Несколько минут все молчали. Стояли, завороженные простой шерстяной тряпкой, словно мысленно общались с ней, с самими собой и с Марибором. Не произнеся ни слова, настоятель закрыл сундук и нарушил чары. Затем вывел их обратно, в светлый, мирный двор.
Снаружи ярко светило солнце. Все снова стало нормальным. Однако никто по-прежнему не разговаривал, и Адриан вновь напился из пруда. На сей раз он плеснул воды в лицо и огляделся.
Возможно ли, что какой-то древний герой действительно сражался с демоном старого мира и одолел его на вершине этой горы? Может ли эта долина действительно быть благословенной?
Адриан представил, как пересказывает Ройсу эту историю, и вновь ощутил почву под ногами. Наверное, это отразилось на его лице, поскольку настоятель Джилкрест ободряюще потрепал его по плечу и сказал:
– Не нужно тревожиться, сын мой, если ты не веришь в Марибора и благословения, которые он дарит. Верить в него необязательно. Главное, что он верит в тебя.
Глава двенадцатая
Госпожа Далгат
Комната, которую отвели Шервуду Стоу, располагалась на третьем этаже южной башни и была не столь уютной, как жилище Ройса и Адриана в «Колдуэллском доме». Тесная, темная, с крошечным окошком, выходящим на море. Три каменные стены придавали ей сходство с тюремной камерой. Во время своих исследований Ройс видел более приличные комнаты, которые пустовали. Вероятно, они были заняты, когда прибыл Шервуд, или их берегли для короля и его свиты. А может, человек, выделивший Шервуду эту комнату, хотел, чтобы он поскорее уехал.
Художника снабдили кроватью, но хотя близился вечер, никто не позаботился сменить белье. Обломки камней с желтой охрой и красноватым железом валялись на столике в углу, среди них лежал крошечный молоточек и металлический напильник. Отпечатки молотка на столешнице свидетельствовали о том, что Шервуд проявлял к своему жилищу такое же уважение, какое тот, кто поселил его здесь, проявил к художнику. Пол возле ночного горшка был усыпан куриными костями. Чуть-чуть не попал, решил Ройс. Судя по отвратительному запаху, царившему в комнате, о горшке Шервуда заботились не лучше, чем о постели.
– Ко мне никто не приходит, – произнес Шервуд со смесью раздражения и смущения. Подобрал кости, подошел к окну и отправил их вместе с содержимым горшка в море. Обернулся, и на его лице отразилось потрясение.
Ройс умел быстро ориентироваться в ситуации. Некоторые люди – большинство людей – ничего не замечали вокруг. Как им удавалось прожить дольше недели, было для Ройса такой же загадкой, как наличие крыльев у индейки. В его профессии неожиданность равнялась смерти, поэтому застать его врасплох было непросто. Увидев ошарашенное лицо Шервуда, Ройс решил, что кто-то спрятался в углу комнаты. Прокляв свою глупость и ожидая худшего, он стремительно развернулся, протянув руку за кинжалом. В углу обнаружились только мольберт и подставка для красок. Словно позабыв о Ройсе, Шервуд приблизился к мольберту. Потрогал треногу, провел ладонями по забрызганному красками дереву.
– Невозможно.
– В чем дело?
Художник развязал скатанную парусиновую сумку. Она развернулась и повисла на мольберте. Это было нечто вроде футляра. Не менее двух десятков кистей аккуратно лежали в своих кармашках.
– Они все здесь.
Шервуд поднял крышку подставки и ахнул. Отпрянул, будто увидел змею. Протянул руку и робко коснулся каждой бутылочки с пигментами. Взял испачканную красками палитру и уставился на нее.
– Это… это… – пробормотал он, качая головой. – Это та же палитра. Краска, она… Я не понимаю.
– Твой мольберт, твои краски, твоя комната – чего тут непонятного?
– Их больше нет, точнее, их не было. Прошлой ночью лорд Фокс пробрался в кабинет и все уничтожил. Разломал мольберт, а бутылочки с пигментами разбил о стены и пол. А она… – Шервуд поднял палитру. – Она была сломана пополам. Но теперь все они тут – и ни следа, ни пятнышка.
– Ни пятнышка? Я вижу сколы и царапины, и эта штука залита краской.
– Да! – Шервуд развернулся, держа перед собой палитру, словно крошечный щит. – Я знаю каждую отметину, каждую каплю краски. Это не замена и не копия. Это мой старый мольберт, мои старые краски. – Его глаза расширились. Он вновь осмотрел пигменты. – «За морем»… здесь нет.
– Он у меня. – Ройс протянул бутылочку.
– Да. – Шервуд взял ее и поставил на место. – Это лишено смысла.
– Подумаешь об этом позднее. Не забудь, у меня есть вопросы.
Шервуд посмотрел на Ройса с безумной улыбкой.
– Конечно. Как пожелаете. Что вы хотите знать?
– Расскажи мне о леди Далгат. Какая она? Какие у нее привычки? Интересы? Ее…
– Ее волосы не черные.
– Вообще-то меня больше интересует…
– Люди этого не замечают, – продолжил Шервуд, серьезно глядя на Ройса. – Заметили бы, если бы проявили внимательность, если бы присмотрелись получше, но они этого не делают. Каждый настолько сосредоточен на себе, что у него нет времени взглянуть на других и по-настоящему увидеть их.
Ройс подумал, что Шервуд напоминает капризный кран, который поначалу пыхтит и плюется бесполезной грязной водой. Но если качнуть как следует, начинает работать. Он решил поддержать разговор:
– Так какого цвета ее волосы?
– Каштановые.
– А мне кажется, черные.
– Я называю такой цвет «мягким черным», но на самом деле это очень темный каштановый. Это можно заметить, когда леди Далгат стоит у окна в солнечный день. Свет проходит через отдельные пряди и создает вокруг нее золотистый ореол. И глаза у нее не карие. В них есть золото и даже немного зелени.
– Я не собираюсь писать ее портрет.
– Но это то, как я знаю ее. То, как понимаю. У нее не черные волосы и не карие глаза, как у всех прочих, потому что она не похожа на других. Она ни на кого не похожа. Это слышно в ее голосе. Растягивает гласные, путает ударения, словно она из другой страны. Однако я побывал везде – и никогда не слышал ничего подобного. Просто взглянув на нее, можно заметить разницу. Ей всего двадцать два года, но душа у нее старая. Эта не молодая душа видна в ее не карих глазах. Она проявляется в ее походке и поступках. Каждый шаг, каждое движение полно абсолютной уверенности. Она бесстрашно командует своим телом. Уверенностью сочится ее голос и приказы, которые она отдает слугам. Твердая и сильная, но добрая и сострадательная, она мудра не по годам. И отважна! – Шервуд усмехнулся, словно Ройс упрекнул леди Далгат в трусости.
– Однажды я видел, как она вмешалась в драку двух солдат. У одного был разбит нос, и он обнажил меч. Лицо другого побагровело от ярости, и он злобно рычал. Все остальные – крупные мужчины, некоторые с оружием – попятились. Она подошла прямо к драчунам и
