– Звучит заманчиво… – искренне сказал я. – А пока, что нас ждет в Антарктиде? Зачем мы туда летим? Там действительно тайная база, о которой столько писала желтая пресса?
– Полноценной базы там нет, есть только поселение рядом с еще одним артефактом. Я хочу, чтобы вы его увидели. А после мы посетим Окленд, где находится штаб-квартира «Золотого щита». Вот там вам расскажут и покажут еще много интересного.
– Лайнер такого размера сможет приземлиться в Антарктиде? Уж простите за глупые вопросы…
– Самолет садиться не будет, он сделает пару кругов и заберет потом нас обратно. Мы сядем на винтовой капсуле, не волнуйтесь, все будет чинно и благородно. Она же доставит нас обратно на борт. А пока предлагаю поспать, это весьма полезно в долгих перелетах. Здесь, на верхней палубе, есть изолированные каюты, вам никто не помешает.
Каюта выглядела несколько аскетично, но диван в ней был очень удобным. В сон я погрузился довольно быстро и столь же быстро проснулся, словно не отключался вовсе. Никаких снов, никакого абсурда! Вот отлично, хоть от этой чепухи избавился. Правильно говорил товарищ Мао: «Чтобы плавать, надо плавать». В смысле хоть что-то делать, а не сидеть и страдать. Блейд постучался в сдвижную дверцу и сказал:
– Майкл, нам пора! Обед и высадка.
Стол деликатесами не изобиловал, зато, пока мы трапезничали, я кратко пересказал Блейлу все события 1971 года, какие помнил. Когда мы подошли к капсуле, у меня снова засосало под ложечкой.
– Давид, а сколько часов мы уже летим?
– Тринадцать, – отозвался он. – Понимаю, кажется, что мало, но этот лайнер умеет достигать скорости в три Маха. Так что добрались мы относительно быстро. Не волнуйтесь вы так! Высадка – это отточенная за много лет процедура. Не было ни единого сбоя… Вот, смотрите… – Блейд отворил передо мной шлюзовую дверь. – Зимняя одежда и все необходимое находится здесь.
Внутри капсула выглядела как миниатюрная копия верхней палубы лайнера. По периметру цилиндра был расположен круговой серый диван, каждое посадочное место которого было оборудовано ремнями безопасности. В верхней части фюзеляжа находился ряд иллюминаторов, а посреди торчал никелированный шест, упирающийся в потолок.
– Это балка жесткости, а не пилон для стриптизерши, – со смехом объяснил Блейд. – Располагайтесь… Управление капсулой изнутри невозможно. Все делает автоматика лайнера или, в крайнем случае, пилоты.
На удивление, отделение от самолета оказалось почти неощутимым. На мгновение тело мое стало невесомым, а затем его прижало к креслу с небольшой перегрузкой. Самое неприятное было смотреть за облаками, проносящимися за иллюминатором. Затем облака резко ушли вверх, и внизу раскинулось бесконечное, уходящее к горизонту белое поле. Не успел я налюбоваться антарктическими просторами, как поле стремительно приблизилось, горизонт пропал из виду, раздался негромкий стук, и капсула плавно закачалась по вертикальной оси. Мы сели.
– Одеваемся! – распорядился Блейд.
Он растегнул ремни, встал и поднял сиденье дивана. Под ним лежал зимний комбинезон Canada Goose невероятной толщины.
– Максимальная защита, – сообщил Блейд. – Сохраняет тепло даже при минус восьмидесяти Цельсия. Надеваем только верхний слой, нам по поверхности долго не куролесить. Шапка, шарф и обувь в нижнем ящике. Там же есть очки и защитная маска. За бортом сейчас минус сорок восемь. Кислородный баллон не нужен, но слизистые защитить стоит.
После того как мы оделись, Блейд нажал на клавишу около шлюза, и дверь отъехала вбок. В проеме открылось ослепительно-белое бескрайнее пространство.
– Рекомендую сейчас ничего не говорить. Когда снимем маски, тогда и продолжим, – посоветовал мой спутник и решительно шагнул вперед.
Неподалеку от места посадки капсулы, как оказалось, располагалось несколько построек, похожих на ангары. Поодаль от них возвышалось кубическое сооружение, от которого прямо по поверхности до жилых помещений шли черные трубы разного диаметра. Больше в окрестностях ничего не было видно. Погода стояла безветренная, но стылый мороз обжигал смертельно. Ноздри мои даже под маской мгновенно слиплись, чтобы не допускать ледяной воздух глубже, я постарался дышать неглубоко и медленнее двигаться. Тем не менее до бараков мы добрались буквально за несколько минут.
Нас никто не встречал. Следуя за Блейдом, я снял с себя комбинезон, очки, маску, шапку – оставил лишь шарф. По сравнению с лютым холодом снаружи в шлюзе было жарко, хотя температура достигала не более плюс восемнадцати.
– Вот это надевайте, – распорядился Блейд, открыв шкаф в шлюзовой и снимая с плечиков пуховую безрукавку. – Скоро станет прохладнее.
Мы прошли внутрь помещения. Коридор завершился небольшим полукруглым залом, в котором был оборудован большой экран (он занимал буквально всю стену) и несколько рабочих мест с компьютерами.
В комнате было три человека, но встал только один, прочие остались на своих местах, лишь мельком глянув в нашу сторону.
– Приветствую, Давид! – сказал поднявшийся.
– Сидите-сидите! – воздев ладони, проговорил мой спутник. – Времени на рукопожатия и прочие реверансы не тратим… Изменений никаких нет?
– Никаких!
– Тогда мы с коллегой к артефакту.
Поприветствовавший Блейда незнакомец кивнул и вернулся на свое рабочее место. Меня поразила будничность происходящего, словно в третьеразрядный офис явился сантехник инспектировать отхожее место. А вот лабиринт коридоров, начинавшийся в глубине зала, оказался очень странным. Он уходил под большим углом наклона куда-то вниз, постоянно разветвлялся и закручивался. К концу пути я уже слабо представлял, где мы находимся, и был уверен, что самостоятельно мне обратно не выбраться. Наконец мы с Блейдом очутились на платформе грузового подъемника, нависающего над вертикальной шахтой, из которой дул холодный ветер.
– Соберитесь, Майкл! – сказал Блейд, голос которого вдруг стал жестким. – Вы сейчас увидите то, что кроме вас видели единицы. И запомните, бояться нечего.
Он замкнул рубильник в щите управления, и платформа стремительно заскользила вниз. Спуск показался мне утомительно долгим. Когда платформа остановилась, мы очутились в еще одном сводчатом коридоре, из которого попали в полусферическое помещение. Его диаметр был не меньше двухсот метров. Свод поблескивал в свете прожекторов, видимо, он был выдолблен в толще
