в нечто похожее на сон.
Я сказал Пагошу, чтобы он велел родственникам и слугам Узахора идти спать, а Сати села в ногах ложа, чтобы наблюдать за мужем. Вдруг без предупреждения старик попытался встать, и, наконец поднял свои тонкие руки к небу.
– Атон идет! – крикнул он, и радостная улыбка появилась на его морщинистом лице. Потом, словно это усилие лишило его последних сил, из открытого рта вылетело последнее дыхание, унося с собой его ка, и скорлупа человека, которым он раньше был, упала на подушки.
Тули издал протяжный, скорбный вой и начал лизать руку старика. Я придвинулся, чтобы послушать его сердце и убедиться в том, о чем догадался и так. По выражению лица Сати стало ясно, что и она все поняла, поэтому я закрыл невидящие глаза Узахора, расправил одеяло и аккуратно завернул на уровне груди, давая его супруге время прийти в себя. Сати упала на колени перед лежанкой мужа, схватила его безжизненную руку и прижала к своему лбу, а престарелый жрец запел молитву Осирису:
–
Я задумался о том, знал ли Рамос, что его друг поклонялся богу Еретика даже после того, как Хоремхеб объявил это преступлением. Почему бы еще Узахору звать Атона, а не Амона-Ра или Осириса? Если только он не вспомнил молодость, как часто бывает со стариками, времена Аменхотепа Великолепного, который поставил Атона выше остальных богов. В то время, как его сын, считавший себя единственным наследником Атона, покинул Две Земли, Узахору было уже лет пятьдесят, и все привычки в нем глубоко укоренились.
Асет взяла скулящего Тули на руки, чтобы успокоить его, и подошла к отцу, но Рамос продолжал смотреть на то, что осталось от его дорогого друга. Лишь когда за дверями завыли плакальщики, он поднялся, чтобы дать дочери указания:
– Пойди переоденься в то, что ты носишь, притворяясь учеником врача. Пагош будет ждать у задних ворот и увезет вас. По пути ни с кем не говори и не поднимай взор. – Она потянулась вверх и обняла отца, потом посмотрела на меня широко открытыми глазами. Рамос проводил ее взглядом, а потом повернулся ко мне: – Узахор хотел вернуться в Абидос, туда, где он вошел в этот мир. Люди, которые пережили его здесь, в любом случае считают старика странным – отчасти потому, что он предпочел одну женщину нескольким. – Рамос почти улыбнулся. – Он всегда уверял, что удовольствие от этого сильнее, но…
– Как тогда он объяснил то, что берет вторую жену?
– Он скрыл правду и мудрость, пришедшие с опытом, чтобы угодить друзьям, ради меня. – Рамос смотрел на безжизненное лицо Узахора. – Он всегда делал все по-своему. Особенно когда появилась Асет. Однажды он сказал мне, что она – мое величайшее достижение, как бы высоко я ни поднялся по статусу и богатству. – На губах появилась сладостно-горькая улыбка. – От одной мысли, что он жил… – Рамос силился проглотить свое горе, так что я придержал любопытный язык и не стал спрашивать, что он собирается делать дальше, а стоял, словно обвиняемый перед судьями Фараона, ожидая своего приговора. Ожидая ссылки.
– Теперь я должен оседлать бурю сам, – прошептал Рамос, когда к нему вернулся голос, затем остановил на мне взгляд своих синих глаз.
Заговорил первым я, облачая свое обещание в предупреждение:
– Я сделаю что угодно, чтобы защитить ее.
– Если я когда-то и сомневался в этом, Тенра, те времена давно прошли. Но надо действовать быстро. Его дочь едет в Мемфис на свадьбу, ее замужество уже предрешено. Сати поедет с ним в Абидос и поселится неподалеку в доме, который принадлежал его семье со времен великого Тутмоса. В ближайшие несколько недель, пока мы будем скорбеть по нему здесь, в этом доме Асет вспоминать не будут, но ты должен охранять ее, чтобы она не покидала стен твоего дома.
