Спохватившись, радостно доложила, что Алёшка теперь вроде бы с Галькой Авериной, Из параллельного. Помнишь? Ленку свою бросил окончательно. Молодец! Такого не прощают.
Ждала подхвата, продолжения темы, но Городскова сказала:
– Извини, Таня, чапать надо в училище. Нашим всем привет. Увидимся.
Странная стала Катька, очень странная, смотрела вслед Левшина.
Однако кто-то из их компании увидел все же беременный живот Городсковой, потому что однажды возле училища появился Алексей Дмитриев. Екатерина заметила его в окно. Из аудитории. Он нервно ходил возле высокого крыльца, поджидал явно её.
На этот раз Городскова была без плаща – всё налицо. Спустилась по лестнице.
Дмитриев раскрыл рот. Как будто увидел молодого кенгуру на улице в России.
– Вот какая ты… стала, – только и смог произнести.
Городскова усмехнулась, пошла. Дмитриев уже озабоченно суетился, высовывался с разных сторон:
– Катя, нам нужно что-то делать. Что-то предпринять.
– И что же? – Сейчас наверняка заговорит про аборт. Однако Дмитриев удивил:
– Ну расписаться хотя бы для начала, Катя. Мне в армию скоро, так как же это всё останется.
– Что останется? – спокойно шла и всё экзаменовала Городскова.
– Ну как же. Ты, наверное, скоро родишь, а меня не будет рядом. А?
– А кто тебе сказал, что ты должен быть рядом? – Подходили к автобусной остановке: – Служи спокойно, Алёша. Тебя это никак не касается.
Городскова влезла в подошедший автобус. Автобус пошёл. Дмитриев остался на остановке.
Не удержалась, посмотрела в заднее стекло – Алёшка уменьшался, превращался в брошенного человечка. Что-то дрогнуло в душе, заныло. Достала платок, чтобы вытереть глаза.
– Садитесь, женщина, – тронул за плечо какой-то парень.
На распределении, которое было в мае, твердо сказала, что хочет поехать работать в Сургут. Что среди других городов и сёл заявка из Сургута есть. (Как будто этого в комиссии не знали.)
Пять человек в белых халатах с удивлением смотрели на сидящую на стуле беременную студентку, которая имела полное право остаться работать в городе. Никуда не уезжать. Тем более у неё здесь родители. Милая девушка, зачем вам в Сургут? У вас там муж? У меня нет там мужа, у меня там родная сестра. Ну что ж, совещаясь, повертелись репы в комиссии: пусть будет так, как девушка желает. Распишитесь, пожалуйста. Екатерина чётко расписалась в заявке и пошла к двери. В квадратном плотном платье и почему-то в чёрных тёплых чулках и туристских ботинках. Словно уже одетая для освоения Севера.
Анна Николаевна и Иван Васильевич расстраивались, тосковали – младшая дочь уедет вслед за старшей к чёрту на рога. Что убедить упрямую не смогли. Оказалось, всё у неё с Галиной было решено и оговорено заранее. Ещё месяц назад. По телефону. Галина и заявку в чёртов свой Сургут устроила. И переубедить теперь уже двух ослиц было невозможно.
В июне, сдав экзамены и получив диплом, Екатерина уехала в Сургут. Стала работать в районной поликлинике. Жила вместе с сестрой.
Точно в срок, в сентябре, родила сына. Галина предложила назвать его Валеркой. Назвали. Записали в загсе: Городсков Валерий Алексеевич. 1981го года рождения. В графе «отец» – прочерк.
<p>
<a name="TOC_id20240422" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20240423"></a>Глава шестая
<p>
<a name="TOC_id20240427" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20240428"></a>1
Ночью Дмитриев пытался продать деревенскому покупателю с сидорком пишущую машинку. Битый час он закладывал чистые листы и показывал её в работе. Громоздкая канцелярская «Украина-2» лупила как гангстерский машинган: покупатель дурак! покупатель дурак! покупатель дурак! Деревенский покупатель уважительно удивлялся: надо же. Пошёл с сидорком на спине к двери. «Стой, деревенский покупатель! – кричал на лестнице Дмитриев. – Отдам даром! Как собаку! В хорошие руки! Стой, идиот!» Но деревенский покупатель даже не обернулся.
