Вот осмотрюсь в роте, узнаю, чем она сейчас дышит, тогда и подумаю, как легализовать свою покупку. Или до Ревеля с этим подожду. Единственное, так это патронные ящики оставил в задней кабине, да они под брезентом лежат. Сверху ещё и сеть поправил, укрыл хорошо. Крючья на место зацепил, ничего с ящиками не случится. А пистолеты у меня всё в том же саквояже среди старой формы так и лежат, почищенные и в чистую белёную холстинку тщательно завёрнутые. Надеюсь, вода до них, как и до остальных моих вещей, не добралась.
Вслед за пулемётами последовал саквояж, а потом и я сам спрыгнул, чуть не поскользнувшись на плоскости. Крыло-то из-за дождя всё скользкое. Хорошо ещё, что масло отработанное только снизу на него набрызгивается, а то точно летел бы сейчас в траву кувырком. Было бы солдатикам ещё одно развлечение.
Потом пришлось возвращаться в караулку со всем своим добром и ждать, пока начальник караула вызвонит из расположения дежурный транспорт. Зато немного отогрелся возле раскалённого бока чугунной печки. Чуть позже, всего через несколько лет, к подобным изделиям намертво прилипнет название «буржуйка».
Солдаты с любопытством косились на тяжёлые свёртки, но вслух вопросов никто не задавал. Хотя, судя по тому, как они многозначительно переглядываются между собой, усекли, что там внутри непростое железо. Всё-таки военная закалка даёт о себе знать.
А чуть позже и знакомый грузовичок подрулил. Звук мотора пробился через тарабанящий по железной крыше шум дождя, тут же хрипло прокаркал о прибытии осипший и промокший сигнал клаксона. Поблагодарил за помощь и распрощался со служивыми. Оставил самолёт под надёжным присмотром и расписался в журнале приёма-сдачи объектов под охрану. Ветра почти нет, дождь обложной, судя по всему — он надолго, что мне и в караулке подтвердили. Метеослужба на весь день даёт неблагоприятный прогноз по осадкам, но без усиления ветра. Поэтому якорить и привязывать самолёт не стал. Караульные присмотрят, если что. А завтра у меня точно будет день наземной подготовки. Или полдня. Посмотрю по самочувствию и настроению.
— С возвращением, ваше благородие, — приветствует меня заглянувший в караулку водитель. Видно, не дождался на улице и решил таким образом поторопить события.
— Здорово, Матвеич. Как вы тут без меня?
А сам внимательно смотрю, как караульные укладывают у стеночки мои тяжёлые свёртки.
— Ближе к перегородке складывайте! Вот сюда, под стол, чтобы под ногами не мешались, — командует начальник караула, и я киваю ему благодарно. Нет, нужно будет обязательно проставиться перед офицерами в роте охраны. Они ко мне лицом, значит, и мне негоже к ним другим местом поворачиваться. Завтра в обед и сделаю.
Прощаюсь с личным составом и выхожу на улицу вслед за водителем, на ходу выслушивая его ответ.
— Да всё хорошо. Летают почти каждый день. Сегодня только погодка испортилась, все офицеры в собрании сидят. Ваше благородие, вас куда везти? — захлопывает Матвеич дверцу грузовичка.
— Да к командиру сначала, потом в канцелярию, а дальше видно будет. Домой, наверное. Понял, братец?
— Так точно. А где ваш «Фарман»?
— Теперь вместо «Фармана» будет «Ньюпор». Махнул не глядя!
— Это как так? — удивился Матвеич.
— А так. Поменял старый самолёт на новый. С доплатой.
— С какой такой доплатой? — Матвеич вообще в ступоре, даже газ сбросил, и грузовичок сейчас еле катится, почти остановился. Хорошо, что навыки у водителя никуда не делись, и передачу он автоматически выключил.
— Пришлось в кабалу себя продать. Вот такая доплата. Отдохну и дальше полечу, в рабство.
Смотрю на удивлённо моргающего Матвеича и начинаю всё громче и громче хихикать. Тот сначала ещё больше удивляется такому моему поведению, хотя куда уж больше, но уже начинает соображать, что господин поручик, похоже, просто шутит таким странным образом. Удивление сменяется сначала растерянностью, а потом и хитрой усмешкой. Ох, чую, отплатит мне Матвеич такой же монетой. Не-не-не, с водителем в этом времени нужно дружить, мало ли куда в нужный момент на своём грузовичке подвезти сможет.
— Извини, пошутил я. У «Фармана» мотор отказал, пришлось его в Гатчине оставить. Будет одним учебным самолётом в лётной школе больше. А мне вместо него «Ньюпор» дали. Осваиваю его теперь.
— И как? Хороший самолёт?
— Хороший. Поехали, фельдфебель, поехали. А то я до последней нитки промок.
И Матвеич поехал. Ох, придётся сегодня мне свои вещички сушить…
Доложился командиру, рассказал о командировке, как и куда пришлось летать, что делать, показал заполненную лётную книжку. На моё счастье объяснять причины своего временного перевода в Ревель не пришлось, генерал сдержал своё слово, и в роте уже обо всём знают. И даже пакет с готовыми документами меня в канцелярии дожидается. Уже распрощавшись, Роман Григорьевич придержал меня:
— Сергей Викторович, в канцелярии не забудьте печати поставить на все листы и… — немного замялся.
— Да, Роман Григорьевич?
— Скажите, поручик, замену вам просить?
Я задумался. Кто его знает, как дальше жизнь сложится. Остроумов чётко сказал, что после Ревеля останусь в его личном подчинении. Что это будет значить и надолго ли останусь, пока не знаю. Так и ответил своему командиру. Его можно понять. Был я как все, ничем среди офицеров роты не выделялся, особых хлопот начальству не приносил. А тут, ни с того ни с сего, и летать по-другому стал, и новшества из меня, как из рога изобилия, сыпятся. Командировки непонятные, связи и знакомства как-то вдруг из ниоткуда появились, не говоря уже о столичных протекциях. Вот и осторожничает Роман Григорьевич, не знает, что от меня
