– Да у вас что, глюки у обоих?! – рявкнул я: не хватало еще, чтобы у них действительно крышу снесло, и я в такой трудный для меня час добирался до них впустую!
– Тройчик, ты, что ли? – проскрипела Яга, которой, видимо, мой голос все-таки помог повстречаться с заплутавшим рассудком.
Вообще-то, меня не так зовут. По документам я Павел Павлович Павлов. Ну, а откуда взялось это «Трой», объяснять, я думаю, никому не надо. У провинциалов, в отличие от столичных жителей, так принято: пользоваться не именами, а именно прозвищами. И я, вливаясь в эту жизнь, быстро привык ко всем ее правилам. Настолько, что на Троя теперь отозвался бы гораздо быстрее, чем на Павлика, и даже сам стал так представляться во всех неофициальных случаях. Поэтому подтвердил:
– Я, конечно. Ты что, пенсне свое потеряла?
Бабка, всегда отличавшаяся отменным зрением, хихикнула в ответ, а потом предложила мне к зеркальцу подойти. Я вначале помог ей подняться, а потом без всякой задней мысли подошел. После чего отшатнулся и чуть не подхватил оборванную трель только что заткнувшегося кота. Потому что давно не видел более страшной рожи! Избушка, скотина! Занятый своими мыслями, я благополучно забыл, что благодаря ее стараниям оказался осыпан сажей! И до того стал похож на черта (которого Яга отчего-то панически боится), что его мама меня бы усыновила, даже не приглядываясь, зато моя бы меня не узнала вовек. Разве что, как и Яга, только по голосу. Хотя в обычных ситуациях Яга распознавала истинную сущность гостей на раз, как бы они ни красились перед визитом, но то ли сегодня совсем была нездорова, то ли изба постаралась на славу, переплюнув всех известных гримеров.
– Слушай, ну сколько раз тебе уже предлагали переехать из этой зловредной хибары, а? – напустился я на горе-избовладелицу, пытаясь оттереть хотя бы часть лица какой-то хозяйской тряпкой. – Это ведь все она, шутница подлючая! Доколе ты будешь сама терпеть ее издевательства и чужое терпение испытывать?
– Тройчик, ну не могу я ее бросить! – эти разговоры начинались у нас уже не раз, но всегда заканчивались одинаково: – В ней еще моя прапрапрабабка увидела свет! Это же родовое гнездо, семейная реликвия, раритет!
Я привычно приготовился услышать о том, как лучшие зодчие-волхвы в компании со старым грифоном создавали эту «реликвию», которая – помяните мое слово! – еще не одну хозяйку загонит в гроб. Но в этот раз бабка, изменяя сценарию, молча проковыляла к ведру с водой. Залпом выдула целый ковшик и мученически вздохнула:
– Ой, худо мне! Ой, как худо!
– Не тебе одной, – я перехватил у нее ковшик, тоже зачерпнув им водички.
– Васечка, касатик! – бабка тем временем принесла водички коту, который снова принялся умирать на лавке, как будто только что не скакал по избе. Яга заботливо придержала перед ним миску. Она называла его своим внучком и всегда баловала, как могла. Хотя он не мог быть ей родней. Приемыш, ведь чистокровный котище, в то время как бабка, подобно мне, была стопроцентным гуманоидом. И дочка ее тоже. Видел я ее пару раз. Больше, к счастью, не доводилось. Нет, не подумайте, что страшная! Наоборот, красавица, и выглядит на удивление молодо! Но с таким характером, что лучше бы уж внешне пострашнее была, чтобы народ в заблуждение не вводить… Так, о чем это я? Дочка от бабки, к счастью, живет далеко, на нормальной жилплощади, и практикует только для олигархов. А кот бабке однозначно не родственник, ведь смешаные браки у нас законом запрещены! Если бы не это, я бы давно был женат. И, думаю, счастлив. А теперь оставалось только вздохнуть: Лагута, моя ясноглазая рысь! Где ты теперь? Как живешь? Одна ли, как я, или уже вышла замуж? По настоянию родственников с обеих сторон мы были не только разлучены, но и всякое сообщение между нами было прервано. Да и стоило ли его поддерживать? Только душу друг другу травить, зная, что все равно ни к чему это не приведет.
– Может, настоечки тебе дать? Головушку твою пушистенькую подлечить? – бабка продолжала ворковать над котом.
– Чего спрашиваешь? – ответил я за него. – Давай уже, наливай свою абракадабровку всем троим! Поправляемся – и за дело! Сама понимаешь, что я к тебе не просто в гости пришел!
– Ой, Тройчик! – только и выдохнула бабка, трясущимися руками наливая в покрытую мхом кружку свое антипохмельное зелье.
Я не совался ей помогать, помня, как однажды при такой попытке едва без руки не остался, обзаведясь вместо этого раздвоенным щупальцем. Может, в некоторых делах и полезным (как бабка гадко хихикала, «в носу таким удобнее ковырять»), но родная конечность мне все же дороже. Так что пришлось тогда с намеком сказать веселящейся бабке, что старух таким щупальцем тоже душить удобнее, чем рукой, после чего все было быстренько приведено к первоначальному состоянию. Но я с тех пор четко уяснил, что в бабкиной избе каждая мелочь имеет значение, в том числе и мох на кружке для зелий.
Первая порция «настоечки» досталась, естественно, коту. Вторую бабка великодушно протянула мне, как гостю и по совместительству даже начальнику. Я не побрезговал – до того ли мне сейчас было! – и, выудив из зарослей посудного мха доставшиеся на мою долю кошачьи усы, приложился к краю. В который раз от одного только запаха сразу поверив в то, что не так уж мне до этого было и плохо. А потом заглотил всю дрянь одним махом, под пристальным взглядом уже пережившего этот момент
