Ворох моих мыслей разметал звук приближавшихся шагов, сжалась в комок и зажмурилась. Охотник остановился возле двери курятника, а через мгновение моё сердце перевернулось в груди от трёх еле слышных ударов костяшек по стене.
— Синьорина, сколько можно там сидеть? Я давно заметил вас, — вожак говорил спокойно, без угрозы в голосе. — Выходите, хочу знать кто вы.
Не слишком заманчивое предложение, синьор. Мы с вами давно знакомы, даже ближе чем стоило бы. Или заманчивое?.. Проклятая вторая половина безжалостно душила инстинкт самосохранения первой.
— Не испытывайте моё терпение. Не заставляйте вытаскивать вас силой.
Чего-чего, а испытывать терпение, а тем более силу Пеллегрино не хотелось. Тромольский лес и страстно влюблённые глаза цвета весеннего неба остались в прошлом, а настоящее — безжалостный убийца и безлюдная окраина села — ждали за стеной курятника. Встала и, не чувствуя, как несут ноги, подалась к двери. Шаг, ещё шаг, слепящий свет фонаря — я зажмурилась, прикрывшись рукой.
— Чудесная ночь, синьорина, — Охотник убрал огонёк. — Вы следили за мной?
— Н…не… невольно, — подобрав достойное, а главное, короткое оправдание, опустила голову. Язык почти не ворочался во рту — чудо, что вообще смогла говорить.
Странно бояться быть узнанной синьором Карузо, когда новая внешность Амэно Гвидиче не оставила следа от Амэрэнты Даловери, но тревога вопреки здравому смыслу мерзко лапала душу.
— Мы с вами раньше встречались? — вожак подцепил кончиками пальцев мой подбородок, заставляя поднять голову.
Ресницы несмело вспорхнули, и я встретилась взглядом не с жестоким вожаком стаи Охотников, а с первым мужчиной в моей жизни. Пеллегрино, такой же, как в тот проклятый вечер — манящий тёплым дыханием, источающий аромат желания синьор из бронзы, только сегодня он не был одурманен приворотным зельем.
Охотник долго рассматривал меня — заглядывая в глаза, аккуратно касался души, скользил по лицу и шее эфирной щекоткой. Чёрные точки зрачков вожака раздались по бледно-голубым радужкам, пряча за собой отблески тоски. В этом мучительно прекрасном ритуале была та опасная нежность, что я уже чувствовала от Пеллегрино в моменты близости.
— Я видел вас раньше…
— Нет. Не думаю. Мы не могли с вами встречаться, — тараторила, собирая в кучу все «нет» этого мира. — Простите, я случайно здесь оказалась. Заблудилась… Забрела не туда. Мне пора, ещё раз простите.
Я должна была попытаться уйти, хоть и понимала — шансы равны нулю, а на ноль нельзя делить и умножить на ноль — получишь ноль. Уроки синьора Ландольфи дали плоды совсем не вовремя. Вожак сегодня уже отпустил добычу, но не меня, не так, не в этот раз.
Пелле остался у дверей курятника, а я стремительно уносила ноги подальше от ощущений, что пугали почище смерти, но его тихий, растерянный голос, словно кувалдой вбил меня в землю:
— Девушка со шрамом…
Осторожно дотронулась ледяными пальцами до отметины на брови. Я давно перестала замечать широкий рубец: ладони не чувствовали его, когда умывалась, а глаза не видели, когда гляделась в зеркало, но окружающие по-прежнему ловили изъян на моём лице.
— Ваш портрет на рынке Илиси стоит сумасшедших денег, синьорина Гвидиче, — Пелле уже стоял у меня за спиной, обжигая дыханием затылок, — но чтобы купить его мне пришлось вцепиться в раму зубами — пятеро пройдох с тугими кошельками пытались перебить цену. Вы умудрились собрать всех богачей юга на рыночной площади Илиси.
