Один из двух, что лежали рядом, резким движением отшвырнув плащ, вскочил на колени и тут же трижды выстрелил в ответ, с каждым выстрелом укладывая пули все ближе к позиции парня. Не пошевелившись, Гриша плавно сместил «браунинг» и аккуратно нажал на спуск. Пуля ударила стрелявшего в грудь, и тот медленно завалился на бок, а парень, тут же наведя пистолет на еще одного бандита, снова открыл огонь.
Выпустив последнюю пулю, Гриша бросил опустевший револьвер и, моментально сменив в пистолете обойму, медленно двинулся к стоянке. Подходя к каждому из бандитов, парень, не раздумывая, всаживал им по пуле в голову, чтобы избежать ненужных проблем. После третьего выстрела край плаща, которым была укрыта Герцогиня, откинулся, и она, приподняв голову, негромко спросила:
— Эй, кто тут?
— Я сейчас, милая, — отозвался Гриша, не сдержав улыбку и разворачиваясь к очередному бандиту.
— Гриша! Так и знала, что это ты. Если уж кто и мог… — в этот момент ее слова оборвал выстрел.
— Будь ты проклят, тварь! — взревел парень раненым зверем, всаживая в лежавшего рядом с женщиной бандита три пули подряд.
Подскочив к Герцогине, он одним взмахом разрезал веревки, которыми она была связана, и, подхватив ее на руки вместе с плащом, перенес поближе к костру. Уложив ее на землю, он быстро вспорол шнуровку корсета и, осторожно отогнув лиф платья Герцогини, осмотрел рану. Калибр оружия был небольшим, но рана оказалась слепой, а в уголке чувственных губ женщины появилась кровь. К тому же дыхание ее стало коротким и прерывистым. Восстановив в памяти, как лежала женщина и из какого положения стрелял бандит, Гриша до крови закусил губу.
Пройдя в подреберье с левой стороны, она оказалась где-то в районе левой лопатки и только чудом не зацепила сердце. Срочно нужен был врач. Понимая, что терять время нельзя, Гриша располосовал на ленты собственную рубашку и, плотно перевязав женщину, укутал ее плащом. От потери крови она скоро начнет мерзнуть. Но герцогиня и в такой ситуации оказалась сама собой. Опустив голову на плечо парню, когда он взял ее на руки, она, чуть подкашливая, едва слышно прошептала:
— Ну вот. Я только мечтать начала, что он с меня одежду не просто так снимает, а он снова одел.
— Молчи. Тебе сейчас говорить нельзя, — пропыхтел Гриша, осторожно унося ее к пролеткам.
— Вот сразу видно, что кавказский парень, женщине уже и слова сказать нельзя, — улыбнулась Герцогиня окровавленными губами.
— Да помолчи же ты, дуреха. Нельзя тебе сейчас. Силы береги, — чуть не взвыл Гриша, ускоряя шаг. Не бежал он только потому, что опасался запнуться о какой-нибудь корень и уронить дорогую ношу.
Он потом даже сам себе не мог объяснить, как получилось, что за весь путь от стоянки до пролетки он прошел, ни разу не споткнувшись. Казалось, что лес сам торопился помочь ему, убирая с пути все ненужное, а ветки каким-то мистическим образом сами отклонялись в сторону. На проселок он вышел шагах в сорока от оставленных пролеток. Отдохнувший Грач, сразу узнавший хозяина, приветливо зафыркал и потянулся к парню мягкими губами.
— Потом, дружок, потом, — буркнул Гриша, шагая к ближайшей пролетке.
Прибывшие солдаты уже оцепили весь перелесок и дожидались утра, чтобы начать прочесывание. Так что появление казака с женщиной на руках стало для них весьма неожиданным. Командовавший оцеплением лейтенант, знавший Гришу в лицо, охнул и кинулся задавать вопросы. Понимая, что просто так от него отмахиваться не стоит, парень осторожно уложил Герцогиню в пролетку и, усаживаясь на козлы, коротко пояснил:
— Вверх по ручью в распадке их стоянка. Живых быть не должно. Во всяком случае, того, кто уйти сумеет. Ждите утра, а потом начинайте разбираться. А теперь простите, ваше благородие, Герцогиню срочно к врачу доставить нужно.
И тряхнув поводьями, добавил:
— Пошла, милая! Грач, ко мне!
Серая кобыла, прянув ушами, взяла с мест бодрой рысью, а жеребец, который так и бродил с заброшенными на луку седла поводьями, не раздумывая последовал за хозяином. Проводив странную кавалькаду растерянным взглядом, лейтенант только головой покачал. Мысль о том, что один человек умудрился уничтожить целую банду, в голове у него не укладывалось.
Между тем Гриша с трудом сдерживался, чтобы не пустить кобылу галопом. Проселок был старым, едва наезженным, и растрясти раненую здесь было проще пареной репы. Едва дождавшись, когда подковы лошадей зацокают по мостовой, парень встряхнул поводьями, и пролетка прибавила ходу. Несколько раз Герцогиня тихо стонала, и Гриша, то и дело оглядывавшийся на нее, только тихо радовался:
— Жива, — и снова подхлестывал лошадь.
К знакомому особняку они подъехали спустя почти час. Подхватив женщину на руки, Гриша взбежал на крыльцо и, недолго думая, грохнул сапогом в дверь. Сонный слуга, попытавшийся что-то возразить не открывая, был приведен в чувство обещанием стрельбы прямо через дверь. Сообразив, что дело нешуточное, он впустил Гришу и, разглядев его ношу, сразу указал нужное направление, сообщив:
— Операционная вон там. Сейчас доктора позову.
Внеся Герцогиню в операционную, Гриша осторожно положил ее на хирургический стол и, чуть подумав, аккуратно прижал пальцы к становой жиле. Пульс, пусть и слабый, был. Вошедший доктор, сразу узнав парня, молча подошел к столу и, привычным движением избавив женщину от повязок, только головой покачал. Чтобы облегчить ему работу, Гриша быстро описал положение, при котором была получена рана, и врач, одобрительно кивнув, коротко приказал:
— Я вас понял, юноша. А теперь покиньте операционную. Дальше моя работа. И вообще, делать вам тут больше нечего. Отправляйтесь домой, или куда там вам надо. Обо всех результатах я сам сообщу господину Залесскому.
Понимая, что спорить сейчас только время у врача отнимать, Гриша покорно поплелся к выходу. Выйдя на улицу, он снова сел на козлы пролетки и, разобрав поводья, еле слышно выдохнул, вскинув лицо к небесам:
— Господи, помоги ей.
Потом, взяв себя в руки, парень развернул пролетку и отправился к зданию жандармского отдела.
