Фритарик пожевал ус.
– В общем, да.
– Например?
– Например, бекон.
– Что еще?
– Больше ничего. Доброе мясо с кровью – вот пища воина. Терпеть не могу эту зелень, которую уплетают римляне.
Пэдуэй вздохнул. На такой несбалансированной диете недолго и ноги протянуть…
Томасус нашел ему служанку, которая готовила, стирала и убирала за смехотворно малую плату. Служанку звали Джулия. Родом из провинции, двадцати лет, темноволосая, коренастая и обещавшая со временем чудовищно раздаться вширь, она постоянно носила бесформенный балахон из цельного куска материи и задорно шлепала по дому босыми ногами, сверкая огромными, далеко не чистыми пятками. Порой Джулия выпаливала какую-нибудь шутку на апулийском диалекте, которую Пэдуэй не мог понять, и закатывалась от смеха. Работала она усердно, но Мартину приходилось всему учить ее с азов. Когда он впервые в целях дезинфекции окуривал дом, девушка чуть с ума не сошла от страха и, почуяв едкий запах двуокиси серы, выбежала на улицу, истерически вопя что-то о пришествии Сатаны.
На пятое воскресенье своего пребывания в Древнем Риме Пэдуэй позволил себе отдохнуть. Весь месяц он ни днем ни ночью не знал покоя: помогал Ганнибалу, носил корзины с бутылками и, между прочим, торговался с назойливыми рестораторами, чьи клиенты прослышали о замечательном напитке. Когда в экономике царит дефицит, отметил Пэдуэй, не надо заботиться о качестве – был бы товар! Он уже подумывал еще об одном займе у Томасуса – на новый аппарат, только на этот раз сделанный не из отбитых молотками неровных полосок меди, а из пропущенных через прокатные валки листов.
Однако сейчас, смертельно устав от самогонного бизнеса, Мартин страстно мечтал развлечься, то есть посидеть в Ульпиевой библиотеке. Глядя на себя в зеркало, Пэдуэй думал, что внутренне он совсем не изменился: все так же не любит торговаться и орать на прохожих. Но внешне… Никто из былых знакомых теперь бы его не узнал. Пэдуэй отпустил короткую рыжеватую бородку – отчасти оттого, что никогда в жизни не брился опасной (и тупой!) бритвой; отчасти же оттого, что всегда втайне мечтал о бороде, полагая, что при этом не так выделялся бы его крупный, хотя, безусловно, благородный нос.
Он подобрал себе далматику – византийского стиля длинную тунику с широкими рукавами. Брюки от твидового костюма придавали ему вид несколько нелепый, но щеголять в модных коротких штанах в преддверии наступающей зимы Мартин не хотел. Наряд завершал плащ из грубой шерсти – попросту большое квадратное одеяло с дырой для головы. Нашлась и старушка, которая связала носки и нижнее белье.
В общем и целом Пэдуэй был весьма доволен собой и благодарил судьбу, сведшую его с Томасусом. Сириец оказывал ему большую помощь.
К библиотеке Мартин подходил с тем же сладостным трепетом в груди, с каким юноша ждет встречи с возлюбленной. И не остался разочарован. Он едва не заплакал от нахлынувших чувств, когда, бросив первый беглый взгляд на полки, увидел «Вавилонскую историю» Бероса, все работы Ливия, труд Тацита о покорении Британии и полный вариант «Истории готов» Кассиодора. Ради знакомства с этими рукописями не один историк двадцатого века с радостью совершил бы убийство. На несколько минут Мартин просто растерялся, застыв подобно пресловутому ослу меж двух стогов сена. Затем с душевными муками все же сделал выбор, посчитав Кассиодора более актуальным. Он вытащил толстенные фолианты и сел за столик.
Это была тяжелая работа – даже для человека, свободно владеющего латынью. Но невероятное многословие и вычурность стиля не беспокоили Пэдуэя – он искал факты.
