Здесь, среди людей, на меня можно сколько угодно мрачно зыркать, эффект будет нулевой. Давно выработался иммунитет против попыток морального давления авторитетом, без него свое мнение среди профессуры не отстоять. Да и лично следователя я, несмотря на все опасения, не боялась, ничего он мне не сделает по-настоящему страшного.
– Нет необходимости… – начал Марин, но я перебила:
– Есть. Во-первых, я должна разобраться, как именно сработала аппаратура. Это экспериментальная установка, в которую вложены несколько миллиардов. Вы действительно хотите, чтобы она просто сгинула в черной дыре без объяснений, если есть возможность выжать из нее экспериментальные данные? А во-вторых, считайте, это улика и наше с Гараниным алиби, и я тем более отказываюсь с ними расставаться! Сейчас вы скажете, что это все не нужно, а потом вообще заявите, что мы удрали на корабле, и попробуй докажи, что ты не инфузория в туфельках…
– Вась, уймись. – Тщетно пытаясь сдержать веселье, Захар осторожно приобнял меня за плечи.
– И не подумаю! – Я в ответ метнула хмурый взгляд. – Мировая наука мне такого разгильдяйства не простит!
– Раз улики, то забрать надо. – Показалось или в уголках губ Марина действительно теплилась улыбка? Тон, однако, оставался ровным, холодным, да и взгляд вроде бы тоже.
– Ланс, отправь людей в лабораторию с погрузочной платформой, – обратился капитан к одному из своих подчиненных.
– Пойду проконтролирую, а то они еще угробят то, что удалось восстановить.
Мужчины проводили меня молчанием.
Не могу сказать, что я не доверяла корабельному экипажу. Все-таки работали тут грамотные люди, понимающие, и с доставкой обломков с планеты они справились прекрасно. Скорее, это был хороший повод покинуть общество неприятного следователя и заодно – по-человечески попрощаться с обитателями станции.
Аппарат за нами прислали действительно крошечный, двухместный, без грузового отсека. Тут и троим пассажирам было негде развернуться – впереди маленькая рубка с парой кресел, дальше, без шлюза, жилой модуль, состоящий из двухъярусной койки с одной стороны и двух кресел через стол – с другой. Над столом – простенький пищевой синтезатор и отсек для хранения продуктов. А потом – зачаток стыковочной палубы, на которой хранилась пара скафандров, и сразу шлюз. В этот закуток и набили основное количество ящиков, некоторыми пришлось занять верхнее спальное место, пару – приткнуть в рубку позади кресел.
Попрощались тепло. Любовь с несколькими своими подчиненными даже оставила работу, чтобы нас проводить, и на стыковочной палубе через полчаса стало тесновато. Женщина обняла меня, крепко прижала к пышной груди. Контактами мы обменялись давно и договорились не терять связи.
Марин первым полез в шлюз, замер в проходе, так что я в него чуть не влетела. Ругнулся, обо что-то запнулся и ругнулся еще раз.
– Поосторожнее, это ценное оборудование! – одернула я его. – Под ноги смотрите!
Полковник обернулся на меня через плечо, проворчал что-то тихонько себе под нос, но дальше пошел аккуратнее. Гаранин процессию замыкал и делал все молча, только посмеивался.
– Это нарушение полетных норм, – заметил Марин, окинув взглядом ящики в рубке, но протиснулся мимо них и сел в кресло.
– Надо было корабль нормальный брать, а не это недоразумение, – огрызнулась я. Усаживаться рядом с ним не стала, предоставила такую честь начбезу и заняла свободное кресло у стола.
Следователь оглянулся на меня с каким-то странным выражением лица, хмыкнул, но больше ничего не сказал.
Пока рядом с ним не устроился Захар.
– Гаранин, она всегда такая? – спокойно спросил Марин.
– Беспокоится, – неопределенно пожал плечами мой полковник.
– Вот это понимаю – темперамент. Вулкан, а не женщина! Все-таки везучая ты зараза.
