Спотыкаюсь, чудом не падаю. Кладу ладонь на стену, вздрагиваю от ощущения – мы стояли так с сестрой. Раньше. Всегда. Между нами – стена, стекло, тот проклятый день, тот проклятый дождь, который превратился в мое имя. Я сам? Она сама?
Нужно выпить кофе. Крепкий, пять ложек на чашку, и сахара столько же, чтобы стал почти приторным. Ты такой любила. Делала его ранним утром и заговорщицки улыбалась мне. Нам нельзя было такой.
Подвал. Уверен, если сяду в кресло, засну, а у меня еще продукты не разобраны. На ноутбуке – пустой седьмой этаж, переключаюсь на бокс.
– Я некрасивая, – с натянутым спокойствием говорит Лекс. – Я знаю. Я специально такая.
Винни молчит, сутулясь сильнее обычного. Между ними на полу смятый листок инструкции, губы Лекс дрожат.
– Я не хочу такой тест. – Вскидывает голову к потолку. – Я не хочу, чтобы ты смотрел!
– Я не буду, – наклоняюсь к микрофону.
Меня намного сильней интересует возможность выпить кофе, и все же я не вполне держу слово. Поставив турку на плиту, оглядываюсь, вижу, как Винни берется за подол майки Лед Зеппелин. Отворачиваюсь. Иду за пакетами, лежащими на пороге. Кажется, даже отсюда спиной чувствую напряжение, висящее в боксе.
Не думаешь, что они могут сыграть нечестно, Эдриан? Не думаю. Прохождение нужно им больше, чем мне, и они это, скорее всего, понимают. Это их проверка и их доверие. Мое дело – техподдержка.
Когда я успел стать таким смиренным? Все из-за недосыпа.
Продукты – в холодильник, едва не сбежавший кофе – в меня, меня – в душ. Наконец-то. Пристраиваю планшет на раковине, делаю звук погромче. В боксе молчат, только шуршат одеждой.
– Неправда, – хрипло каркает Винни. – Ты красивая.
Лекс смеется заливисто и горько. Вместо того чтобы ответить напарнику, обращается ко мне:
– Ну? Мы прошли эту часть, ты это как-то обозначишь?
Черт. Отдергиваю штору, протираю глаза. С пальцев на экран течет вода. Отмечаю успех, не глядя ни на что, кроме блока управления. Понимаю вдруг – я ведь просто им верю. По крайней мере, этим двоим. Тест не автоматический, я пообещал не смотреть… С чего бы им верить мне? А у них есть выбор?
Дзынькает оповещение: «На крыше зафиксировано движение». Ну конечно, ведь все должно быть вовремя. Например, когда я в ванне, голый и с намыленной головой. Вздохнув, выключаю воду, тщательно вытираю руки, беру планшет. Сажусь на дно. Холодно.
Эбенизер не торопится спрашивать, что случилось. Я тем не менее привычно представляюсь и начинаю излагать условия. Он подходит к краю, спрашивает:
– Ты хочешь, чтобы я доверился тебе?
– Да.
Он кивает так, словно его похищают каждый день, садится спиной к бездне. Протягивает открытую ладонь к дрону.
– Но ведь доверие всегда взаимно, разве не так? Доверишься ли ты мне, Миротворец?
Медлю. Эбенизер объясняет мягко:
– Ты просишь, чтобы я доверил тебе свою жизнь. Это очень много, особенно после того, как ты уже отобрал у меня свободу. Неужели взамен ты не доверишь мне квадрокоптер? Это ведь даже не твое тело, просто один из многих твоих глаз.
Все верно. В остальных боксах доверие взаимно, здесь же я просто заставляю их подчиняться. Когда я создавал тесты, не заметил этого несоответствия. Почему? Беру пульт, медленно наклоняю стик вперед. Лицо Эбенизера заполняет экран, дрон сигнализирует о прикосновении.
– Спасибо. – Кажется, его глаза светятся, когда он падает с крыши.
Встает на сетке, сам замечает окно и идет к нему, не дожидаясь указаний. Только теперь понимаю – он знал, что не разобьется. Выкрашенная в цвет пасмурного неба страховка сейчас прекрасно видна.
Элли назвала меня Дождем. У меня было правило, и капли на лобовом стекле заставляли чаще биться сердце, искать тех гостей, которых можно привезти именно сейчас. Когда все изменилось? Когда я поехал за Рикой? Раньше? Что-то сломалось во мне. Во всем, что я делаю.
– Что дальше? – спокойно спрашивает новенький.
Ждет ответа, глядит темными миндалевидными глазами в камеру. У него кожа смуглая, но по чертам ничего не прочесть, как и по одежде. Немного похож на Эла, но если у того экзотичность сглажена, то здесь она подчеркнута всеми возможными средствами.
– Ждать, – говорю я.
Странное лицо не меняется. Гость просто отворачивается от камеры, обходит комнату. Встав посередине, медленно поднимает руки к потолку. Похоже, я все-таки прервал его тренировку, а Эбенизер считает, что похищение не повод для остановки занятий.
Тебе придется пройти большую часть боксов за день, и мне кажется, ты можешь справиться с ними, ни разу не упомянув о прошлом. О том, что сделало тебя таким, из-за чего ты оказался в списке моих гостей, которые не умеют доверять другим.
Мне должно быть обидно. Я должен сердиться. Я переключаюсь на четвертый этаж. Лекс поправляет завернувшийся рукав майки, все еще красная от смущения. Винни, чьи алые щеки выглядят особенно впечатляюще рядом с рыжими волосами, стоит, отвернувшись.
– Ты меня свяжешь, – говорит, не поднимая взгляда.
– Ага.
– Как?
Она пожимает плечами, перечитывает инструкцию.
– Не скажу. Извини, тут так написано, мне нельзя.
Выгребает из ячейки веревки. Пытается изобразить ободряющую улыбку, принимается за макраме, сверяясь с инструкцией.
Мое участие не требуется ни Эбенизеру, ни им. Это хорошо – я чертовски замерз. Включаю душ, медленно расправляю плечи, согреваясь. Ощущение теплой воды и мыла на коже приятно, меня снова клонит в сон, несмотря на выпитый кофе. Встряхиваюсь. Пока гости не пройдут тест, я не лягу.
… А потом Бемби поднимется к Эбенизеру, и они начнут проходить боксы с первого по шестой.
Огромное желание застонать, рухнуть на кровать, накрыться подушкой и сделать вид, что меня нет. Чем я думал, конструируя все это? Или Миротворец считал нас железными и не нуждающимися в сне?
Лекс тихо просит Винни сесть. Он, с уже связанными за спиной руками и бледный до синевы, выполняет указание. Не сразу понимает, что именно она хочет, а разобравшись, глухо смеется:
– Это называется «стань на колени».
– Извини. – Она разводит руками. – Мне не нравится так это называть.
– Да не. – Он дергает головой, пытаясь отбросить волосы с лица. – Все нормально. Ты же просишь, а не…
Не договаривает. Лекс убирает мешающую ему прядь, возится дальше с веревками. Однако эта неловкость приободрила обоих.
– Вот. А теперь, – она вздыхает, прежде чем закончить, – ты должен проверить, что не можешь освободиться. И, если не сможешь, мы подождем пять минут. Тогда будет считаться, что прошли.
Винни не шевелится, сглатывает. Шипит:
– Сволочь.
Дергается в путах, пытаясь вывернуться, – сначала неохотно. Но, чем ясней понимает, что действительно беспомощен, тем сильней начинает биться. Паника охватывает его, роняет на
