Снова череда выстрелов! Теперь было отчётливо ясно, что доносятся они откуда-то снаружи. Должно быть, Вовке удалось обезоружить и обезвредить Генчика, пришедшего убрать первого заложника, и вырваться наружу. А о том, что он до сих пор жив, говорят эти самые выстрелы. Взглянув в противоположную сторону коридора, подумал, что Олю целесообразнее пока не выпускать, ради её же безопасности. Сжав рукоять Вовкиного пистолета, лёгким шагом поспешил к выходу из барака.
Светало быстро. Заметно посветлевшее небо залило густым, тусклым светом обломки ржавеющей техники, какие-то металлические конструкции и железобетонные блоки. Чуть поодаль - 'УАЗ' Михалыча. Вокруг стояла абсолютная тишина. Перебежав на полусогнутых к нагромождению бетонных плит, укрылся за ними и прислонился спиной, стараясь как можно тише дышать. Ещё раз огляделся - никого. Пройдя к противоположному краю плит, обошёл их и обнаружил лежащего лицом в землю, с неестественно вывернутой наружу ногой, самого высокого из четвёрки.
- Здравствуй, земляк, - послышался совсем рядом за спиной тихий голос Михалыча, - как же ты вовремя! Пукалку брось...
Я начал медленно разворачиваться, в надежде, что у того нет оружия, но почувствовав затылком холодное дуло пистолета, решил, что будет лучше...
- Серый, у него патроны кончились, - откуда-то слева донёсся голос Вовки, за ним - тяжёлые шаги и удар где-то совсем рядом. Стон и ещё несколько ударов. Я, наконец, решился обернуться. Вовка, сидевший верхом на Михалыче, старательно и с какой-то чудовищной механичностью избивал того прикладом старой 'Тулы', превращая голову в сплошное месиво. Я с трудом оттащил озверевшего друга от бессознательного тела и с облегчением рухнул на землю, но заметив, что лежу в полуметре от трупа долговязого, перекатился чуть в сторону.
Вовка ничего не говорил, тяжело дыша. В утреннем свете его лицо имело совсем уж удручающий вид. Казалось, били не руками, а гантелей: глаз практически не было видно из-за гематом, нижняя губа разорвана, переносица съехала влево и была явно сломана, одно ухо стало тёмно-фиолетовым, оно распухло и неестественно торчало перпендикулярно голове. Засохшая бурая кровь, сплошным потоком застилала лицо.
Михалыч застонал, приходя в себя. Вовка взял двустволку, взвёл курки и вставил ствол тому в рот.
- Хватит! - вскакивая на ноги и выставляя вперёд ладони, закричал я, - Хватит, друг! Хватит...
На Вовкином лице сейчас сложно было разобрать какие-то эмоции. Колоссальную ярость выдавали лишь тяжёлое дыхание и дрожащие скулы. Михалыч окончательно пришёл в сознание и с ужасом глядел на чёрный ствол ружья, что-то мыча, хватаясь пальцами за молодую траву и отталкиваясь каблуками ботинок от скользкой почвы. Таким образом, он пытался отползти от разъярённого Вовки, но тот наступил ему на горло и глаза на разбитом лице Михалыча расширились.
- Друг, хватит смертей, - как можно спокойнее попросил я, но тот, казалось, меня совершенно не слушал, полностью поглощённый своей яростью и борьбой с желанием пристрелить врага. - Послушай, это уже не самозащита, это снова убийство, понимаешь. Остановись, прошу. Помоги лучше Олю освободить. А я пока его тут постерегу.
Я подошёл поближе и медленно положил руку на цевьё охотничьего ружья, глядя Вовке в глаза, очень аккуратно отвёл ствол от лица Михалыча.
- Всё нормально, старик. Всё закончилось. А она там боится очень, - продолжал уговаривать я, - Наверняка выстрелы слышала...
- Иди, - только и сказал тот, не отводя взгляда от Михалыча. Тот сплюнул на землю сгусток крови, ощупывая языком разбитые губы и раскрошившиеся зубы. Я показал Вовке пистолет:
- Нет, иди ты. Я за ним пока присмотрю. Ты уж извини, но тебя с ним не оставлю, остыть тебе надо, сам понимаешь.
Вовка, передал мне ружьё, снял ремень со штанов Михалыча и, рывком перевернув того на живот, крепко связал ему руки за спиной.
- Если хоть немного рыпнется, сразу стреляй. Не раздумывай! Просто жми на курок! Будешь думать - будешь мёртвым. Он бы точно не думал... Это та ещё мразь, - а, после небольшой паузы, добавил: - И не слушай его, если говорить что-то начнёт. Лучше пристрели или хотя бы выруби.
Я утвердительно кивнул, и тот, взяв у меня 'Тулу', пошёл в барак.
- Ну, ты просто святой, земляк, - шипя сквозь выбитые зубы, выговорил Михалыч, лежащий лицом в траву, когда Вовкины шаги стихли, - Спасибо, что ли? - и с усмешкой добавил, - Только он всё равно нас убьёт. И меня убьёт, и тебя, само собой, тоже...
- Пасть закрой, - рявкнул я, как можно убедительнее.
- Ох! Вай, баюс, баюс! - рассмеялся тот, - Я даже не знаю, кого из вас бояться больше: киллера-алкоголика, который даже друга своего лучшего подставил, чтобы шкуру свою сохранить, или страшного землекопа, который штаны до сих пор не отстирал, после того, как от чертей по огородам бегал! - он залился искренним хриплым смехом, - Чё ты искал-то там, археолог? Небось, клад хотел втихаря откопать, пока спят все, да? Видели мы завещание, видели... Душевно! Мне даже стыдно немного, что я такое приключение омрачил своими меркантильными просьбами. Генчик, кстати, там после тебя чуток порылся и перстенёк золотой откопал! Кто знает, если бы не дед, может там и клад этот нашёлся бы, а?
Михалыч смолк, посмотрел в сторону барака и попытался перевернуться на бок, но я наступил на спину, не позволяя это сделать, и тот снова обратился ко мне, продолжая лежать лицом вниз:
- Ну, что, земляк? Долго мы с тобой так сидеть тут будем? А часики тикают... Друг твой ружьишко-то не разрядил! А ты, небось, даже внимания не обратил, да? - он снова засмеялся, - Всё ещё доверяешь своему корешу? Воистину, глупость человеческая не имеет границ. Ну, ты сам подумай, нахрена ему ружьё, если он всех тут уже перестрелял?
Я упрямо молчал, изо всех сил стараясь не поддаваться на провокации связанного пленника, хотя сомнения просто разрывали меня изнутри. А Михалыч всё продолжал точить напильником хлёстких доводов мою уверенность:
- Не знаешь ты его, видать, Серёженька. Совсем не знаешь... Зверь он, друг твой, зверь страшный, хищный! На нём трупов больше, чем на Чикатило. Семьями людей вырезал! - последняя фраза была произнесена полушёпотом с сильной интонацией.
- На тебе меньше, что ли? - не выдержав, огрызнулся я.
- Я тоже не святой, Серёжа. А кто сейчас без греха? Ты, что ли? Очень сомневаюсь! Вот, Славика, например - безобиднейшего человека, который мухи в жизни не обидел - не вижу. Уезжал с тобой, а теперь нет человека. Где? Не спрашиваю! Почему? Потому что понимаю - выживает тот, кто бегает быстрее и у кого зубы покрепче. А теперь и
