лекарство:
— Магда Гузнер сказала, помогает восстанавливаться после ранения.
Йорген хотел отругать: нельзя разговаривать с соседями и просить у них лекарства, их тоже могут допросить — но передумал. Какая разница, когда его поймают? Надо только придумать что-то, чтобы защитить Еву.
— Ты сегодня не ел ничего, — обеспокоилась жена. — Пойдем, покормлю тебя.
— Не хочу, — отказался он.
Пошел в спальню, включил телевизор. Но также как Ева вчера, не смотрел фильм, обдумывал создавшееся положение.
Ева присоединилась через минуту. Пришла с тарелкой еды, от которой поднимался парок.
— Давай, я тебя покормлю, — села рядом.
— Ева… — Йорген всмотрелся в ее лицо. — Я никак не могу понять, когда ты притворяешься, а когда искренна, — заметил он.
Она тут же вспыхнула, пробормотала раздраженно:
— От тебя научилась лицемерить! — ушла на кухню.
В дверь позвонили. Доминика успела первой, тут же позвала:
— Папа, это к тебе.
В коридоре стоял рядовой из молодых полицейских. Протянул листок:
— Майор Бёрьессон, вы приглашаетесь завтра в 12:00 в тренажерный центр для сдачи тестов. Распишитесь здесь о том, что предупреждены.
— Только я? — уточнил Йорген, расписываясь.
— Почему же, — пожал плечами рядовой. — Это плановая проверка. Еще человек сто будет.
— Плановая проверка раз в году, — заметил он. — И я ее уже прошел. А это — сверхплановая.
— Не знаю, — опять пожал плечами парень и направился к лифту. — Если по состоянию здоровья не можете сдавать — принесите справку от врача. Тогда вам назначат другое время.
Йорген вернулся на диван, сжал голову руками. Он прекрасно знал, для чего это задумали. Так же как знал то, что тест он не сдаст. Даже если пересилит себя и будет лежать на спине, все равно не сдаст. Малейшее движение левой рукой отзывалось болью. Значит, завтра его в любом случае раскроют, независимо от того, придет он в тренажерный центр к назначенному времени или нет.
Ева вернулась в спальню, села на край дивана, подальше от него. Делала вид, что смотрит телевизор, потом не выдержала:
— Кто приходил?
— Пригласили на сдачу теста по физической подготовке, — ответил он, не глядя на жену.
Ева испуганно приоткрыла рот, осмысливая услышанное. Справилась с собой, спросила безразличным голосом:
— Что собираешься делать?
Он неопределенно мотнул головой, и тут же пришло решение. Это же так просто!
— Ева, где мои вещи? Те, что ты подобрала в очистителе.
— Зачем они тебе? — она напряглась.
— Ева…
— Я тебе их не отдам. Слышишь? — она вскочила, встала перед ним, пылая гневом. — Не отдам никогда. Можешь убить меня, если хочешь, но я тебе их не отдам! Я их уничтожу сейчас же!
— Ева… — он поднялся, усадил ее на диван. Здоровой рукой взял за подбородок, чтобы она смотрела ему в глаза. — Ева, послушай меня внимательно. Не перебивай. Уничтожать ничего нельзя. Завтра, как только я уйду сдавать тест — в 12:00, сразу после моего ухода, поняла? Ты возьмешь это и отнесешь в полицию.
— Что? — она вырвалась, отпрянула.
— Не перебивай! — Йорген взял ее за руку, чтобы она не убежала. — Отнесешь вещи в полицию и скажешь, что наткнулась на них случайно. Что ты в шоке и так далее, что ты даже не стала ничего рассматривать — слышишь, Ева? Это очень важно! Несколько раз скажи, что ты ничего не смотрела, даже пальцем не дотрагивалась. Нашла — и сразу помчалась в полицию. Ты меня поняла?
