недель. Одно из ребер могло пронзить легкое или порвать печень, возможно, даже селезенку, но не это стало решающей причиной смерти.
– Даже наоборот, раз она прожила столько, что начала образовываться костная мозоль. – Макс повернулся к Кейт. – Вы согласны?
Она кивнула – ей было невыразимо грустно. Ташат явно умирала медленной и мучительной смертью – возможно, от удушья или обширного заражения.
– Тем не менее весьма вероятно, что многие другие повреждения были нанесены после смерти, – напомнил ей Макс, прежде чем снова повернуться к монитору – Ладно, Фил, давай дальше.
Изображения сменяли друг друга, отсчитывая непреклонный ритм, установленный компьютером – машиной, у которой вместо сердца силиконовая пластина. А души нет.
– Далее будем полагаться на знания Фила, – сообщил Макс, призывая коллегу комментировать происходящее.
– Ну, для начала, перелом правого бедра, точнее, задней стенки гнезда, в результате которого мог произойти вывих, и мелкие крошки кости могли высыпаться в сустав: возможно, как раз из-за этого на старом рентгене присутствует тень. – Он показал желтое пятно на мониторе. – Это лобковый симфиз, где кости, соединяясь, образуют таз. А вот эта выемка говорит о том, что она родила по меньшей мере одного ребенка. И что ей было больше восемнадцати.
Глядя на то, как по миллиметру раскрываются самые интимные секреты Ташат, Кейт ощущала себя вуайеристом.
– А это что еще за чертовщина? – воскликнул Фил, ошарашенный неожиданной вспышкой света на мониторе.
– Похоже, что вся рука покрыта чем-то. – Макс посмотрел на Кейт. – Возможно ли, что на ней какая- нибудь перчатка? – Кейт увлеклась мелькающими на экране изображениями и не ответила. Клео тоже. Через несколько секунд Макс глубоко вздохнул.
– Боже!
Кейт и так знала. Она видела, как переломы то появлялись, то исчезали, мелькая слишком быстро, не успеешь пересчитать, в некоторых виднелись обломки кости: это значит, что рука Ташат была раздроблена. И на всех осевых снимках неизменно присутствовали яркие кольца вокруг каждого пальца.
– И тогда она была жива, – пробормотала Кейт, почти не осознавая, что говорит вслух, – потому что в золотой перчатке ни малейшей трещины. Вот почему ее надели – чтобы защищать переломанную левую руку.
Фил кивнул и обратился к Клео, но Кейт не разобрала его слов, отчасти из-за приглушенного шипения кондиционера, создававшего ощущение легкой глухоты, которое возникает при посадке самолета. Когда к их беседе подключился Макс, Кейт попыталась отделить его слова от стука бакелитовых браслетов Клео и непрестанного гудения машины, исследующей высушенные останки Ташат. Но вместо этого она слышала лишь невнятную тарабарщину. Потом исчезла даже она, и на смену пришел ревущий шквал звуков – скоростной, как «снег» на экране телевизора. Мышцы шеи напряглись, и все тело стало похоже на