– Ее слова будет достаточно, – ответил я, а потом осмелился спросить: – А сыновей Узахор не оставил?
На секунду Рамос уставился на меня. Потом покачал головой и продолжил:
– Пагош с Мерит пока должны остаться здесь.
– А потом?
– Возьмешь еще двоих в свой зверинец? – Я кивнул. – Тогда пусть сами решают. Пагош привезет ее одежду, когда сможет – наверное, когда стемнеет, – но если ты учуешь какой-то странный запах, дай мне знать через своего помощника Хари, чтобы я был уверен, что это не чья-то уловка.
Рамос уже не впервые вызывает у меня подозрения, хотя его поступки – всегда в мою пользу. Одно дело – знать, что Хари управляет моей аптекой, а другое – узнавать его в лицо, даже если это жрец, который говорит с царями и богами.
Заканчивая обед, я поднял взгляд и увидел, что Хари быстро идет по дорожке между его и моим садом, а за ним – мужчина с большой корзиной на плече, которого я принял за торговца. Когда они подошли ближе, я увидел, что их ведет Тули, махая хвостом, и мне стало слегка не по себе оттого, что он принимает человека в полосатом немесе[61] и грязной тряпке, закрывающей один глаз и щеку, за своего.
– Куда поставить? – спросил Хари, будто я заказывал то, что этот человек принес.
– Господи, да откуда мне знать?
Когда одноглазый снял с плеча корзину и поставил ее на землю, вонь его немытого тела окутала меня, словно облако мух – свежий навоз. Я не понял, что за скрещенные палки он принес, поднял одну и поднес к носу. Он нагнулся, столкнул палки, и я увидел рулон неотбеленного льна. Я пожал плечами, не понимая, зачем Хари меня побеспокоил, коли необходимо просто пополнить запас перевязок, но прежде чем я успел заговорить, мужчина поднял ткань, и под ней оказалось что-то синее. Судя по виду – лазурит. И бирюза!
Я схватил его за руку, и вскоре на его бронзовом лице появилась довольная улыбка.
– Во имя Тота, Пагош, от тебя же воняет! – Я ожидал, что он появится под покровом ночи, а не пока Ра-Атон едет по небу. – С возрастом твоя манера шутить становится наглой. – Хари рассмеялся, а Тули начал бегать кругами у наших ног.
–
– Спорить готов, что мимо Асет ты не прошел. – Он пожал плечами и не стал смотреть мне в глаза. – Должно быть, ты ее видел. Она присматривает за сыном Хари по утрам, когда Тамин ходит на рынок продавать сандалии Ипвет.
– Мы побеседовали.
Я указал ему на стул.
– Принес ее вещи?
– И еще свитки из библиотеки Узахора, – ответил он, плюхнувшись на свободное место. – Там есть еще, но мой осел очень тощ. Остальных уже забрали, чтобы перетаскивать зерно с полей. Надо будет съездить по меньшей мере еще один раз. – Я налил в глиняную кружку пива и подал ему. Он изобразил равнодушие, но даже финиковые пальмы и ивы поникли под жестоким палящим солнцем.
– Пойду сниму вторую корзину с твоего несчастного животного, – предложил Хари, возможно, чтобы дать нам поговорить наедине, – и отведу его попастись в то, что осталось от огорода. Немного травки смягчит его характер.
Пагош пожевал хлеба с сыром и запил пивом.
– Мена приезжал на этой неделе, как обычно? – спросил он. Я кивнул. – Он не видел ничего необычного на той стороне реки?
– Хоремхеб беспокоится о том, что будут делать хетты, после того, как Мурсили заступил на место своего отца. Приехал посланец из Хаттусы и требует компенсации за безвременную кончину принца, которого они послали к Анхесенамон. Кажется, он был родным братом Мурсили.
