Она рассматривала эти слова со всех сторон. Они стали жить отдельной жизнью: сложились в объемные буквы, рассыпались, на мелкие кусочки, снова собрались. Диана пыталась сложить из них ответ, но ничего не получалось. Только одно приходило в голову: надо идти за ними, догонять их. Почему ее не подождали? Ведь есть же что-то там, за смертью… О том, что самоубийство осуждалось церковью — Аревик Ашотовна преподавала им об этом на духовных уроках — она старалась не думать.
Это решение пришло на рассвете. Диана решительно села на кровати, поискала глазами что-нибудь, что помогло бы умереть. Ничего не нашла. Если бы хоть один шприц остался…
Ничего не выйдет? Она сидела на кровати и раскачивалась. Вперед — назад. Вперед- назад.
Взгляд упал на окно. Павла выбросили хищникам? А она сама туда пойдет.
Диане казалось, что она одевается очень быстро, на самом деле движения стали заторможенными. Она тщательно, так же, так тогда, когда объявляли в приюте о помолвке с Павлом, поправила юбку. Застегнула кофту на пуговицы. Разгладила руками воротник. Долго расчесывала волосы. Павлу не нравились ее волосы. Перед приходом мужа, она снова и снова водила по ним расческой, чтобы понравиться, чтобы он не сердился.
Но он все равно сердился. Это была ее вина: она плохая хозяйка, к тому же не такая красивая, как другие девушки. Она гордилась, что Павел выбрал ее, старалась во всем угодить ему, но не получалось. Диана плакала, он просил прощения, говорил, что очень раздражительный из-за того, что не может одеть ее красиво, купить хорошую мебель. Из-за того, что воспитанники полные отморозки… Она прощала. Верила, что когда-нибудь он изменится…
Но ему не дали такого шанса. Наверно, так надо. Павлу было тяжело здесь — он ушел туда. Она пойдет к нему. Он, конечно, ждет свою жену.
Диана придирчиво осмотрела себя в зеркало. Стройная. Грудь небольшая — ему нравились побольше. Ключицы торчат — но это потому что недоедает. Вот бы там все изменилось! Ей пора. К нему.
Она вышла из комнаты. Постояла возле двери соседей. Это из-за них убили Павла. Если бы не Ким… 'Пусть тебя тоже выбросят хищникам!' — пожелала она закрытой двери. Внезапно в коридор выглянула Лейлани.
— Ты? — прошептала она. Видно, Адольфссон еще спал. — Тебе лучше?
— Да, — подтвердила Диана. — Мне хорошо, — пошла дальше.
— Ты куда в такую рань? — тревожно спросила соседка.
Диана не ответила. Медленно повернулась, повторила то, что только что произнесла про себя:
— Пусть с тобой будет то же, что со мной, Лейлани.
— Что? — оторопела та.
Но Диана ничего не объяснила, медленно побрела дальше.
На лестнице почему-то стала считать ступеньки. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять — пролет. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять — пролет.
'Пролет — интересное слово, — тут же отвлеклась она. — Кому-то достается все, как Алсу Жманц, а кому-то только пролет'.
На первом этаже пошла к фильтр-комнате. Здесь ее окликнули:
— Диана? Это ты? — к ней подошел Дэйл Манслиф. Один из тех, кому все. Кого никогда не выкинут на свалку, чья жена никогда не потеряет ребенка. — Ты что здесь делаешь?
— Есть захотела, — ответила она. — Я вчера ничего не ела.
— Так ты в столовую?
— Да, — отвечает твердо, уверенно.
— Может, проводить тебя? Тебе не тяжело?
— Нет. Мне хорошо. А сколько до подъема?
— Минут тридцать.
— Так тебе пора уже проверять посты. Иди. Я сама.
— Ты точно справишься?
— Да.
Она подождала, пока он исчезнет на лестнице, толкнула дверь фильтр-комнаты. Аккуратно прикрыла ее за собой. В темноте сделала несколько шагов вперед, пока не уткнулась в другую дверь. Вот и все. Он ждет ее там. Диана потянула на себя ручку и шагнула на территорию свалки.
