– Мои.
– А рубашка ваша?
– Моя.
– Теплая. Только она теперь будет пахнуть водкой, потому что меня всю водкой растерли. И пятки даже.
Маринка стояла, по-мальчишески засунув руки в карманы штанов, и смотрела на Алика большими, любопытными глазами. Алик спохватился, что он ведет себя не очень гостеприимно Соскользнув с кресла, он предложил:
– Садитесь в кресло.
– Не хочу. Я люблю стоять.
– Садитесь, пожалуйста.
– Не хочу.
– А на диван хотите?
– Нет.
– А на табуретку?
– Нет.
Это было похоже на игру в вопросы и ответы.
– А на… – сказал Алик и оглянулся, выискивая, что бы еще ей предложить. Но все вещи, на которых можно было сидеть, он уже называл. Маринка ждала. Она стояла, широко расставив ноги. Ей нравилось быть мальчишкой. Она вдруг подогнула ноги и села на пол по-турецки.
– Я на полу люблю сидеть.
– Я тоже.
Он опустился на пол напротив Маринки. Они посмотрели друг на друга, и им стало смешно, что они оба сидят на полу.
В комнату заглянула Евгения Викторовна:
– Познакомились?.. Вот и молодцы. Сейчас есть будем.
После обеда и после того, как высохли все вещи, Алик пошел проводить до угла Маринку и Анатолия Гавриловича. А когда вернулся, ему почему-то расхотелось раскрашивать контурные карты для Нинки Пономаревой. Ему вдруг захотелось их раскрашивать для Маринки.
5. Лешка и компания
Мать Лешки работала проводницей в поездах дальнего следования. Уходя на работу, она сказала, чтоб он сдох, лодырь несчастный, и чтоб он себе согрел молока с содой. Лешка согрел, выпил один стакан, обмотал шею полотенцем и лег на кровать не раздеваясь.
Одностворчатое окно, в которое хорошо была видна колокольня Успенской церкви, сразу посерело, как только солнце оказалось по ту сторону забора. Свет перестал бить в глаза, и Лешка, наверное, заснул, потому что когда он внезапно, словно от толчка, сел на кровати, то увидел прямо перед собой тонкое, интеллигентное лицо Реактивного и круглую щекастую морду Монаха. Реактивный повернулся вполоборота к Монаху и выразительно приложил палец к губам:
– Тише, Жора, не двигайте стулом. Мальчик спит.
Жирные щеки Монаха, как желе, затряслись от смеха.
Реактивный оставался невозмутимым. Он приблизился к поеживающемуся Лешке, брезгливо, двумя пальчиками взялся за конец грязного полотенца:
– А это что такое? Он хочет сказать, что он болен.
– Я простудился, – прохрипел Лешка и в доказательство немножко покашлял.
– Он простудился. Вы слышите, Жора?
– Слышу.
– Так что же вы стоите?.. Позовите врача.
– Не надо, я пью молоко с содой, – прохрипел Лешка.
– Он пьет молоко.
– Он пьет молоко, – повторил за Реактивным Монах и захохотал.
Лешка все еще сидел на кровати. Реактивный участливо спросил:
– Холодная была вода?
– Холодная. А кто сказал? Берта?..
– Берта… А зачем же вы, мальчик, купались в такой холодной воде? Может быть, вы нарочно хотели простудиться? А? . Может быть, вы не хотите сегодня ночью совершить прогулку по реке?
– Я простудился.
– Жора, вы слышите, он не хочет.
– Ты что не пришел?
– Подождите, Жора, может быть, он хочет, чтоб ты ему дал бюллетень?
– Я простудился. У меня температура, – попробовал разжалобить пришедших Лешка
– Он простудился. Дай ему бюллетень!
Монах ухватил Лешку за полотенце, намотанное на шею, проволок по кровати поближе к себе и сверху полусжатым кулаком ударил в лоб. Лешка откинулся навзничь и быстро отполз на спине к грядушке.
– Это только бланк, – хищно улыбнулся Реактивный, – а теперь, Жора, поставьте ему синюю печать.
У Лешки сразу зачесалось под глазом, где Жора ему однажды уже ставил синюю печать.
– Не надо! – крикнул он нормальным голосом.
– Почему не надо? Жора, спроси его, может быть, он уже здоров?
– Ты здоров?
– Здоров
– Жора, про температуру не забудь спросить.
– Нет у меня температуры.
– Нас это очень радует. Жора, ты лучший терапевт в мире.
– Терапевт, – снова хохотнул польщенный Монах.
– А теперь, – Реактивный посерьезнел, и улыбчивые складки вокруг его брезгливого рта приобрели вдруг совсем другой смысл. Они стали жестокими. – А теперь покажи-ка ему, что мы делаем с теми мальчиками, не достигшими паспортного возраста, которые пробуют дурачить Реактивного и его закадычного друга Жору.
С потолка на длинном проводе свешивалась над столом засиженная мухами лампочка. Монах поймал ее, вытер рукавом и вдруг сунул в широко перекошенный рот. Раздался треск лопнувшего стекла. Мелкие осколки с тонким звоном посыпались на пол. Челюсть и щеки у Жоры бешено задвигались, послышался равномерный хруст. Он пережевывал стекло. Лешка зажмурился и вцепился руками в грядушку. Он испугался за Жору. Но с тем ничего не случилось. Перестав жевать, он отпустил пустой патрон, из которого торчали острые кусочки стекла, и выплюнул красный комок на пол. Из порезанных губ выступили продолговатые капельки крови. Монах слизнул их языком – они снова выступили. Он снова слизнул их.
– Вот что мы с ними делаем. Жора, ты лучший артист мира.
Лешка, как завороженный, смотрел на раскачивающийся на длинном проводе пустой патрон и торопливо разматывал с шеи полотенце…
Ночью, в третьем часу, за водонапорной башней водоканалтреста тихо отчалила плоскодонка с тремя темными фигурами. Монах бесшумно орудовал веслом. Выехали на середину реки и поплыли вниз по течению. Реактивный устроился на носу лодки. Он согнал Лешку с передней скамейки и положил на нее ноги, чтобы не замочить туфель. Лешка сидел на корточках и все время вычерпывал консервной банкой воду. Дул боковой ветер, нос плоскодонки уводило слегка в сторону, брызги от весла попадали Лешке за шиворот. Он ежился и время от времени икал, за что каждый раз получал пинок от Реактивного.
Проплыли мимо электростанции и мимо школы. Монах резко изменил направление. Он направил лодку к затопленным домам, которые вместе с заборами, садами и сараями стояли в воде.
– Ни за что не хвататься руками, – шепотом наставлял Реактивный, – ни за окно, ни за стены. Вода для того и существует, чтоб не оставлять отпечатков пальцев.
– А лодка? – спросил Лешка.
