Тола шла наравне с мужчинами, не выказывая боли в ребрах. Темная фигура в ее сознании кралась следом, подгоняя ее. Ей не нравились ее спутники. Коротышку — теперь она знала, что его зовут Сеолуулф, — легко было понять. Он надеялся выгадать от связи с ней. От него исходил запах гари от пожаров, пылавших в долине. Ей казалось, что он идет крадучись, почти ползком, и она представляла себе лису, которая подбирается к курятнику, или волка, который бродит вокруг стада коров.
Однако Сеолуулф не был волком. Волк шел следом, тревожа ее сон, и без того беспокойный. Выспаться где-нибудь в скальной расщелине, втиснувшись между этими грубыми людьми, было невозможно — но иначе она замерзла бы насмерть. По ночам они щупали ее руками, и единственное, что ее спасало, это их споры о том, кому взять ее первому. Сеолуулф и Исамар считали, что никому. Слишком много раздоров она вызывала и слишком ценным товаром была.
— Кому меня продали? — как-то спросила она.
— Кто сказал, что тебя продали? — отозвался Исамар, невидимый за стеной своего страха.
— Я это чувствую.
— Ты ошибаешься. Ты встретишься с великими людьми и поможешь избавить нашу землю от этих норманнов.
— Тебе все равно, кто твой властелин. Какая разница, кого грабить — норманна или англичанина? Ты все еще в лесу — замерзая или изнывая от жары, ты промышляешь на дороге.
— Я не разбойник, леди, — возразил Исамар.
Она почувствовала, что задела его гордость.
— Тогда кто ты?
— Просто человек.
— Разбойники, они тоже люди, — заметил Сеолуулф. — А он — колдун. Или называет себя им.
— Я слышу богов леса, — сказал Исамар.
— Мужчины не владеют магией, так говорила моя мать.
— Не так, как женщины. Видеть магию, слышать ее — не значит владеть ею.
— Сделай так, чтобы настало лето, если такой умный, — огрызнулся Сеолуулф.
— Если я это сделаю, норманны могут подумать, что им неплохо было бы подняться в горы, — ответил Исамар. — Холод удерживает их в долине.
Сеолуулф съежился в своей меховой шкуре.
— Когда завершим дело, я пойду на юг. Говорят, там теплее.
— Холоднее точно не будет, — сказал один из мужчин.
Тола подумала о побеге. Но куда ей бежать? По крайней мере у этих людей было немного еды и их тела согревали ее по ночам. Вечернее небо было, словно меч, цвета ржавого железа. Село солнце — и свет, казалось, застыл, а на горы обрушился холод. Они развели костер и сбились вокруг огня, словно скупцы вокруг сундука с сокровищем.
— На что похож Йорк? — спросил Исамар однажды ночью, когда от холода никто не мог уснуть.
Они остановились на ночь в крошечной пещере в скале, размеры которой едва позволили им втиснуться в нее, а пол был настолько твердым, что им не удалось вырыть ямку для очага, и огонь, который они развели на полу, мгновенно сожрал все заготовленные дрова.
— Он большой, — сказал Сеолуулф. — Больше всего, что ты когда-либо видел в жизни.
— А какие там люди? — спросил Исамар.
— Богатые, во всяком случае, те, которых я встречал, — ответил Сеолуулф. — Говорят, на базарах там можно купить любое чудо света. Кто-то рассказывал, что на его памяти там продали гиппогрифа с востока.
— Ты там никогда не был, — сказала Тола.
Сеолуулф фыркнул.
— А зачем мне это? Там много людей, которые с радостью отсекут мне голову, и всем видно, что я чужак. Я встречаю йоркцев, когда граблю их.
Когда тучи рассеялись и появилась яркая луна, они, не дожидаясь рассвета, двинулись в путь, голодные и промерзшие, но радостно предвкушающие, как согреются от ходьбы.
Когда небо превратилось в холодное голубое лезвие, выкованное раскаленным солнцем, они достигли вершины холма и посмотрели на лежащую под ними широкую равнину.
От изумления Исамар открыл рот. А потом произнес:
Один сказал: «Вигрид — равнина, где встретится Сурт в битве с богами, по сто переходов в каждую сторону поле для боя»[4]— Конец мира, — сказал Сеолуулф.
Тола глядела вниз. Вся громадная равнина была охвачена пожаром. В ее родной долине норманны сожгли усадьбы фермеров, но то были отдельные строения, стоящие довольно далеко друг от друга. Равнина, которую она видела сейчас, была заполнена несколькими деревеньками. Среди этих селений встречались и не такие уж маленькие. Все они были в огне. Все. А далеко впереди разгорался самый большой пожар — огромный столб огня и дыма, поднимающийся в небо, словно земля отчаялась ждать тепла от солнца и протянула к нему огненные руки, чтобы показать, как нужно греть. Горел Йорк.
Равнина кишела идущими рысью всадниками.
— Я слышал, они оставили его в покое, — произнес Сеолуулф.
— Просто сначала они пошли на север, — сказал Исамар, — а потом обошли город с другой стороны.
— Почему? Их хозяевам понравилась бы эта земля, она такая обильная, — заметил один из спутников.
— Поймав лису, фермер не сможет сделать из нее сторожевую собаку, — сказал Исамар. — Поэтому, отрезав ей голову, он вешает ее на воротах, чтобы все видели.
— Это проповедь о неповиновении, — вставил другой путник.
— А норманны — суровые проповедники. Это проповедь огня.
— Тогда куда? — спросил Сеолуулф.
— Навстречу нашему покровителю, — ответил Исамар. — Это ничего не меняет. — Он ткнул пальцем куда-то в сторону большого леса, темневшего к западу от города. — Уэлдрейкский лес. Она будет ждать там.
Тола не слышала почти ничего из того, что он говорил. «Как ты думаешь, люди были предупреждены?» — спрашивала она. В голове ее вместо мыслей были вопли, паника и отчаяние, любовь в сердце была смята и раздавлена копытами коней. На этой земле теперь правили огонь и разрушение — и не только на этой.
