Пэдуэя переполняло чувство гордости, когда он разворачивал шуршащие страницы пробного оттиска, и даже обилие опечаток не испортило ему настроения. В заметке о горожанине, смертельно раненном грабителями на Соляной дороге, заурядное наречие превратилось в непристойное слово. Впрочем, при тираже в двести пятьдесят экземпляров правку нетрудно внести пером и чернилами.
Мартин вдруг задумался о важности собственной роли в этом мире. Ведь это его могли зарезать на Соляной дороге!.. Тогда не было бы печатного станка, не было бы никаких изобретений, которые еще предстояло сделать, – жди, пока к ним приведет естественный ход неторопливого технического прогресса…
Пэдуэй назвал газету «Римское время» и пустил ее в продажу по десять сестерций. К его удивлению, тираж разошелся мгновенно, а потом еще долго Фритарик отгонял от дверей опоздавших.
Каждый день писцы приносили свежую информацию. Пухлый розовощекий молодой человек вручил Мартину заметку, начинающуюся с крупно выведенного заголовка:
«КРОВЬ НЕВИННОЙ ЖЕРТВЫ НА РУКАХ ЧУДОВИЩНОГО ЗЛОДЕЯ ГОНОРИЯ, НАШЕГО ГОРОДСКОГО ПРАВИТЕЛЯ.Из достоверных источников стало известно, что Аврелий Гальба, на прошлой неделе распятый за убийство, был мужем женщины, которой давно и безуспешно домогался похотливый козел Гонорий. Во время суда над Гальбой многие отмечали шаткость улик…»
– Эй! – воскликнул Мартин. – Не ты ли автор другой заметки: о Гонории и деве?
– Я, – гордо сказал писец. – Почему ее не опубликовали?
– Интересно, вышел бы тогда следующий номер моей газеты?
– О, признаться, я не подумал…
– Что ж, учти на будущее. Эту историю тоже нельзя использовать. Но ты не огорчайся, она хорошо сделана: хлестко, завлекательно… Откуда у тебя информация?
Писец улыбнулся:
– Прислушиваюсь к тому, что люди говорят. А что не слышу я, слышит моя жена. Женщины обожают поболтать за игрой в триктрак.
– Чертовски жаль, что я не смею вести колонку городских слухов! – посетовал Пэдуэй. – У тебя задатки настоящего газетчика. Как твое имя?
– Георгий Манандрос.
– Грек?
– Мои родители греки; я – римлянин.
– Хорошо, Джордж, надолго не пропадай. Когда-нибудь мне понадобится толковый помощник.
Пэдуэй нанес конфиденциальный визит хозяину сыромятни.
– Когда нужна следующая партия? – спросил дубильщик.
– Через четыре дня.
– Невозможно. К этому времени у меня будет только пятьдесят листов, причем впятеро дороже.
– Почему?! – ахнул Мартин.
– Твой первый заказ практически исчерпал все городские запасы. Все, что было у меня и что я сумел купить. В Риме не осталось шкур и на сто листов. Да и готовить их долго…
– А если расширить твою мастерскую, можно выйти на две тысячи листов в неделю?
Дубильщик покачал головой:
– Перерезать всех коз в Центральной Италии?..
Пэдуэй был вынужден признать свое поражение. Восковку, по сути, делали из отходов сыромятного производства. Крупный заказ попросту взвинтит цены. Хотя в Древнем Риме наука «экономика» была неизвестна, закон спроса и предложения действовал там с такой же неумолимостью.
Значит, без бумаги все-таки не обойтись. И второй выпуск газеты сильно задержится.
Пэдуэй отправился к валяльщику: велел измельчить несколько фунтов белой материи и изготовить самое тонкое полотно, о котором когда-либо слышали. Валяльщик послушно изготовил нечто похожее на исключительно толстую и рыхлую промокашку. Пэдуэй терпеливо настоял на более тщательном измельчении, потребовал прокипятить массу перед валянием и прогладить после. Выходя из мастерской, он заметил, как валяльщик многозначительно постучал себя по лбу. В результате неоднократных проб и ошибок получилась бумага столь же годная для письма, как туалетная.
