Дриады, соглашаясь с ней, зашумели. Некоторые даже ощетинились – в буквальном смысле.
Гроувер поднял руки, призывая всех к спокойствию:
– Да, мы все волнуемся и переживаем. Но Горящий Лабиринт – только часть большого Лабиринта. И теперь мы по крайней мере знаем, зачем император его создал. Он сделал это из-за Аполлона.
Духи кактусов, все как один, уставились на меня.
– Давайте проясним, – едва слышно проговорил я. – Я не виноват. Скажи им, Гроувер. Скажи своим замечательным… колючим друзьям, что я не виноват.
– Вообще-то вроде как виноват, – кашлянув, не согласился тренер Хедж. – Макрон говорил, что Горящий Лабиринт – это ловушка для тебя. Наверное, все дело в этой оракульной штуковине, которую ты ищешь.
Мелли переводила взгляд с мужа на меня и обратно:
– Макрон? Оракульная штука?
Я рассказал о том, что Зевс в качестве наказания заставил меня скитаться по всей стране и освобождать оракулы – а все потому что он ужасный отец.
Хедж поведал всем о наших веселых приключениях в «Военном безумии Макро». Когда он слишком увлекся описанием тамошних наземных мин, его перебил Гроувер.
– Короче, мы взорвали Макрона, – подытожил он, – римлянина, который служил императору. Он говорил о колдунье, которая хочет… ну, не знаю… наложить злые чары на Аполлона, наверное. И она помогает императору. Поэтому мы решили, что они спрятали следующий оракул…
– Эритрейскую Сивиллу, – уточнил я.
– Да, ее, – кивнул Гроувер. – Мы считаем, что ее держат в центре Горящего Лабиринта – используют ее как приманку для Аполлона. А еще у них есть говорящий конь.
Мелли была мрачнее тучи, что вполне нормально для облачной нимфы:
– Все лошади говорят.
Гроувер пересказал все, что мы слышали, сидя в мусорном баке. А потом рассказал, почему мы там оказались. А потом – что я обмочил штаны, и поэтому теперь на мне ярко-розовые камуфляжные брюки.
– О-о-о, – все дриады закивали, словно именно этот вопрос не давал им покоя.
– Может, вернемся к более насущным делам? – взмолился я. – У нас с вами общая цель! Вы хотите погасить подземный огонь. Мне нужно отыскать Эритрейскую Сивиллу. Но чтобы решить обе эти задачи, нужно пробраться в самое сердце Горящего Лабиринта. Там мы найдем источник огня и Сивиллу. Я… я просто знаю, что они там.
Мэг пристально смотрела на меня, будто раздумывала, что бы мне такого приказать, чтобы я вконец опозорился. Прыгнуть в пруд? Обнять Колючую Грушу? Найти подходящую к штанам рубашку?
– Расскажи про этого коня, – наконец сказала она.
Я получил приказ. Деваться было некуда:
– Его зовут Инцитат.
– И он говорит, – подхватила Мэг. – Так, что люди его понимают.
– Да, хотя обычно он говорит только с императором. Только не спрашивай, как он это делает. Или откуда он взялся. Я не знаю. Это волшебный конь. Император ему доверяет, возможно, больше, чем кому-либо. Когда он в древности правил Римом, то одевал Инцитата в пурпур, как сенатора, и даже хотел сделать его консулом. Говорят, император был безумен, но это неправда.
Мэг, ссутулившись, склонилась над водой, словно желая отгородиться от всего. Императоры для нее больная тема. Воспитанная при дворе Нерона (хотя «воспитание» не то слово, правильно было бы упомянуть «ужасное обращение» и «газлайтинг»[25]), она предала меня в Лагере полукровок, приведя в ловушку Нерона, а потом нашла меня в Индианаполисе – обо всем этом мы никогда толком не говорили. Я ни в чем не виню бедняжку. Честно. Но доказать ей искренность моих дружеских чувств, убедить ее довериться кому-то после всего, что Нерон с ней сделал, было так же сложно, как заставить дикую белку взять угощение с руки. Малейший шум – и она убежит, или укусит тебя, или и то, и другое. (Я понимаю, что сравнение не вполне адекватное. Мэг кусается куда больнее белки.)
