Вставил питьевую трубку, посмотрел вниз. Отсюда был виден четкий след из примятых сухих стеблей, который оставила тележка, а мертвые и безжизненные развалины Бугульмы просматривались как на ладони. Поближе к горе город выглядел еще ничего, а вот по направлению к железнодорожной станции разрушений становилось все больше. Башкир даже стащил со спины рюкзак, нашел внутри трофейный ПСО и приложил к окуляру противогаза.
Чем дальше, тем хуже. Там и выгоревшие дома, и большие черные участки, которые двадцать лет назад были зелеными парками и скверами. А на месте самого вокзала, где, как он угадал, находился эпицентр, не осталось ни одного целого здания.
– И ради чего все это? – спросил башкир, прекрасно понимая, что те, кто принимал решения об ударах, ему не ответят. – Только чтобы поезда проехать не могли? Чтобы на фронт людей и технику нельзя было отправить?
Хотя о каком фронте могла идти речь? Не как в старину же воевали.
Да и цели устанавливали не те же люди, что запускали ракеты. Объекты, которые должны быть уничтожены, выбирали еще лет за шестьдесят до Войны. Мудрые генералы в кителях, увешенных наградными планками, прошедшие другую войну. Тогда она, наверное, казалась самой долгой и кровавой и вряд ли хоть кто-нибудь думал, что во время следующей цивилизация окажется попросту уничтожена.
Убрав прицел обратно в футляр и бросив его в рюкзак, башкир сделал еще несколько глотков, не без сожаления поднялся и понял, что не помнит, куда и зачем шел.
С сомнением поглядел на тачку, осмотрелся вокруг, но ничего, кроме дороги, нависавшей над ним вершины и раскинувшейся у подножия Бугульмы не увидел.
– Я ведь куда-то шел, – проговорил Азат. – И у меня была цель. И я должен был что-то сделать, чтобы кому-то помочь.
Это он помнил. Но вот ни в чем заключалась эта цель, ни в чем состояла его задача, понятия не имел. По поводу того, кому помочь – знал, что своей семье. Попытался вспомнить лица жены и детей, но не смог, вместо них перед внутренним взором представляли только уродливые лысые морды с огромными, на пол-лица глазами, черными, будто ночь.
Но одновременно с этим он понимал, что морд этих до сих пор не видел, а значит, его семьей они быть не могли.
А потом забылось и это. Появилось дикое желание наплевать на все, улечься прямо тут, в траву, и заснуть. Перехватить хотя бы полчаса отдыха – может быть, проснувшись, он вспомнит? Или внезапно окажется, что все, происходившее за последние несколько дней, было всего лишь кошмаром?
А что происходило-то?
Веки постепенно тяжелели, он, не выдержав веса своего тела, которое будто свинцом залили, улегся на землю. Заложил руки за голову: так было гораздо удобнее, посмотрел в небо.
Облака на такой высоте были совсем близко. Казалось, руку протяни, и сможешь пощупать тучу, мягкую и теплую, словно вата. Они бежали друг за другом, гонимые ветром, словно играли в догонялки. Какое-то время он наблюдал за этой игрой, но скоро ему это надоело и он закрыл глаза.
– Азат! – услышал он низкий и грубый мужской голос совсем рядом. Вспомнил, что это его имя, и открыл глаза.
Справа в шаге от него, возле тележки, на земле сидел мужчина в защитном костюме незнакомой модели, выполненном в пиксельном камуфляже, правда о цвете оставалось лишь догадываться. Противогаза на нем не было, зато имелся автомат, который с виду напоминал привычную «ксюху», только пластиковую и с нормальной газовой камерой.
Башкир удивился тому, откуда здесь взялся этот мужик, но быстро пришло понимание, что все правильно и угрозы для Азата он не представляет. К тому же никакой агрессии неизвестный не проявлял, сидел себе да ковырялся в травяной трухе найденной где-то палочкой.
– Отдыхаешь? – спросил он. – Нормально тебе?
– Нормально, – кивнул Азат. – Устал вот. Отдыхаю.
Лицо мужика казалось странно знакомым. Он был бы похож на татарина, если бы не слегка вздернутый, даже несмотря на следы множества переломов, нос, и не слишком широкое для них лицо. Цвета глаз башкир разглядеть не смог, так как зрение все еще работало в монохромном режиме, но что-то подсказывало ему, что радужка у них слишком светлая для карих.
– Ну и хорошо, что отдыхаешь. – Он рассмеялся и слегка наклонил голову.
Это зрелище заставило башкира внутренне содрогнуться. Конечно, и на лице у мужчины было несколько старых шрамов, но рубец на темени выглядел совсем свежим. Он был огромным, сантиметра три в диаметре и, казалось, слегка пульсировал, напоминая не собственные ткани, а какой-то хищный гриб, присосавшийся к черепу человека снаружи.
– А, это… – Мужчина прикоснулся пальцами к ране на голове. – Это бывает. Быстро затянулось, но уродливо вышло, знаешь. Рассосется потом, может.
– Как у мутантов, – кивнул Азат. – Я замечал, если особь старая, она всегда рубцами покрыта.
– Это плата за регенерацию, – пожал плечами тот. – Клетки быстро делятся. Иногда утерянные ткани замещаются даже не соединительной, а раковой опухолью. Знаешь, просто чтобы дефект закрыть.
– Слушай, а я тебя знаю? – решил все же уточнить башкир. – Лицо знакомым кажется.
– Может, и знаешь. Или думаешь, что знаешь. Может, меня тут вообще нет, а тебе «менталы» опять картинки показывают, но это вряд ли. Они вокруг ходили, уже наброситься собирались, я отогнал ублюдков.
«Менталы», – вспомнил вдруг Азат. – Я шел взорвать Логово. Сейчас его скрыл склон горы, но если подняться выше, снова покажется то уродливое городище».
– Отогнал? – спросил он совсем другое. – А их можно отогнать?
– Можно, если умеешь, – кивнул его собеседник. – Но у тебя вряд ли получится. Да и не понадобится. Сейчас посидим, поговорим, а потом пойдем, каждый своей дорогой. Ты мне пока расскажи лучше, что случилось с тех пор, когда вы все-таки уехали с «Домостроителей»?
– Мы… – Башкир запнулся. – Мы украли машины у «пришлых».
– Это я знаю. Если бы вы знали, какой эти ублюдки переполох устроили, когда собрались валить и обнаружили, что транспорта у них больше нет. Хотя ладно, теперь они вряд ли смогут кому-то навредить. Может, и к лучшему, что никто из них в Уркуш не вернулся, поостерегутся опять приезжать.
– Мы поехали на восток, в сторону Башкирии. Думали, что рано или поздно найдем место, где сможем устроиться. Добрались до Мензелинска. Там наткнулись на «Крепость», которую построили русские националисты.
– Местные? – на секунду в голосе собеседника Азату послышалась надежда.
– Нет, откуда-то из Башкирии приехали.
– Ну да, нечего было и надеяться, – пробормотал мужчина, будто думал, что его никто не услышал, но тут же взял себя в руки и спросил: – А что дальше?
– Нас попросили помочь. На их нефтяную
