Секреты.
Даже до того, как кульминация необъятного высокомерия Аримана, его так называемая Рубрика, была сотворена, в рядах Тысячи Сынов произошли чистки. Травма, нанесенная разрушением Просперо, и последний разрывающий перелом того момента, когда отец Магнус Красный забрал легион на Планету Колдунов, послужили благоприятной почвой для разрушения обычного покрова надменного спокойствия и уверенного превосходства, определяющих философствующих воинов. Возрастающая регулярность натиска необузданных мутаций, извращающих их тела и души, приводила к изменению плоти, а впоследствии стала причиной раскола братства, поскольку они всё больше и больше изменялись, перерождаясь в чудовищных тварей.
Доверие умерло и стало одним из миллионов жертв на покрытых запекшейся кровью песках Тизки вместе с остальными невинными. Братство пало, и легион изнемогал в замкнутости. Тайные культы образовывались подобно опухолям. Воины-маги Просперо заперлись в монолитных сводах и башнях, вообразив их новыми домами для своих умов, чтобы хранить там знания и дарованную ими силу.
Хакит украл жизнь своего брата всего лишь за жалкие крупицы подобных знаний, за что его и изгнали. И все же он являлся одним из диаспоры Сортиария. Некоторые баловни судьбы, чья плоть не подверглась изменениям, просто собирали своих ближайших учеников и уходили, растворяясь в апокалиптических войнах с другими легионами-отступниками, изгнанными в Око за погибелью.
Тайны, знания — вот в чем заключалось желание Хакита, только им оставался верен его разум. Он путешествовал и воевал за разные группировки в Оке, открывая секреты обители, которые впоследствии будут преследовать его. Безмерно древняя грань, покоившаяся между варпом и реальностью. Её использовали ксеносы-эльдары как магистраль и убежище. Таинственная бездна, по слухам, имеющая пути по всей галактике и за её пределами, с вратами, защищающими хранилище непостижимых знаний ото всех. Чтобы войти в это место, нельзя просто сделать дверь. Нужно найти путь внутрь, туда, за невидимые врата паутины.
Хакит сосредоточил все свои усилия на поисках этих врат. Он сжигал города, уничтожал целые армии за малейшие крупицы информации. Одержимость поглотила его, и на протяжении столетий и тысячелетий — если время все–таки возможно счесть измеримым понятием в пределе Океана Душ — с кропотливым усердием он составлял карту паутины. Его поиски наполняла опасность, поскольку добытая им информация так же часто приводила к ловушкам уязвленных главарей, как и к откровениям. Обрывки знаний, казавшихся полезными, приводили в тупики, к областям пустоты или призрачным теням врат, навсегда запечатанных ксеносами, бороздившими лабиринты туннелей внутри.
Наконец–то Хакиту удалось найти то, что он искал. Истинную и действующую дверь, ведущую в царство между реальностью и варпом. Бесчисленные жертвы, предательства, невыносимые страдания в рабстве у самых гнусных главарей легионов-отступников, гибель непостижимого количества разумной жизни привели его к вратам. Свершение этого открытия являлось воплощением величайшего честолюбия Хакита — единственным побуждением, которое после гибели его легиона стало целью всей жизни.
И эту жизнь ему предстояло отдать в обмен на тайну.
Несмотря на всю мощь, закаленную и усиленную в войнах, обеспечивающих его поиски, Хакит не мог увидеть глаз, следящих за ним. Разум, издали наблюдающий за каждым унизительным, залитым кровью шагом его путешествия и продвижения. А теперь и его победы.
Хакит бороздил штормовое пространство Ока на бронзово-багровом звездолёте «Эллипс». Небольшой легкий фрегат — лучшее, на что он мог надеяться во время своего бегства из Сортиария, но он служил колдуну верой и правдой. Его пушки пели тысячи песен, а сама броня выносила всю тяжесть катаклизмов, формировавшихся каждое мгновение в царстве их изгнания. К этому времени команда стала немногочисленной, но состояла из умелых и преданных рабов. Он даже позволил нескольким избранным преклонить колени на мостике перед обзорным окулусом в тот момент, когда открыл путь в запретное.
Тревожные крики вырвались из пастей просперинских горгулий, расставленных по мостику. Из глубин необузданных бурь, проносившихся перед окулусом, возникла тёмная полоска. Она становилась все ближе, пока не превратилась в изящный и хищный силуэт «Диадемы».
— Назад! — крикнул Хакит команде сервиторов, управляющих навигацией «Эллипса».
Небольшой ряд двигателей вспыхнул, и звездолёт развернулся. Из трех пушек, торчащих из борта фрегата, прогремел залп макро-снарядов.
Буйство красок обрушилось на пустотные щиты «Диадемы». Энергетические поля замерцали и поглотили удар, рассеивая и распределяя по защитной капсуле, окружавшей корабль. «Диадема» неустрашимо рванулась вперед, её оружие уже было заряжено.
Обмен репликами оказался безжалостно коротким.
Ударный крейсер представлял собой сверкающий город в космосе, более чем в три раза превосходящий «Эллипс» по размерам. Ясно, чем закончится столкновение фрегата с кораблем таких габаритов.
Кларион выразила желание поиграть с фрегатом в кошки-мышки в пространстве Ока перед тем, как выпотрошить. Композитор скромно, но твердо отклонил ее просьбу. Однако колдун не стал препятствовать, когда та использовала лэнсы «Диадемы», чтобы разрезать добычу на части. Она наслаждалась постепенным разрушением, пока не осталась лишь медленно дрейфующая искалеченная туша. Она была сильно повреждена, но поддержание жизнеобеспечения всё еще оставалось возможным.
Экипаж на борту «Эллипса» должен был оставаться в живых еще какое–то время. Достаточное для того, чтобы Композитор мог подняться на борт и собрать плоды своего тщательного культивирования.
На протяжении всей своей жизни Диренку удалось познать только одну постоянную величину. Боль. Боль от цепей, от жестокости хозяев, от ограничений, которые терпели рабы. Боль от насилия над другими рабами в бойцовских ямах в темноте коридоров «Бойцовой псины». Боль от их убийства, от победы и от выживания. Боль от осознания того, что он продолжит жить и перенесет еще больше страданий.
Шрамы на его теле запечатлели это, равно как и память озверевшего разума. Все эти мгновения кровопролития, тяжкого труда и отчаяния вдруг исчезли из воспоминаний. Стали бледным пятном в сравнении с тем, что мучило его сейчас.
Диренк испытывал палитру чувств, превосходящую все то, что он мог себе представить. Проведя жизнь в рабстве у тех, кто поклонялся Богу Крови и Войны, с безумными алтарями, принимавшими только черепа и всё еще бьющиеся сердца, Диренк ощутил прикосновение божественной силы другой природы. Существа, приносящего удивительные, непостижимые дары, единственной ценой которых была радость от их получения.
Он чувствовал дыхание Слаанеш.
Словно на секунду ему удалось увидеть звездный свет сквозь пелену удушающего смога фабричного мира, но и это у него отняли. Мимолетное прикосновение невообразимого наслаждения. Те, у кого теперь был поводок Диренка, отказывали ему во всем, кроме того, чтобы он дышал божественным мускусом, подаваемым в респиратор. Он втянул его в себя, как только ощутил аромат феромонов. Мучение от воссоединения амброзии с голодными