Наконец она проговорила:
– В пророчестве была строчка «Владельца белого коня найдет».
Я кивнул:
– Инцитат принадлежит императору. Может, «принадлежит» не совсем верное слово. Инцитат – это правая рука человека, который считает себя законным правителем запада Соединенных Штатов: Гая Юлия Цезаря Германика.
В этот момент дриады должны были разом вскрикнуть от ужаса, зловещая музыка на фоне тоже не помешала бы. Но единственным зловещим звуком был хруст, с которым малыш Чак грыз пенопластовую крышку, оторванную от коробки с отцовским обедом.
– Этот Гай… Он что, очень известный? – спросила Мэг.
Я перевел взгляд на темный пруд. Лучше бы Мэг приказала мне прыгнуть туда и утопиться. Или заставила меня надеть рубашку в тон к моим ярко-розовым штанам. Я готов был вынести любое наказание, лишь бы не отвечать на этот вопрос.
– Император больше известен под своим детским прозвищем, – сказал я. – И это прозвище он, кстати, терпеть не может. Он вошел в историю как Калигула.
10
Славный малыш:
Крохотные сапожки
И улыбка маньяка
Знакомо ли тебе имя «Калигула», дорогой читатель?
Если нет, то ты счастливчик.
У всех дриад в Цистерне колючки встали дыбом. Мелли ниже пояса превратилась в едва заметный туман. Даже малыш Чак чуть не подавился куском пенопласта.
– Калигула?! – у тренера Хеджа задергался глаз, так же как в тот момент, когда Мелли грозилась отобрать у него оружие ниндзя. – Ты не ошибся?
Если бы. Мне бы очень хотелось сказать им, что третьим императором оказался милый старина Марк Аврелий, или благородный Адриан, или бедолага Клавдий.
Но Калигула…
Даже у тех, кто мало что знал о нем, имя «Калигула» вызывало в воображении самые страшные, самые порочные картины. Правление этого императора было более кровавым и злодейским, чем времена владычества Нерона, который рос в страхе перед своим свирепым дядей Гаем Юлием Цезарем Германиком.
Калигула – олицетворение убийства, пыток, безумия, бесчинств. Калигула – жуткий тиран, по сравнению с которым меркнут все остальные жуткие тираны в истории. Калигула, у которого репутация была хуже, чем у «Эдсел»[26], «Гинденбурга»[27] и «Чикаго Блэк Сокс»[28] вместе взятых.
Гроувер вздрогнул:
– Мне никогда не нравилось это имя. Что оно вообще значит? Убийца сатиров? Кровопийца?
– Сапожок, – ответил я.
Непослушные оливковые волосы Джошуа встали дыбом, что, по всей видимости, очень впечатлило Мэг.
– Сапожок? – Джошуа оглянулся, вероятно, задумавшись, не прослушал ли он какую-то шутку.
Но никто не смеялся.
– Да.
Я припоминал, каким хорошеньким был маленький Калигула в сшитом специально для ребенка облачении легионера, когда он сопровождал своего отца Германика в военных походах. Ну почему в детстве все социопаты – само очарование?!
– Это прозвище он получил в детстве – так его звали отцовские солдаты, – объяснил я. – У него были махонькие легионерские сапожки – калиги, – и воинам казалось это уморительным. Вот его и прозвали Калигулой – Ботиночком, Пинеткой, Сапожком: переводи как нравится.
Колючая Груша вонзила вилку в энчиладу:
– Да наплевать, пусть его зовут хоть Лапуля-Симпампуля. Как нам его победить и вернуться к нормальной жизни?
Остальные кактусы