Настал кульминационный момент. Капля чернил разбежалась по бумаге с резвостью туристов, обнаруживших у костра гадюку. Пэдуэй тяжело вздохнул и попросил валяльщика изготовить еще десять полотен, добавляя в варево разные широко распространенные вещества: мыло, оливковое масло… Тут валяльщик пригрозил бросить дело. Мартину с трудом удалось его уломать, пообещав существенно повысить расценки. Наконец, к огромному облегчению заказчика и мастера, добавки клея решили проблему.
К выходу второго номера газеты Пэдуэй уже не волновался из-за нехватки бумаги. Иная мысль заняла освободившийся было участок мозга, ответственный за беспокойство: что делать, когда разразится Готская война? В его истории она двадцать лет терзала Италию. Каждый мало-мальски значительный город был по крайней мере единожды осажден или захвачен; Рим потерял до половины своих жителей в битвах и эпидемиях. Если повезет выжить, можно стать свидетелем завоевания Италии лангобардами и полного уничтожения римской цивилизации… Все это чудовищно препятствовало его планам.
Несмотря на попытки встряхнуться, Пэдуэй впал в тоску. Возможно, в мрачном настроении виновна была и погода: два дня подряд лил дождь, и все в доме пропиталось влагой. Мартин предался хандре и уныло смотрел в окно на печальный пейзаж.
Из такого состояния его вывел Фритарик, приведший в комнату коллегу Томасуса, Эбенезера-еврея – благодушного, хрупкого на вид старца с длинной белой бородой.
Эбенезер отжал бороду, стянул через голову плащ и спросил:
– Куда его, чтобы не накапать, драгоценный Мартинус? Ах, благодарю! Шел по делу и решил заглянуть, если не возражаешь. Томасус говорил, что у тебя очень интересно.
Пэдуэй был рад возможности отвлечься от мрачных мыслей и с удовольствием показал старику свое хозяйство.
Эбенезер задумчиво посмотрел на Мартина из-под густых бровей.
– Теперь я верю, что ты из чужого края. Из чужого мира даже! Взять хотя бы твою арифметику – она изменила всю систему банковского учета…
– Что?! – воскликнул Пэдуэй. – Откуда тебе известно?..
– Как! – удивился Эбенезер. – Томасус продал секрет мне и Вардану. Разве ты не знаешь?
– Продал?
– За сто пятьдесят солидов с каждого. Разве…
Пэдуэй прорычал страшное латинское ругательство, схватил плащ и шляпу и направился к двери.
– Куда же ты, Мартинус? – встревоженно спросил Эбенезер.
– Сперва я скажу этому бандиту все, что я о нем думаю! – рявкнул Пэдуэй. – А потом…
– Томасус обещал тебе не раскрывать секрет? Не могу поверить, что он нарушил…
Пэдуэй замер на полушаге. Сириец действительно не давал слова молчать. Просто Мартину казалось, что не в его интересах делиться новыми знаниями. Но если Томасусу потребовались наличные, ничто не запрещало ему продать секрет арифметики кому вздумается.
Взяв себя в руки, Пэдуэй признал, что ничего страшного не случилось – ведь он сам хотел как можно шире распространить арабскую систему счета. В сущности, его задело то, что, урвав солидный куш, банкир и не думал с ним делиться. Как и предупреждал Невитта, Томасус – честный человек, однако зевать с ним нельзя. Вечером того же дня Пэдуэй отправился к сирийцу. Фритарик нес наполненную золотом коробку.
– Мартинус! – вскричал банкир. – Неужели ты хочешь погасить долг? Откуда у тебя столько денег?
– Возвращаю все целиком, – ухмыльнулся Пэдуэй. – Надоело платить десять процентов, когда можно обойтись семью с половиной.
– Что? Где это ты найдешь такой смехотворно малый интерес?
– У твоего уважаемого коллеги Эбенезера. Он сам мне предложил.
– Ну, не ожидал я от Эбенезера… Если это правда, то и я могу согласиться на такой процент.
– Придется тебе сделать предложение получше, заработав столько на продаже моей арифметики!
– Послушай, Мартинус,