Дмитриев перекинулся на другой бок. Деревенский покупатель начал бить его по башке. Как по ведру. Гремя на весь подъезд! «Что ты делаешь, деревенский покупатель! – пугался в ведре Дмитриев. – Опомнись! Прекрати!»
Утром из шкафа вытащил тяжеленную «Украину-2», поставил на стол. Пыльный молчащий агрегат с чугунной станиной напоминал брошенную фабрику. Может, действительно отдать кому. «В хорошие руки». Теперь все с компьютерами, вряд ли кто купит. Фломастером написал три объявления.
На мобильный позвонили уже вечером. Женский голос долго выпытывал, какая машинка, в рабочем ли состоянии, есть ли запасные пишущие ленты к ней («сейчас, сами знаете, их нигде не найдёшь»), за сколько, да возможен ли торг. «Да даром же! – сердился старик. – Придите и посмотрите!» В конце концов сказал адрес, думая, что не придёт, просто дурочку валяет.
Однако женщина пришла. И не одна, а вроде бы с мужем. Мрачный мужчина в шапке, как дом, остался стоять в прихожей, а женщина прошла в комнату. Но словно не к машинке на столе, а к мебели и стенам. Которые она стала оглядывать с большим интересом. Это была невысокая брюнетка лет тридцати, кавказской национальности, в чёрной вязаной шапке и пальтеце с воротником. «Хорошо у вас. Одни живёте?» – повернулась к хозяину. Хозяин нахмурился: «Один». В свою очередь, спросил, зачем таким молодым пишущая машинка. «А это бабушке, – пояснила смуглолицая, подойдя, наконец, к машинке и коробке с пишущими лентами. Словно не зная, что с этим всем делать. Забыто говорила: – Бабушка у нас хорошая машинистка… Так можно взять? Бесплатно?.. Николай!» Мрачный молчком забрал (именно забрал) тяжеленную машину под мышку и пошёл на выход. «Коля, осторожно, перышки помнёшь!» – оборачивалась к Дмитриеву женщина. Уже с лестницы крикнула: «Большое спасибо!» Странная пара, подумал Дмитриев и закрыл дверь.
Рано утром, вынося ведро, увидел свою «Украину-2» в мусорном баке. Кверху лапами. Вроде убитого, расчехвощенного глухаря. Бросив ведро, вытащил, понёс на руках домой.
Длинногубцами и пинцетом пытался выправлять испохабленные рычажки с буквами. Ничего не получалось. Рычажки всё равно цеплялись друг за дружку. Машинка была изувечена, убита. Сволочи! Поставил её опять в шкаф. Прикрыл чёрным бархатом. Как похоронил. Целый день просидел дома. С пустыми глазами возле мигающего телевизора.
Вечером опять позвонили: «Мы забыли коробку с лентами. На столе. Можно мы придём за ней?» – «Да я тебя, сволота такая…» – начал было пенсионер, но на другом конце разом отключились. Тяжело дышал, сжав мобильник. Отбросил на диван.
– Да какие чёрные риэлторы, Катя! – кричал вечером пришедшей Городсковой. – Видела бы ты его уголовную рожу с шапкой на глаза! Бандит! И наверняка не один. Поражаюсь, как он не вырубил меня сразу. Видимо, чеченке нужно было всё увидеть своими глазами, обследовать, и тогда уж решить, убивать или нет. Вот и решила за сутки – убивать. Позвонила. Не наткнись я утром на свою «Украину» на помойке – неизвестно, что бы ты застала. Придя сюда, – уже хмурился старик, обнаружив под шумок заставленный продуктами стол.
Городскова совала
