«Мне повезло, — с благодарностью подумала Патриция. — Хотелось бы, чтобы и Джуди...»
Ресторан вокруг них гудел; обрывки разговоров прорывались сквозь тихие напевы гучжэна и пипы — мягкие акценты, являющиеся аранжировкой к блюдам дня: каракатице по-тайски с тремя видами специй, пекинской утке и сычуаньской говядине.
Байрон сказал уже более серьезно:
— Мне жаль, что этот вопрос омрачил наш праздничный ужин. Я хотел, чтобы он был особенным.
Она сжала его руку под столом.
— Он очень особенный. Мы могли бы ужинать в «Макдональдсе», и он все равно был бы особенным. Главное, что ты рядом.
Байрон смиренно улыбнулся.
— В любом случае у меня есть тост. За твое продвижение!
Изящные бокалы с пряным сливовым вином стукнулись с мелодичным звоном. Патриция работала юристом по недвижимости в фирме, которая только что официально поднялась со второго на первое место в рейтинге штата. Последние десять лет рынок недвижимости в Вашингтоне и Северной Вирджинии сходил с ума. Рост в этой сфере никогда не был таким бурным, и адвокаты, сумевшие обуздать волну, буквально находились на гребне успеха. Среди них была и Патриция. Став партнером, она начала получать часть чистой прибыли компании. Таунхаус в Джорджтауне, купленный в ипотеку несколько лет назад, был полностью выкуплен и стоил в пять раз больше того, что Байрон с Патрицией заплатили. У них всегда была хорошая жизнь. Теперь она превращалась в отличную.
— Кое-что мне не нравится. Попахивает сексизмом. — Байрон вернулся к отвлеченным разговорам, умело подцепляя румаки. — Твоя фирма, «Макгиннис, Майерс и Моракис». Теперь ты партнер. Разве название не должно было поменяться на «Макгиннис, Майерс, Моракис и Уайт»?
— Плохо для бренда, Байрон, — ответила она. — Это испортит логотип — три М. Кроме того, я не хочу видеть свое имя на двери. Первое, что я сделаю с моим бонусом, — отвезу моего прекрасного мужа в Гонконг, чтобы он смог закончить свою поваренную книгу об изысканных блюдах.
— Может показаться, что я несколько инфантилен в своей прожорливой мечте, но ты должна поверить: каждый выдающийся ресторанный критик, к коим я себя причисляю, непременно должен попробовать Тао Фа Фу, пасту из копченых бобов и суп из рыбьих голов в лучшем кантонском ресторане в мире.
Она улыбнулась, глядя на него.
— Лишь бы тебе это по-настоящему нравилось, милый. Я восхищаюсь твоей страстью. Я люблю хорошую еду, но у меня нет такого же... понимания, — она указала на тарелку. — Вот, например, это замечательная, даже, наверное, лучшая креветка из всех, что я когда-либо пробовала.
Байрон поморщился.
— Дорогая, это не креветки, а лангустины из залива Мортон в Австралии. Ближе к омарам, чем к...
Патриция кивнула.
— Хорошо. Но для непритязательного вкуса, подобного моему, это креветки. Отличные креветки! У меня просто нет твоей способности рассказывать другим людям о еде. Нет твоей любви к этому. Вероятно, ты бы описал это...
Прежде чем она успела закончить, Байрон стащил с ее тарелки лангустина, посмаковал его во рту и сказал:
— Таинственный заговор аутентичных специй, акцентирующий сладость мяса далекого и очень экзотического ракообразного. Хлесткость нежных ростков лука-шалота укрощена правильной температурой подачи, чтобы привести в восхитительное упоение, редко доступное американцам-гурманам. В общем, это блюдо — произведение кулинарной поэзии.
— Именно, — сказала она и рассмеялась. — Ты определенно будешь в своей тарелке в Гонконге. Хочу увидеть тебя там. Сгораю от нетерпения.
Она не лгала. Они были вместе двадцать лет. Еще десять лет назад Байрону приходилось работать на износ, в то время как Патриция училась в юридической школе и занималась сопутствующей работой.
— Ты помог мне осуществить мою мечту, — произнесла она, — и я знаю, что порой кажется, будто я забыла об этом.
— Глупости. Это наша мечта, и мы проживем ее вместе, — сказал Байрон.
Она задумалась. Чувство вины с новой силой врезалось в ее сердце. Большую часть времени Патриция была слишком занята, готовя опросные листы для досудебных слушаний, чтобы напомнить себе, что она, вообще-то, часть жизни Байрона.
«Я все исправлю, начиная с этого момента», — пообещала она себе, надеясь, что это не еще одно оправдание. Он всегда хотел поехать в Гонконг, чтобы посетить рестораны, но за все двадцать лет у нее никогда не было на это времени. Она всегда была слишком занята.
«Ну, больше не занята, — подумала Патриция. — Теперь я один из боссов».
— Как я и сказала, первое, что я сделаю в качестве партнера, — отвезу тебя в Гонконг. — Радостный тон сник под давлением тревожных мыслей. — Ну, я имею в виду... после...
— Конечно, похороны, — сказал Байрон. — Почему бы мне не поехать с тобой? Это долгий путь.
— Всего три часа.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты не захочешь в одиночку встречаться с этими людьми, еще и в такой ситуации.
Патриция понимала, что он подразумевает. Она никогда не чувствовала себя в своей тарелке в Аган-Пойнте, потому что просто не вписывалась туда.
«Там все думают, что я тщеславный космополит... что, в принципе, не далеко от правды», — возникла мысль в голове Патриции.
— Я еду туда к Джуди, — сказала она, — а что касается остальных — к черту.
В тех местах царило заурядное представление, что только неблагодарные выскочки покидают малую родину ради карьеры в большом городе.
— Не буду врать: я не хочу туда ехать. По правде говоря, они могли бы сбросить тело Дуэйна в канаву, присыпать грязью и не устраивать похороны, но...
Байрон кивнул.
— Ты должна быть там ради Джуди. Конечно, должна. Хорошие люди именно так и поступают.
Но эти мысли и то, что Байрон закончил предложение за нее, заставили Патрицию почувствовать себя неловко.
Она подумала, что никогда по-настоящему не поддерживала сестру, когда та действительно в ней нуждалась.
Семья и карьера часто сражаются друг с другом в жизни современных людей. В случае Патриции преданность семье проиграла.
В глубине души Джуди, как казалось Патриции, так и не простила ее за то, что она уехала, что