— Йорген…
— Это твой единственный шанс. Твой и девочек. Меня завтра арестуют. Если ты сделаешь так, как я сказал, тебя не заподозрят. Ты поняла меня? — она, не дыша, кивнула. — Все поняла? — еще один несмелый кивок. — Повтори.
— Как только ты уйдешь, отнести твои вещи в полицию и несколько раз сказать им, что я не дотрагивалась до них пальцем, — глаза ее наполнились слезами.
— Ну-ну, — грубовато утешил он. — Все будет хорошо. А сейчас я ужасно хочу спать. Постели постель.
Он пересел на пол, стараясь не смотреть, как Ева суетится возле дивана. На душе стало легко. Он нашел выход. Все обойдется.
Среда. Приют
Уже третий день все шло по заранее известному плану. Сначала майор забирал Бенджамина, потом они вместе шли на свалку. Когда Левицкий зашел в класс мадам Байи, Бенни подбежал к нему и обнял за ноги. Марк вопросительно посмотрел на воспитательницу — он подумал, что она так научила ребенка. Старушка презрительно отвернулась. Кто знает, может, и действительно мальчишка обрадовался его приходу. Может, думает, что майор ведет его гулять. Он взял ладонь ребенка и повел из комнаты. По дороге Бенни пытался рассказать что-то, заглядывал ему в глаза и мычал, но, увидев, что Марк не обращает на него внимания, умолк. Заметив ожидавших у дверей фильтр-коридора добытчиков, оживился, рванулся им навстречу. Рука Левицкого удержала ребенка. Большинство из детей прятали глаза. Это повторялось каждый раз: сначала с Бенни никто не разговаривал, но когда он благополучно возвращался со свалки, добытчики окружали мальчика, говорили что-то ласковое, щекотали. Наверно, они боялись проявить к нему доброе отношение до выхода. Они почувствуют себя предателями, если потом придется отдать его хищникам.
Они вышли в обычном порядке: майор первый, а старший лейтенант Головня — замыкающий. Небо казалось непривычно низким и более желтым, чем обычно. Левицкому это не понравилось — обычно так бывало перед дождем. Вчера только одна смена смогла отработать на свалке три часа. Если сегодня пойдет дождь, то опять они почти ничего не принесут. Тогда останется одна надежда — что сяньшень не ошибся и Клео сможет как-то восполнить их потери. Конечно, существовал еще и запас на черный день, но ведь день может наступить и еще хуже…
Марк на всякий случай дал знак, чтобы добытчики не уходили далеко от приюта. Они переворачивали мусор, складывали что-то в мешки. Майор подумал, что Штефани, повредившая ногу вчера, пока не очень хорошо себя чувствует. Травмы на свалке самые опасные. Один раз мальчишка умер, после того, как неудачно проколол ногу. Майор постарался забыть его имя. Память о погибших лишает воли к жизни. Пусть имена остаются на табличках в комнате Памяти, а сознание забудет. Точно так же он старательно вытравливал из себя воспоминания о жизни в городе, о семье. Но сейчас, руки привычно выуживали куски металла, жестяные банки, деревянные обломки, а перед глазами всплывала картина: мальчишка на операционном столе в комнате Аревик Ашотовны. Левицкий вызвал тогда для него врача, но доктор сказал, что спасти пациента можно, только если ампутировать ногу. Маленький добытчик заплакал, заголосил. Он кричал, что не позволит отрезать ногу, что он лучше умрет, чем будет жить без ноги. Марк сказал: 'Как хочешь'. Врач ушел. Мальчишка умирал еще неделю и, кажется, уже жалел о поспешном решении, но изменить уже ничего было невозможно…
Мальчишку кремировали в городе, а комната Памяти получила еще одного 'жителя'.
Хорошо бы на этот раз обошлось. Похороны случались в приюте нечасто и становились тяжелым переживанием для обитателей. Никакие проповеди не помогали справиться с болью. Хотя Марку стало
