– Может, – осторожно согласилась с этим. – А может и не сидеть. Денис Александрович, я же говорю, я не следователь и ничего в этом не смыслю. Если судить по тому, как вел себя полковник на планете, он совсем не кажется жестоким и безжалостным монстром. Но, с другой стороны, даже самые кровавые маньяки в жизни, насколько слышала, были милыми и безобидными людьми, так что никто в здравом уме не мог бы их заподозрить.
– А говорите, детективами не интересуетесь, – улыбнулся Баев.
– Доброго вечера! – В кабинет шагнул бодрый и как будто слегка взвинченный Марин в сопровождении пары бронированных охранников. – Простите, что прервал занимательную беседу, но дело неотложное. Баев Денис Александрович, вы арестованы по обвинению в пособничестве террористам, а также в государственной измене. Прошу без глупостей и резких движений.
– На каком основании? – нахмурился научрук. Он явно старался выглядеть невозмутимым, и это вполне удавалось. Если бы не одно «но» – на лбу мужчины выступила испарина. Контролировать это он явно не мог.
За спиной Баева встал один из конвоиров.
– Оснований полно. Показания свидетелей, записи переговоров, показания пилота корабля, на котором вы сегодня ночью планировали удрать. Он даже попытался вас предупредить, но мы заглушили рабочие частоты коммов. Василиса, ты молодец, – кивнул Макс и сделал знак охране. – Очень вовремя он проявил любопытство и очень сильно увлекся, даже заглушку не заметил.
– И зачем бы мне подобное понадобилось? – не сопротивляясь, через губу сцедил белый полковник, когда стоявший рядом охранник надел ему наручники.
– Мне тоже интересно, – вставила я.
– Да все примитивно и просто. Деньги, – развел руками следователь. – Очень, очень большие деньги.
– И зачем ему «очень-очень большие деньги»? – удивилась я. – Неужели банально захотелось красивой жизни?!
– Банально захотелось жизни, – хмыкнул Марин. – Ваш научрук – игрок. С полгода назад он здорово проигрался тем, с кем вообще не стоило садиться за один стол. Покрыть выставленный счет законными методами оказалось невозможно, на что и был расчет. Ладно, пойдем мы. И ты иди, Гаранина я уже отпустил… А, ну кто бы сомневался.
Последняя реплика относилась, собственно, к моему полковнику, который очень вовремя появился на пороге. Захар окинул внимательным напряженным взглядом кабинет, обнаружил, что ничего страшного не происходит, и заметно расслабился.
В коридор мы вышли вдвоем, Марин остался проводить обыск в присутствии уже, можно сказать, бывшего научрука.
– Надо же, все-таки он, – задумчиво пробормотала я. – В голове не укладывается, как это все получилось… Да еще по такой банальной причине!
– А ты ожидала заговора мозгоедов? – иронично спросил начбез.
– Ну хотя бы. Впрочем… Знаешь, вот тот факт, что он оказался игроком, почему-то не очень удивляет. Мне кажется, именно такой порок подходит ему идеально. Ко всему его облику, к работе, к личности. Наверное, если подумать, только как-то так и могло объясняться его участие. Азарт и долг перед опасными людьми – это более подходящий для Баева мотив, чем внезапная жажда наживы или, тем более, внезапно открывшийся фанатизм, или вхожесть в верхи «Последнего часа». Но все равно не по себе. Он казался таким хорошим… неужели не придумал другого выхода?
– Скорее всего, ему не дали такой возможности, – предположил Захар. – Не удивлюсь, если окажется, что вышли на него намеренно, как на подходящий ключ к станции.
– И теперь его казнят, да? За измену же полагается высшая мера.
– Не знаю, это от многого зависит, – неопределенно пожал плечами мужчина. – Но я сомневаюсь. Баеву нет резона упираться, он наверняка будет старательно сотрудничать со следствием. Но срок все равно получит очень большой, заслужил.
– Наверное, – я нервно повела плечами. Думать о последних событиях не хотелось, но думалось. И было от этих мыслей грустно и противно. Конечно, хорошо, что со всем разобрались и все выяснили, но…
– Как первый рабочий день? – спросил Гаранин.
Только теперь я обратила внимание, что в голосе полковника, вообще в том, как он шел рядом, сцепив руки за спиной, ощущалось странное напряжение. Покосилась на мужчину растерянно, но сказала:
– Рабочий – хорошо, мои явно обрадовались появлению останков прототипа.
– То есть мы не зря трое суток летели верхом на ящиках?
– Не зря, – коротко ответила ему. Потом подцепила под локоть и спросила настороженно: – Зар, что-то случилось?
– Нет, я… – проговорил он, машинально согнув руку, чтобы мне было удобнее держаться. Запнулся и, отмахнувшись, накрыл мою ладонь своей. – Не обращай внимания. Я соскучился.
– Так, погоди. Ты что, опять какие-то выводы сделал?! – сообразила я. Остановилась возмущенно, поймала его за воротник формы, чтобы развернуть к себе. – Ну-ка в глаза смотри! Что ты там опять напридумывал?
В ответ начбез засмеялся, заметно расслабившись.
– Никаких выводов, я же обещал, – заверил он. – Просто… легкие опасения.
– Дурак ты, Гаранин! – буркнула я, но продолжать ругаться не стала. Просто потянула мужчину к себе за все тот же воротник, заставляя нагнуться.
Намек был понят правильно, и через мгновение мы уже увлеченно целовались прямо посреди коридора. И мне было совершенно плевать, как на это отреагируют окружающие. Даже, если совсем честно, хотелось, чтобы кто-то нас застукал. Пусть уже поскорее сплетня облетит станцию и забудется, чтобы Захар перестал дергаться по мелочам.
Удивительно, как такой серьезный, бесстрашный профессионал может быть таким неуверенным в себе, когда дело касается личных отношений! Даже как-то неловко, что такие эмоции вызываю у него именно я. И ведь вроде бы ничего для этого не делаю…
Странно, но упорство Гаранина в собственных заблуждениях и опасениях – конечно, в тех случаях, когда он не делал выводов, а само по себе – уже совсем не раздражало и вызывало только одно желание: как-то успокоить, убедить, доказать ему, что повода для беспокойства нет. Ну в самом деле, куда я от него денусь-то?
– Знаешь, оказывается, это был очень длинный день, – пробормотала я через пару минут мужчине в губы. – Я ужасно соскучилась. Куда ближе, к тебе или ко мне?
– Наверное, ко мне.
По дороге нам вообще никто не встретился, станция как будто вымерла, хотя обычно жизнь здесь кипит круглые сутки – люди работают в разные смены, никакой единой на всех ночи. Даже освещение в коридорах всегда приятно-приглушенное, утренне-вечернее.
В каюте некоторое время было не до пустой болтовни и не до сомнений со всякими посторонними мыслями. А вот потом, когда мы лежали рядом, обнявшись, и я рассеянно выводила кончиками пальцев узоры на груди мужчины, мысли эти нагнали.
Я с удивительной ясностью понимала, что не желаю расставаться с этим человеком. Совсем. Хочу не встречаться от случая к случаю и приятно проводить время, а иногда расставаться, на положенные графиком восемь рабочих часов, чтобы непременно в середине дня встретиться и пообедать тоже вместе. Засыпать и просыпаться рядом, и пусть никому даже в голову не приходит, что это временно.
Интересно, это любовь? Или какой-то вариант зависимости, спровоцированной шуликом?
Впрочем, даже если и так, плевать на причины. Какая разница, в самом деле? Главное, что я – это все еще