Фавн бы побрал синьора Сальваторе! Это он решил, что слава Ловчим безумия не повредит, и нанял художника. Не помнила название городка, где мы неделю назад останавливались отдохнуть, но именно там Торе пришла в голову «гениальная» идея — запечатлеть наши лица акварелью. Мастер написал портреты, и командир отвалил ему десять кулаков золота за работу, плюс ещё пятьдесят сверху, чтобы тот сделал копии и проехался по рынкам. Каждый портрет снабдили серебряными табличками с гравировками имён и должностей Ловчих.
Всё вместе — рисунок, изящная овальная рама и блестящий кусочек драгоценного металла с надписью — смотрелись просто шикарно. Думаю, шедевры на рынке собирали немало зевак, а о цене и говорить страшно. Сто семьдесят кулаков золота в святейшую казну — сущие пустяки по сравнению с суммой, отваленной Пеллегрино за моё лицо.
— Портрет синьора Сальваторе вы тоже купили? — опасаясь собственных желаний, не нашла смелости повернуться.
— Нет, — он приятно улыбнулся голосом, — не испытываю страсти к изображениям мужчин, да и не каждая женщина способна дотронуться до моего сердца, а вам, луноликая синьорина Гвидиче, удалось присвоить его.
— О, Великий Брат… — моё тело пробрал озноб.
— Вы дрожите, — развернул к себе и растёр огромными ладонями мои плечи. — Попрошу хозяйку принести одеяло, очаг она не разжигала.
Туман в моей голове разделил Пелле-ублюдка и Пелле-любовника. Беспощадный убийца остался за дымчатой пеленой, видела лишь трепетного до мурашек по спине синьора с бронзовой кожей и прекрасной тёмной шевелюрой.
— Не нужно одеял, мне пора уходить, — через силу выдавила я.
— Останьтесь, прошу.
— Меня станут искать и…
— И командир накажет Ловчую за время, проведённое в компании Охотника, — слишком откровенно закончил за меня Пелле.
Я бы сказала иначе, а Пеллегрино опустил топор на оковы правды, и слова сорвались с его губ, дёрнув звонкие струны моей души. Освободившись от заклинания Эммы, я не стала свободнее, слишком многое держало рядом с Торе: обязанности Ловчей, моя магия, чувство вины.
— О, синьорина Гвидиче, — Пеллегрино сдвинул брови, догадка скользнула в голубых глазах, — вы видели смерть Энрике… Вы не командира боитесь — меня, — он крепко сжимал мои плечи. — Прошу, не надо. Разве я могу причинить боль женщине, о которой мечтал?
— Прекратите, — его слова обдали сердце кипятком.
— Вам неприятно, отвратительно моё чувство?
— Нет… Или… Мне пора.
Охотник отпустил — просто убрал руки с моих плеч, не произнеся ни слова. Схватив первый попавшийся фонарь со стола, поспешила убраться подальше от собачьих нежностей. Невиданный аттракцион щедрости — Пеллегрино бескорыстно попрощался в одну ночь и с Альдой, и со мной. Я страдала от приступов страсти, но не от слабоумия. Поверить в искренние чувства Охотника к Ловчей? Нет уж, увольте.
Глава 15
Ничего не видя во тьме сельской ночи, сбивая носы кожаных сапог, бегом неслась к трактиру. Фонарь пал смертью смелых, когда, запутавшись в юбке, я грохнулась и разбила хрупкую конструкцию о здоровенный камень. Ссадины на ладошках и коленях, холодный ветер в лицо, лай собак за спиной — волшебная ночь. После того, как на пути в третий раз повстречалась злосчастная каменюка, я призадумалась. Умудрилась заблудиться в небольшом селении — легендарное везение. До рассвета далеко, спросить дорогу не у кого, псы во дворах нервничали всё сильнее, а зудящие воспоминания о синьоре Карузо вновь жадно облизывали фантазию. Фавн его знает, сколько ещё
