Остаться в лодке — значит дать себя поймать и убивать, рискуя своей душой, тонущей в кровавой тряс сине. Тогда девушка окажется в опасности. Собака сможет найти их даже в тумане. Норны прядут ту судьбу, какая прядется, и здесь, на реке, они спряли смерть. Ее нельзя избежать; судьба завязана узлом, и развязать этот узел невозможно. Он направил лодку к берегу и привязал к пню. Девушка замерзла, он обнял ее, пытаясь привести в чувство. Это было бессмысленно. Или разводить скорее костер, или смерть. Дыхание собаки стало ближе, удары весел по воде тоже.
Он соскользнул в реку, и от холодной воды у него тотчас перехватило дыхание. Он подавил дрожь и позволил проявиться своей волчьей сути, с ее враждебностью и силой, заключенной в его сознании, с жаром гнева, освободившим грудь от ледяной хватки воды и позволившим ему двигаться дальше. Он пробирался вперед, вдоль поваленного дерева, в двадцати шагах от которого привязал лодку. Вода доходила до груди, поэтому он присел на корточки, чтобы на поверхности оставалась только его голова, и выглянул из-за веток.
В неподвижном воздухе голоса были хорошо слышны.
— Мы ничего не найдем в таком тумане, милорд.
— Мы ничего не найдем, если не будем искать.
— Если где-то рядом англичане, мы можем попасть в засаду.
— Англичане разбиты. И нас здесь десять человек, так чего ты боишься? — Говоривший закашлялся. В его дыхании слышался скрежет. Жируа был не в порядке. У него появилась руна?
Залаяла собака — коротко, гулко, жадно. Сознание Луиса поблекло. Было холодно. В голове стоял шум. Мир сжимался до голых фактов. Туман, река, молитва. Внутри него звучало собственное эхо. Никакой крови. Крови быть не должно. Десять человек. Он думал, что их будет больше. Среди них Жируа.
— Он воняет!
— Утопленником.
— Тихо!
Норманны замолчали, но собака продолжала лаять.
— Смотрите!
— Наша лодка!
— Двигайся к берегу. Мы погибнем в воде, если у них есть лучники.
— У него нет лучников, у него даже одежды нет. Греби к ней.
Жируа стоял на носу лодки, вглядываясь вперед, словно рыбак, высматривающий рыбу. Теперь Луис заметил руны, но когда он увидел их танец, они ускользнули от него.
— Что-то происходит. Гилфа, что происходит? — спросил Жируа.
— Не знаю!
— Магия исчезает? Я не чувствую ее больше.
— Я не знаю, милорд. Я не знаю.
— Это что, шутка?
Нос лодки прошел в пяти шагах от ветки. Луис нырнул, и ледяная вода сжала голову мертвой хваткой. Пара гребков руками — и он возле лодки. Ухватившись рукой за борт, он попытался перевернуть лодку, но поскользнулся на речном дне, и она не перевернулась, а только сильно накренилась. Жируа с еще одним солдатом рухнули в воду. Луис навалился на борт лодки и потянул вниз. Панический страх, волной накрывший солдат, доделал остальное. Лодка накренилась, и четверо воинов упали в воду рядом с ним, взывая к святой Марии и святому Этьену. Схватив одного из воинов за шею, Луис молниеносным движением сломал ее. В суматохе и темноте солдаты потеряли свое оружие. Он потянул в глубину второго. Его друг пришел на помощь и стал рубить по воде мечом, но поразил только норманна. Вокруг Луиса клубилась кровь, на запах и вкус такая сладкая, словно глоток вина. Он встал и ударил солдата кулаком в висок. Не терзать, не рвать на части, не впиваться когтями в собственную человеческую сущность.
— Чужестранец! — закричал Жируа с противоположной стороны лодки.
— Он здесь, милорд, здесь!
Еще один солдат, стоявший по грудь в воде, пытался выбраться на берег, меч в его руке ходил ходуном, словно ветка на ветру. Его страх ударил Луиса, как жар из пени пекаря.
— Я не вижу тебя, Филипп!
— Сюда, сюда!
Луис, уклонившись от меча, снова ударил, на этот раз целясь в горло. Солдат выхватил нож, но Луис отсек ему руку и вогнал нож в бедро, выплеснув на поверхность темно-пурпурную, такую соблазнительную кровь. Появилось ощущение, будто он стоит на краю пропасти и готов броситься вниз. Нет, Луис, нет. Его пальцы тянулись к шее человека, губы приоткрылись, обнажив клыки, и в горле зародилось урчание. Что будет с девушкой? Он мог защитить ее от норманнов, но не от самого себя. В следующее мгновение он отбросил человека в воду. Воин перевернулся, встал на четвереньки и заковылял прочь, как больная собака.
Запах крови будил в его сознании волка, крадущегося и голодного. Убить, съесть и убить. Опять убить.
— Филипп, ты там? — позвал Жируа.
Паника, достигнувшая апогея, подавляла волю. Слова разделялись и распадались в сознании Луиса. Инстинкт подсказывал ему, глаза видели то, что не видел Жируа. Темень окружала человека. Но не волка.
Девушка на берегу закричала, ее голос вернул его обратно.
— Оставь меня, Жируа. Я подарю тебе жизнь, если ты сейчас же уйдешь, — сказал Луис.
— Нас десять, а ты — один!
— Вас уже не так много, и, судя по всему, ты не видишь меня. Знай, я обладаю великой магической силой.
— Она не поможет, когда мы вытащим тебя из реки. Эндрю! Роберт! Пьер!
Ответа не последовало — только хрип человека, которого Луис душил.
Луис всматривался в темноту и туман. Где-то там был Жируа. Вода доходила Луису до бедер, и он поворачивался кругом, высматривая врагов.
Все должно закончиться здесь. Не нужно продолжать погоню. Внутри Луиса, словно кипящий источник, клокотала ярость. Девушка опять закричала. Если он сейчас убьет, то сможет ли потом остановиться? Сможет ли сломать кому-то шею, вырвать горло и не слизать драгоценную кровь с пальцев? Кровь ценнее золота, она преобразует. Даже запах ее питал его мускулы, открывая внутри него новые голодные пустоты.
— Я убью тебя, чужестранец! — закричал Жируа.
Луис набросился на него, потащил обратное воду и стал топить. Убивать, радоваться, охотиться. Без разницы. Что такое убить, если не охотиться,
