— Нет… кажется.
Ну опять детский сад пошел… придется что-то на ходу придумывать.
— Раздевайтесь, сударыня.
— Что, совсем?
— Ну естественно.
— Я стесняюсь.
— Вчера на источнике ты что-то гораздо смелее была… ну ладно, я отвернусь.
Отвернулся, Инна чем-то там пошуршала, потом сказала, что все.
— Хорошо, ложись на спину. Нет, руками можно не прикрываться. Значит так — оргазм, Инночка, это высшая точка сексуального возбуждения, сопровождающаяся сильным наслаждением, да. Мужской и женский оргазм различаются примерно так же, как хоккей и фигурное катание…
Потряс головой и отогнал метеорит в сторону — ну не последняя же я в самом деле сволочь, чтобы при живой можно сказать Анюте так практиковаться на стороне, правильно?
— Давай так, сегодня у нас тут не до оргазмов, менты во дворе постоянно крутятся, к тому же мысли о том, что тебе 105 или 106 статьи светят (а там до 3 лет лагерей), не способствуют. А есть еще ведь и 103 статейка, умышленная, там вообще до червонца. Отложим практику, а? Ну хотя бы до завтра? А?
— Ну хорошо, уговорил… и все равно я тебя люблю, Сергуня… кажется, — и она повисла у меня на шее, залившись горючими слезами.
Ну детский же сад, штаны на лямках… успокоил как мог…
— Ты на себя в зеркало-то давно смотрела? У тебя же модельная внешность, такая одна на тыщу встречается, таких, как я, у тебя не один десяток будет, и хоккеисты, и летчики, и космонавты наверно тоже. Зачем я тебе сдался, Инночка?
— А вот сдался… сдается мне, что таких, как ты, больше нет, — сказала она сквозь слезы.
— Правильно, есть гораздо лучшие. Вот только…
— Что только? — быстро насторожилась она.
— Рот бы тебе научиться на замок закрывать… и белье наконец сменить, а то синий горошек это что-то уже за пределами добра и зла.
— Злой ты, Сергуня…
— Да, и еще у меня память хорошая. С бельем я тебе помогу, так и быть, а вот насчет своего словоговорения это ты уж сама должна справиться…
— Знаю я все… но ничего не могу с собой поделать.
— Надо через не могу, горе ты мое… луковое. Ну все, мне пора в райком, встреча с нашим куратором.
Утер Инне слезы, проводил пару кварталов и домой, переодеваться и вести мать на встречу с судьбой. Матери ей об этом еще вчера вечером сказал, без излишних деталей, она восприняла вроде нормально, надо значит надо. Вернулся домой, переоделся, подождал мать и мы вместе подались к райкому, благо идти было недалеко и погоды стояли замечательные.
Мигалку скорой помощи я издали приметил, скорая стояла возле входа в райком и вокруг нее суетились люди как в белых халатах, так и без них. У меня как-то нехорошо сжалось сердце, ой не к добру все это дело, ой не к добру…
— Что это тут случилось? — спросил я у первого же попавшегося товарища, — несчастный случай какой?
— Да какой там несчастный случай, приступ у одного райкомовца случился, говорят прямо на рабочем месте, сейчас увезут, — ответил мне первый попавшийся товарищ.
— А фамилия райкомовца не Михальчик случайно?
— А я не в курсе, может и Михальчик.
Тут показались санитары с носилками, на носилках лежал Игоревич. Его начали задвигать в машину.
Я подошел поближе и спросил уже у товарища в белом халате:
— Куда повезете?
— А ты что, родственник? — с подозрением спросил он.
— Угу, внучатый племянник.
— В 40-ю повезем, по профилю.
— Возьмите меня с собой.
— Не положено, да и места тут нет, — сказал он, открывая дверь в медицинский РАФик.
— Ну тогда мы своим ходом. Что хоть с ним? Операция будет или обойдется?
— С сердцем у него что-то, рентген сделаем, там видно будет.
Я сказал маме ждать здесь, сам быстро сгонял до гаража и подъехал к райкому на своей копейке.
— Садись, мама, съездим в больницу, узнаем что там и как.
Мать без слов села. До 40-й было недалеко, всего-то между парком и Земснарядом, а потом немного направо. Вот и приемный покой.
С большим трудом выяснили, куда там определили Игоревича и кто конкретно будет им заниматься, потом мама сидела на скамейке, а я мерил шагами коридор, иногда выходя на улицу. Увидел будку телефона-автомата и вспомнил про Евтушенку, времени много прошло, а ответного звонка от него что-то я не дождался, надо напомнить о себе. Двушка в кармане нашлась и Евтушенко даже сам снял трубку.
— Алло, это Сергей, который книжки вчера в ящик положил.
— Ааа, очень приятно, Сергей. Книжки хорошие, спасибо.
— А что насчет денег?
— Каких денег? — натурально удивился Евтушенко, — ты мне дал их почитать, когда прочитаю, назад верну.
— Слушай, дружище, мы так не договаривались, деньги гони, да.
— Успокойся, лошок, не будет тебе никаких денег.
— Я ведь знаю, где ты бываешь, а по номеру телефона адрес легко найду.
— Ну что ты такого мне можешь сделать, щенок?
— Например заставлю сначала обосраться, а потом все это съесть.
— Ой как напугал. Бывай, а если еще что появится, приноси, всегда возьму. Ту-ту-ту.
Мда, еще один облом, что за день сегодня такой? А с Евтушенкой я обязательно разберусь, только потом уже.
Вернулся в приемный покой — там наконец-то вышел врач, который в теме, он сказал, что будет операция на митральном клапане, через час начнется и продолжаться будет не меньше 2 часов… да… приехали, так что дальше уже некуда ехать…
Вернулись домой, к вечеру надо будет съездить еще раз.
Вечером я уж один туда поехал, узнал, что вроде бы все прошло неплохо, больному получшало, сейчас его отвезли в реанимацию (и не надо пугаться, после таких операций всех туда отвозят), а завтра где-нибудь в 10 часиков его даже можно будет навестить. Ну и на этом спасибо.
Засыпая, сочинил такую заумь:
Прокатали пальчикиМне в погонах мальчики,И теперь мне значитсяПятерик корячится.Неудачную недельку я выбрал, чтобы бросить курить
А также чтобы