– Прошу прощения, господин, – неожиданно раздался голос библиотекаря, – высокий варвар с песочными усами – не твой человек?
– Вероятно, – сказал Мартин. – А что?
– Он заснул в Восточном отделе и так громко храпит, что читатели жалуются.
– Я разберусь, – пообещал Пэдуэй и пошел будить Фритарика. – Разве ты не умеешь читать?
– Нет, – безыскусно ответил вандал. – Зачем? В моем замечательном поместье в Африке…
– Да-да, знаю, старина. Но тебе придется либо учиться грамоте, либо храпеть на улице.
Фритарик сделал выбор незамедлительно и, обиженно ворча на восточногерманском диалекте, удалился. У Пэдуэя сложилось впечатление, что его телохранитель весьма невысоко ценит образование.
За столиком Мартина, листая Кассиодора, сидел представительный пожилой итальянец, одетый просто и в то же время очень элегантно.
– Прошу прощения. Я хотел осведомиться, не прочитана ли эта книга.
– О, пожалуйста, мне нужен только первый том.
– Не беспокойся, дорогой друг, должен лишь предупредить тебя: обязательно клади книги на место. Ярость Сциллы, оставленной Язоном без добычи, не идет ни в какое сравнение с гневом высокочтимого библиотекаря… Позволь поинтересоваться, какого ты мнения о трудах нашего славного префекта преторий?
– У него богатый материал, – взвешенно ответил Пэдуэй, – однако слишком пышная манера изложения.
– Что ты имеешь в виду?
– Я предпочитаю менее витиеватый стиль.
– Как!.. Наконец-то среди современных авторов появился писатель, не уступающий великому Ливию, а ты говоришь… – Представительный господин спохватился и понизил голос: – Какая красочная выразительность, какая изысканная риторика!
– В том-то и беда. Взять, к примеру, Полибия или даже Юлия Цезаря…
– Юлий Цезарь! Вот уж кто совершенно не умел писать! Его «Галльскую войну» используют как простейший учебный текст для чужестранцев. Прекрасное пособие для носящего шкуры варвара, который в мрачных дебрях северных лесов преследует резвого кабана или травит взбешенного медведя. Но, мой юный друг, для таких просвещенных людей, как мы… – Он вдруг осекся и продолжил с явным смущением: – Надеюсь, ты понимаешь, что, когда я говорил об иноземцах, я не имел в виду лично тебя. Ты человек культурный и образованный, хотя и прибыл из дальних краев – это сразу видно. Не посчастливилось ли тебе родиться в сказочной стране Хинд, известной своими слонами и украшенными жемчугом девушками?
– Нет, моя родина еще дальше, – ответил Пэдуэй.
Он понял, что случай свел его с настоящим римским патрицием старой школы, из тех, кто не попросит вас передать масло, не усластив обращение четырьмя любезностями, тремя мифологическими аллегориями и учеными рассуждениями о производстве масла на древнем Крите.
– Я родом из Америки. Не уверен, однако, что когда-нибудь туда вернусь.
– Ах, мой друг, ты совершенно прав! Где же еще жить благородному человеку, как не в Риме? Но, может, ты расскажешь мне о чудесах чужедального Китая с его мощенными золотом дорогами?
– Немного могу, – осторожно сказал Пэдуэй. – Только дороги там не мощены золотом. Если откровенно, они вообще ничем не мощены.
– Какое разочарование!.. Впрочем, смею допустить, что правдолюбивый странник, вернувшийся с небес, объявит райские чудеса сильно преувеличенными. Мы обязаны познакомиться, мой дорогой друг! Я – Корнелий Анций.
Пожилой патриций произнес это с таким видом, словно имя Корнелия Анция должно быть известно каждому достойному упоминания римскому гражданину. Пэдуэй скромно представился.
К ним подошла очень хорошенькая стройная темноволосая девушка и, обратившись к Анцию «отец», пожаловалась,
