Бану отдыхала, стоя в уголке рядом с Лейлой спиной к залу, когда почувствовала опьяняющий сладкий аромат. Она резко обернулась, и Веретено, занёсшее лапки, чтобы неожиданно ткнуть её под рёбра, обиженно наморщило лоб:
– Как ты узнала?!
– Я почувствовала ваш запах, – честно призналась Бану, собрав в кулак всю свою волю, чтобы неотрывно смотреть в его бездонные глаза. У него были очень странные глаза, их умное, холодное и проницательное выражение никак не вязалось ни с его безалаберным поведением, ни с теми глупостями, которые он непрерывно болтал, ни с его заигрывающими улыбочками. Смотреть в его глаза было тяжело, а он и не думал их отводить, но Бану слишком сильно влекло к нему, чтобы её это смущало, и поэтому в их маленьком поединке она в итоге вышла победительницей: наглое, оценивающее выражение глаз Веретена исчезло, и где-то в самой глубине чёрной бездны возникла маленькая искорка растерянности. Ей даже стало его жаль немного, но он, беззаботно улыбаясь, спросил:
– Правда? Я что, воняю? – И с задумчивым видом повёл длинным носом, принюхиваясь к своей одежде.
– Нет. – Бану наблюдала за каплями пота, катившимися по его лбу, попадавшими в русла глубоких морщин и убегавшими в пушистые чёрные с лёгкой проседью волосы. Ей хотелось протянуть руку и провести пальцами по его мокрому лицу, но вокруг толпилось слишком много лишних свидетелей. – Просто я знаю ваш запах.
Веретено заморгало, явно не понимая, как отнестись к услышанному. К таким тонкостям обращения он не привык, Бану, чтобы донести до него свои чувства, следовало бы хлопнуть его по заднице и закричать: «Машаллах, какой вы красавчик!!!»
– Ну что, будешь выступать? Я хочу, чтобы ты выступала.
– А вы найдите мне партнёра. – Бану почувствовала, что начинает уставать от пустопорожних разговоров о чемпионате.
– Я зачем, ты сама да найди. Это же не то что ты подойдёшь и скажешь, давай жениться. Конечно, если ты скажешь, давай поженимся, тебе никто не откажет. Но это просто совместное выступление, тут нет ничего такого. – Он хотел сказать ещё что-то, но его отвлекли, и он убежал выполнять свои светские обязанности, напрочь забыв о том, что говорил с Бану.
– Странный он, – возмутилась Лейла. – Сам говорит – выступай, а потом говорит – сама партнёра ищи, как будто это тебе надо, а не ему!
– Да он просто невменяемый, – с восторженной нежностью подвела итог Бану.
Вечер оказался богатым на события. По пути домой Бану нарвалась на какого-то пьяного иностранца, одного из тех, что сконцентрировались в этой части города, и тот принудительно продекламировал ей монолог «Быть или не быть» на английском, с собственными поправками и дополнениями, из которых Бану усвоила, что «быть» всё-таки намного веселее.
Наутро после вечеринки Байрам был сильно не в духе. Толком пообщаться с Бану ему так и не дали, и он не мог понять, почему девушки шли танцевать с ним с такой неохотой. Он считал себя завидным партнёром. Всё свободное время – а его у Байрама было более чем достаточно – он посвящал просмотру роликов с сальсой и бачатой на YouTube. Сравнивая себя с матёрыми профессионалами из стран Латинской Америки, у которых танцы кипели в крови, Байрам делал вывод, что он вовсе не плох, ещё чуть-чуть – и затанцует как они. Он становился перед зеркалом и долго кривлялся, стараясь не попасться при этом на глаза никому из домочадцев. У Байрама созрел коварный план: предложить Бану выступать вместе, и, когда она согласится, они будут репетировать целыми днями напролёт, общаться, и она в него непременно влюбится. Особенно если он подарит ей айфон. Можно будет выпросить деньги у отца – на хорошую девушку он наверняка не пожалеет средств. Байрам и представить себе не мог, что Бану на самом деле вовсе не шестнадцать, как он думал, а все двадцать три, и что она не помнит ни его лица, ни его имени.
Прежде чем делать такое серьёзное предложение, Байрам решил разведать обстановку. Занятия в школе танцев должны были возобновиться только через неделю после Нового года. Дождавшись первого в наступившем году урока, Байрам приступил к выполнению своего плана.
Учитель на уроке отсутствовал, и поэтому на всём занятии, которое провёл кубинец Лопе, лежала печать уныния и грусти. Учитель куда-то уехал отдыхать, и никто не знал, когда Его Величество соизволит вернуться.
Байрам наблюдал за Бану – та была черна лицом, настолько, что даже Байрам это заметил. После урока он дожидался их с Лейлой в коридоре. Бану шла, чеканя шаг так, что её каблуки застревали в дырках, которыми изобиловал старый пол. Лейла подпрыгивала рядом, как заводная игрушка. Они ни с кем не попрощались, Байрам незаметно последовал за ними. Поначалу он ничего не слышал, кроме ожесточённого пыхтения Бану, которая шла, то и дело проваливаясь в ямы в асфальте; если бы она не держалась за Лейлу – давно упала бы. Наконец Лейла заговорила:
– Ой, ладно тебе! Подумаешь, уехал, не умер же.
– Неделю, – срывающимся голосом отвечала Бану, – целую неделю я его не видела. И ещё не увижу целую чёртову неделю! Я буду тут страдать, а он там будет развлекаться. Как я люблю этот чудесный, справедливый мир! Жаль, что конец света не наступил!
– Э-э, не надо так глобально. Вернётся он, и ты снова сможешь на него злобно не смотреть, как обычно делаешь.
Бану захохотала, как Тёмный Властелин на пороге порабощения Вселенной. Байрам помотал головой, думая, что проблема то ли в его слухе, то ли в яростном ледяном ветре, который запустил щупальца под шапку. «Кто-то уехал ещё вместе с Учителем?» – тупо подумал он и принялся перебирать в уме всех, кого знал в школе, но вроде бы все основные персонажи оставались на месте. Не хватало только Учителя. Байрам решил послушать дальше.
– Всю эту неделю я провела в созерцании его на видео. Придётся и дальше смотреть это проклятое видео.
– Ты влюбилась в его танцевальные способности?
– Способности? О, не смеши меня. Он просто выучил движения…
И опять Байрам был в растерянности. Речь явно не могла идти об Учителе, который танцевал, как бог. (Бану сказала бы в таком случае – танцевал, как Уэуэкойтль, но у Байрама не хватило бы запалу даже полезть в Google, чтобы обогатить свои скудные познания.)
– Тогда я не понимаю, зачем он тебе нужен. Он же старый!
Байрама обуревали сомнения. Если речь всё же шла об Учителе, то действительно – где малолетняя Бану,