— Ну что ты Толик. — Женя лукаво улыбнулась и подойдя опасно близко, провела ладонью по его груди, что под рубашкой часто вздымалась под барабанную дробь его сердца. — Ты мне даже не враг. Ты для меня вообще никто. Пшик. Тебя не-е-е-т.
Она рассмеялась, походя на сумасшедшую и выскочила за дверь. Платов остался стоять в растерянности на месте не зная, что делать. Толи разнести квартиру в пух и прах, то ли догнать стерву и за волосы затащить обратно в дом, чтоб довести начатое сегодня ночью до конца. Но визг колес не оставил ему выбора. Он орал от злости и ненависти, громил все что попадалось под руку и успокоившись лишь в руинах собственного дома, грохнулся в эту кучу переломанной мебели и техники, с бутылкой водки. Выпив ее залпом, раскидавшись звездочкой глядя в высокий потолок, расплакался от безисходности, горько и громко словно маленький ребенок.
Глава одиннадцатая.
— Такие мне можешь даже не предлагать. Ты же знаешь, я не люблю белый шоколад и мое мнение будет предвзятым.
— Ну на тогда вот эту попробуй. Там апельсин и черный ром, по-моему, не плохо.
— Ммм. Такие да! Класс!
Не желая афишировать всем подряд о своих проблемах, Женя отправилась к Сурену. Лучший друг отца, кондитер. Она никогда не говорила с ним о делах, да и дел общих у них никогда не было. Он был для нее любимым дядей Суреном, который баловал ее сладостями всегда. Столько, сколько она себя помнила.
— Ну давай рассказывай, с чем пожаловала к старику.
Выслушав честного дегустатора, коим для него всегда являлась Женя, Сурен наконец то задал ей вопрос, которого она ждала.
— Ты можешь назвать мне хотя бы одного человека, с которым работал папа еще до того, как маму убили?
— Не могу.
— Почему?
— Как же ты на мать свою похожа. Такая же в задницу стрелянная.
Сурен рассмеялся и выйдя из-за прилавка, своего кафе-магазинчика позвал свою младшую дочку Нину.
—Нинка! Встань за прилавок.
Он подхватил Женю под руку и повел ее в небольшую комнатку, которая была одновременно комнатой отдыха для всего персонала и самим кабинетом для Сурена. С утра в кафе кипела работа и там им никто бы не помешал.
— Ты что-то странное про маму сказал? В смысле в задницу стреляная? — удивленно спросила Женя, когда они зашли в кабинет.
Маму она помнила обычной, стандартной домохозяйкой. Женя даже в детский садик не ходила, мама посвящала ей всю себя и чуть- чуть доставалось отцу, которого частенько не было дома.
Они прошли через всю комнату и сели за круглый стол, покрытый льняной тканью. Сурен положил сухие и загорелые руки на подлокотники плетеного кресла и наконец то заговорил.
— В прямом. Такая же дурная как ты. Платья носила покороче твоих. Послать могла любого. И вся эта тема, из-за которой ее и убили, к твоему отцу вообще не имела никакого отношения. Он обычный слесарь был. Тачки ремонтировал, а салон, мастерские это все Света ему организовала, он правда сам раскрутился.
— Отец мне об этом ничего не говорил. — выдержанно ответила Женя, хотя в голове у нее было полное несоответствие выдаваемой Суреном информации с воспоминаниями о маме.
— Перед тем, как ее убили, она все компроматы ему передала. Так что, не могу назвать никого, да и потом, я с твоим отцом дружил, работу мы не обсуждали. Хотя Миша тогда и землю носом рыл, но никого не нашли и даже смысла не понял. То и какую выгоду получил после ее смерти так и не известно.
— А отец? Что получил отец? — Женя задала вопрос не думая, но не удивила им Сурена.
—Да он вскрылся бы, если не ты. Теперь расскажешь, что случилось?
— Дядя Сурен, мы же с тобой тоже дружим! — Женя, хохотнув улыбнулась и подскочив, чмокнула его в сухую щеку.
— Ты хоть не вляпайся никуда! Я тебя хоронить не хочу!
Старик поднялся с места и пошел провожать Женю, что торопилась на выход.
— Дядя Сурен, если я скопычусь, ты меня не хорони.
— Почему?
— Дорого. — Женя рассмеялась.
— Ой дуреха ты Женька! Дуреха! Но знаешь, в чем я уверен?
— В чем?
— Вот ты, точно не пропадешь. — он, смеясь приобнял ее за плечи, желая расстаться на доброй ноте.
Сурен проводил Женю, всучив ей не хилый пакет ее любимых сладостей.
Женя была впервые растеряна, до такой степени что даже не могла вести машину. Три раза проскочив на красный, чуть не попав в аварию, она остановилась у парка, в котором гуляла еще маленькой девочкой, именно с мамой.
Женя села на лавку, на против детского городка и выудив из бумажного пакета свеженький эклер, откусила сразу половину. Набив рот пирожным, она пыталась выудить из закромов своей детской памяти хоть что то, что связало бы ее маму с тем, что сказал ей дядя Сурен. Но в голове всплывали лишь пышные банты что та ей завязывала и сахарная вата, которую они с мамой ели наперегонки. Как читала сказки перед сном и делала пену в ванной. Как выгоняла отца спать на диван и забирала ее к себе в кровать, когда Женя болела. Она не помнила маму в платье даже выше колена, не то, чтоб короче, чем у нее.
Женя верила своей памяти, и ее мама не могла быть такой как она, но и дяде Сурену она тоже верила. Так же сильно, как не верила в то, что ее нежная и заботливая мама оторва хлеще нее и что эти папки когда-то были ее, она не могла не верить дяде Сурену. Ему не было никакого резона врать. Он действительно был лишь хорошим другом, сначала ее отца, потом стал хорошим другом и ей.
Очнулась она лишь когда зазвонил телефон.
— Ну и куда ты пропала?
— Слушай Кать, щас вот вообще не до вас!
— Ммм. Ну я, конечно, все понимаю, любовь- морковь и все такое, но совесть тоже надо иметь! У Ленки же завтра день рождения!
— Ой Катюха, ври ей что хочешь, можешь даже сказать ей, что у меня лишай или вши! Только меня не будет.
— Ну это то понятно…— Женина подруга на том конце замялась.
— Лайм пойдет?
— Ленке больше в Таро нравиться!
— Хорошо. Позвони сама только.
— А я уже!
— Я истекаю от обильной кровопотери. Ты же мне уже руку по локоть откусила сучка- змеючка! — Женя рассмеялась.
— Так-то акула тогда! — смеясь ответила Катя.
— Угу. Стая акулья. Целую.
— Чмоки-