– Завидуй молча, – со смешком отмахнулся начбез.
И до меня наконец дошло.
– Вы что, знакомы?! – возмутилась я со своего кресла, а потом не выдержала и просочилась мимо ящиков в рубку. Между приборами и креслом хватало места, чтобы можно было нормально встать и заглянуть в бесстыжие глаза заговорщиков. – Гаранин, ты…
– Я пытался сказать, но ты даже слова вставить не дала! – логично возразил тот.
– Сядьте уже куда-нибудь, а? – вздохнул Марин. – Сейчас корабль дернется, вы упадете на приборы, и закончится все печально.
Претензию я приняла, она была обоснованной, и, извинившись, полезла обратно. Точнее, попыталась; Захар не пустил. Перехватил за талию, потянул к себе, устроил на коленях – я в первый момент от такого проявления нежности даже опешила. Прежде от чрезмерного проявления чувств на людях полковник воздерживался, мог разве что приобнять или ободряюще пожать руку, но так демонстративно?
Ревнует, что ли?
– Ну хотя бы так, – хмыкнул следователь и погрузился в управление кораблем.
– Не нервничай, – тихо попросил Захар и поцеловал в макушку.
– Я и не…
– Вась, я же не слепой. Тебя едва не трясет, и ты пытаешься унять волнение суетой. Не нужно, все хорошо. Я давно знаю Макса, он профессионал.
– И все-таки, как у тебя это получается? – пробормотала я, поудобнее устраивая голову на его плече. – Как можно быть одновременно таким чутким-понимающим и – совершенно непробиваемым, а?
– Легко чуять то, что хорошо понимаешь, – невозмутимо пояснил Зар. – Твое беспокойство сейчас естественно.
– Логично, – вздохнула в ответ. – А потискать меня ты решил, потому что тебя успокаивают прикосновения?
– А тебя нет? – с иронией уточнил он, на пару мгновений прижав покрепче.
– Обычно меня это только больше злит, – возразила задумчиво. – Но к тебе я, кажется, привыкла. За время общения с куйками выработался рефлекс.
– Хорошо. Будем его поддерживать.
– Может, вы назад пойдете? – предложил Марин, когда голос искина корабля сообщил об успешном отделении, принятом маршруте и включении автопилота.
– Да вроде спать еще рано, – пожала я плечами.
– Нет, на такое счастье я всерьез не рассчитывал, – насмешливо глянул на меня мужчина. – Но если вас не видеть, я буду не так сильно завидовать. Хотя… с вас еще станется слишком активно не спать! Нет уж, сидите лучше тут.
– Не обращай внимания, Вась, – посоветовал Захар. – Макс дурачится. Должность ответственная, надо морду держать, дело нудное. А я его с учебки знаю, вот и расслабляется, пока все свои. Пойдем лучше ящики куда-нибудь поудобнее раскидаем, – обратился он уже к следователю. – А то спать действительно когда-нибудь придется. И есть.
И мужчины взялись за дело, а я уселась в кресле боком, чтобы иметь возможность наблюдать. И на всякий случай проконтролировать, чтобы с оборудованием обращались аккуратно, а еще – просто полюбоваться. Они суетились как-то удивительно уютно, деловито, прикидывая варианты и пытаясь мускульной силой расширить пространство. Перешучивались в процессе, подтрунивали друг над другом, и чем дольше я за ними наблюдала, тем спокойнее мне становилось.
Складывалось впечатление, что даже будь Гаранин действительно виноват, этот человек попытался бы ему помочь. Хотя бы сбежать. Может, я плохо разбираюсь в людях и недооцениваю их чувство долга, но от этих мыслей все равно стало легче.
Утрясти груз мужчины в итоге сумели. Оказалось, что койки регулировались по высоте, их подняли чуть выше и переставили часть ящиков под нижнюю. Потом убрали стол, заменив его еще одной коробкой, поудобнее перетасовали основную массу груза, которая стояла у шлюза, освободив проход в санблок. И вроде бы меньше хлама не стало, но распределился он