Кошмары по-прежнему мучили Марка. Он сражался с хищниками, дрался с Тендхаром, который умудрялся вырвать его кишки. Потом снова оказывался возле умирающей Лизы, и кто-то в форме полиции расстреливал его в живот. В другой раз над ним склонялся доктор Ойвин, но вместо того, чтобы зашить раны, начинал кромсать его скальпелем. Марк чувствовал беспомощность перед лицом этих напастей и мечтал только об одном — чтобы боль ушла.
Боль утихала, он расслаблялся, даже открывал глаза. Видел воспаленные глаза Клео или кого-нибудь из старушек-воспитательниц. Вскоре снова впадал в беспамятство, и кошмары повторялись.
Но оказалось, что это не самое плохое. После очередного пробуждения, стало сниться тело изнутри. Дурацкий надоедливый сон: внутри него двигались крохотные красные червячки, толкая друг друга. Они будто старались занять правильное положение, составить какой-то узор. Походило на суету в спортзале перед построением. Передвижение детей кажется хаотичным, но уже через десять минут классы выстраивались в две шеренги по росту, и воцарялась гармония. Но у червячков что-то не срабатывало, они толкались и двигались, двигались и толкались, не замирая ни на минуту. Их мельтешение перед глазами утомляло до безумия. Хотелось самому расставить все как положено. Сдвинуть руками, заорать, чтобы послушались и перестали суетиться. Но ничего не получалось. Внутри тела не было ни рук, ни голоса. Он закрывал глаза, чтобы увидеть темноту, а видел то же мельтешение.
Наконец, смирился, уже безнадежно стал наблюдать за происходившим. В тот же момент червячки побледнели: сначала стали розовыми, потом белыми и остановились.
'Ну, вот и все… — подумал Марк. — Выздоровел', — и заснул, наконец, без сновидений.
Проснулся рано утром. Рядом на стуле спала Жания Исметовна.
Левицкий ощупал живот — перевязан. Страшно хотелось в туалет. Он осторожно сел. Голова закружилась. Он закрыл глаза и уперся руками в кровать. Через минуту стало легче, и он осторожно спустил ноги на пол. Удалось это не сразу — ноги не слушались. Каждое движение отдавалось болью. В конце концов, нащупал босыми ногами пол, обернул простыню вокруг талии — его раздели донага — и по стеночке двинулся к очистителю, где находился биотуалет.
Старушка застукала его, когда он уже направлялся обратно. Переполошилась, будто встретила привидение.
— Да что ж это такое! Сутки лежал полумертвый, только я вздремнула — вскочил и побежал! Господин майор, ну-ка ложитесь быстро и как больные люди в горшок писайте. Или вам понравилось врача из Москвы вызывать?
Будь он чуть сильнее, его бы рассмешило это кудахтанье, но Марк еле стоял на ногах, да еще простыню приходилось придерживать. Конечно, бабулька голым его уже видела, но он тогда без сознания находился. Теперь же страшно захотелось выгнать ее и одеться.
Жания Исметовна подскочила, попыталась поддержать, он зарычал рассержено, словно мотор внутри заработал. Старушка отскочила и дальше наблюдала в стороне.
Медленно он добрался до кровати. Сел. Несколько секунд тяжело дышал, потом понял, что лечь сам не сможет — живот болел невыносимо. Жания Исметовна словно мысли читала: подскочила и помогла опуститься сначала на бок, потом перевернула на спину. От напряжения у Марка выступили слезы на глазах. Он почувствовал укол в ногу. Бабулька и тут догадалась, как помочь. Вскоре холодок поднялся от ноги вверх, и боль утихла.
Жания Исметовна заметила, как расслабилось его лицо, и заговорила тихо:
— Вы бы не перетруждались, господин майор. Мы же вас так выхаживали. Весь приют за вас молится.
Левицкий открыл глаза. Силы нашлись только для одного слова:
— Врач?
Жания Исметовна поняла, о чем он:
