Агамед, задыхаясь, заколотил свободной рукой по земле. Выпучив глаза, он кашлял кровью. Трофоний закричал от ужаса, бросился к брату и попытался вытащить его наружу, но Агамед завопил от боли.
– Спасайся сам! – застонал Агамед.
– Ни за что! – По щекам Трофония покатились слезы. – Это я виноват. Я привел тебя сюда! Надо позвать на помощь. Я… я сбегаю за стражей…
– Тогда они убьют и тебя, – прохрипел Агамед. – Беги. Пока еще можешь. И брат, царь знает меня в лицо, – он хватал ртом воздух, в горле у него забулькало. – Когда он найдет мое тело…
– Даже не думай об этом!
– …он поймет, что ты был со мной, – продолжал Агамед, глаза которого, озаренные близкой смертью, теперь были ясными и спокойными. – Он выследит тебя. И объявит войну нашему отцу. Сделай так, чтобы никто не смог опознать мой труп.
Агамед поднял слабую руку и едва заметно коснулся кинжала, висящего у его брата на поясе.
Трофоний взвыл. Он понял, чего хотел от него брат. Вдалеке были слышны голоса стражников. Совсем скоро они будут здесь.
Он воззвал к небесам:
– Возьми лучше меня! Спаси его, отец, прошу!
Отец Трофония Аполлон не ответил на его мольбу.
«Я одарил тебя славой, – думал Аполлон. – Я позволил тебе строить мой храм в Дельфах. А ты променял доброе имя и талант на то, чтобы стать вором. Ты сам навлек на себя беду!»
В отчаянии Трофоний достал кинжал. Он в последний раз поцеловал брата в лоб и приставил клинок к горлу Агамеда.
Сон изменился.
Теперь я стоял в длинном подземном помещении, отчасти напоминающем главный зал Станции. Над головой изгибался потолок, украшенный белой блестящей плиткой под кирпич. Вдоль правой и левой стен, там, где на вокзале проходили бы железнодорожные пути, текла вода. Стены были увешаны экранами, с которых на меня смотрел кудрявый мужчина с каштановыми волосами, бородой, великолепными зубами и прекрасными голубыми глазами.
Видео напомнило мне транслируемую на Таймс-сквер рекламу вечернего шоу. Мужчина кривлялся на камеру, смеялся, целовал экран, притворялся, что вот-вот упадет. Каждый раз он представал в новом наряде: то в итальянском деловом костюме, то в форме автогонщика, то в охотничьей одежде – и каждый раз его одежда была сделана из львиной шкуры.
По экрану прыгала аляповатая надпись «НОВЫЙ ГЕРКУЛЕС!».
Да. Именно так он любил себя называть во времена Рима. У него была атлетичная фигура героя, но настоящим Геркулесом он не был. Я-то знаю. Я много раз встречался с Геркулесом. Император же был скорее воплощением представлений о Геркулесе – отретушированная, чрезмерно мужественная карикатура.
Сам мужчина, окруженный охранниками и свитой, восседал на белом гранитном троне в центре зала. Не каждый император может выглядеть царственно, когда на нем надеты только плавки из львиной шкуры, но Коммоду это удавалось. Одну ногу он небрежно закинул на подлокотник трона. Кубики на его загорелом животе были такими рельефными, что напоминали упаковку из шести банок пива: еще чуть-чуть – и я бы увидел крышки. С весьма скучающим видом он вертел двумя пальцами шестифутовый полэкс, грозя в любую минуту отхватить конечность у стоящего рядом советника.
Я едва сдержал стон. Дело было не в том, что даже спустя множество столетий Коммод не потерял и толики своей привлекательности, и не в том, что у нас с ним были… э-э… сложные отношения, а в том, что он напомнил мне, каким я сам был в прошлом. О, если бы я мог взглянуть в зеркало и снова увидеть там идеал красоты, а не пухленького неуклюжего мальчишку-недоростка с проблемной кожей!
Я заставил себя отвести взгляд и рассмотреть остальных присутствующих. Перед императором, преклонив колени, стояли двое, которых я видел во сне в пентхаусе Нерона: блестючий шакаленок Марк и варвар Вортигерн. Марк отчаянно махал руками, пытаясь что-то объяснить императору.
– Мы пытались! Ваше величество, послушайте!
Но, по всей видимости, императору совершенно не хотелось его слушать. Его скучающий взгляд блуждал по тронному залу, ненадолго задерживаясь то на одном, то на другом развлечении – полке с пыточными инструментами, аркадных игровых автоматах, наборе гантелей, мишени с приклеенной на ней… о боги, фотографией Лестера Пападопулоса, из которой торчали метательные ножи!
В дальнем конце зала в тени стояли клетки, в которых беспокойно двигались странные звери. Там не было грифонов, но были другие мифические существа, которых я не видел уже сотни лет. В гигантской птичьей клетке билось с полдюжины аравийских крылатых змеев. В загоне с золотыми стенками тянулись носами к кормушке два создания, похожих на быков с огромными рогами. Неужто европейские йейлы? Ничего себе, они и в древности были большой редкостью.
Марк бубнил какие-то оправдания, пока стоящий слева от императора полный человек в темно-красном костюме не рявкнул:
– ДОВОЛЬНО!
Советник вышел вперед, обойдя императорский полэкс большим кругом. Лицо его было таким красным и потным, что мне как богу врачевания захотелось предупредить его об опасности застойной сердечной недостаточности. Он приблизился к Марку и Вортигерну.
– Ты говоришь, – прорычал он, – что вы ее потеряли. Двое сильных опытных слуг Триумвирата потеряли маленькую девочку! Как это возможно?!
Марк сложил руки пригоршней:
– Господин Клеандр, я не знаю! Мы выехали из Дейтона и остановились у магазина. Она пошла в туалет – и просто исчезла.
В поисках поддержки Марк посмотрел на своего спутника. Вортигерн закряхтел.
Клеандр, советник в красном, бросил на них свирепый взгляд:
– А не было ли рядом с туалетом какого-нибудь растения?
– Растения? – недоумевая, заморгал Марк.
– Да, болван. Которое растет!
– Я… ну, возле двери в тротуаре была трещина, и из нее пробивались одуванчики, но…
– Что?! – взвизгнул Клеандр. – Ты оставил дочь Деметры рядом с растением?!
Дочь Деметры. Мое сердце подскочило, словно подхваченное сетью Бритомартиды. Сначала я было подумал, что они говорят о Джорджине, но оказалось, что речь шла о Мэг Маккаффри. Она сбежала от конвоя!
Марк разинул рот, будто рыба:
– Повелитель, но это… это же просто сорняк!
– И ей было его достаточно, чтобы телепортироваться куда подальше! – заорал Клеандр. – Вы должны были понимать, что она становится все сильнее. Одним богам известно, где она сейчас!
– Вообще-то, – раздался голос императора, и в комнате дохнуло холодом, – я бог. И я понятия не имею, где она.
Он прекратил крутить свой полэкс и обвел глазами тронный зал. Его взгляд остановился на блеммии-служанке, которая раскладывала на чайной тележке бисквиты и канапе. Маскировки на ней не было: лицо на груди было открыто, а под расположенным на животе подбородком начиналась черная юбка горничной с белым кружевным фартуком.
Император прицелился, а затем небрежно швырнул полэкс через всю комнату, и его лезвие вонзилось
