Мира была уверена что его звали не Рэд, и что врядли он собирался оживлять кого бы то ни было. «Я не знаю. Это слишком интимный вопрос. Почему бы нам не узнать друг друга получше для начала?» Ей нужно было время чтобы все обдумать. Хотя бы пару минут, чтобы осознать что происходит.
Рэд театрально насупился. «Ну же. Подразни меня немножечко».
Сказать ему, что она была лесбиянкой? Точно не стоит. Он бы потерял к ней всякий интерес и еще чего доброго доложил бы об этом владельцу заведения кем бы тот ни был. Но почему этот кто-то не знал этого? Может быть выяснение этого факта должно было быть частью ориентации, которую она пропустила. В любом случае, хотелось ли ей выйти отсюда, или быть отключенной и похороненной?
Что было худшим из зол?
Эта мысли пробудила в ней что-то давно забытое. Или глубоко забытое; все в ее жизни было давно забытым. Она подумала обо всех этих событиях и там было столько боли, которая до сих пор отзывалась эхом, даже без конкретных воспоминаний. Она попыталась вспомнить, но все было как в липкой жиже. Могла ли она при жизни без усилий вспоминать разные вещи, или ей сейчас так только казалось?
«Я просто…» — она хотела сказать «не в том настроении», но это было бы просто клише, а у нее было четкое понимание на этот счет. Она была мертва. Она не могла пошевелить ни чем кроме лица. И от этого она чувствовала себя такой беспомощной и неуправляемой, как бревно сплавляющееся по речке. «Я не очень хорошо разбираюсь в таких вещах».
«Ладно». Ред положил руки на колени и собрался встать. «Это все не бесплатное удовольствие. Тут оплата идет поминутно. Так я сейчас скажу тебе 'пока', а ты снова будешь мертва».
Снова мертва? «Стойте!»— сказала Мира. Они могли вернуть ее к жизни и вот так вот просто позволить умереть вновь? Она представила свое тело, упакованное где-нибудь, может быть на годы, а может и навсегда. Рэд остановился в ожидании. «Хорошо. Я подожду». Она попыталась подумать о чем-то, и в ее голове бежало столько мыслей, в стольких направлениях, следовать которым ей хотелось, и не одно из них не вмещало этого извращенца, склонившегося над ней.
Были ли другие способы быть «оживленной» окончательно? Были ли у нее какие-нибудь родственники, к которым можно было бы обратиться? Или может у нее были какие-то сбережения, которые выросли бы за последние восемьдесят лет? У нее был дом — она это помнила. Линн должна была унаследовать его.
«Отлично, если ты не собираешься разговаривать со мной, я просто скажу 'пока'» — буркнул Рэд. «И не думай, что кто-то еще придет. Твои увечия сделали твое оживление о-очень дорогим, а тут кругом десятки тысяч женщин. Кроме того вряд ли какой мужчина захочет иметь женщину, которая была заморожена за шестьдесят лет до открытия этого заведения, потому что у него с ней просто не будет ничего общего».
«Ну пожалуйста…» умоляла Мира.
Он протянул руку выше ее головы, за полем ее зрения.
Мире снилось будто она бежала по лесной тропинке. Тропинка вела вверх, становясь все круче и круче. Ей приходилось делать большие шаги и вскоре она оказалась в башне, сделанной из фанеры, которая казалась очень хрупкой, и стала подниматься все выше и выше. Было темно и она едва ли видела, но бежать было так приятно. Столько времени прошло и ее не волновала высота. Она поднималась выше, раздумывая, не повернуть ли обратно, но теперь она уже хотела дойти до вершины, раз зашла так далеко. Наконец она добралась до вершины и там было окно, из которого открывался вид на огромную реку и красивый кампус колледжа на берегу. Она поспешила к окну чтобы лучше все рассмотреть, и тут башня начала прогибаться под ее весом, а затем началось падение. Башня падала все стремительнее прямо на здания кампуса. Вот оно как, подумала она, в желудке все перевернулось. Это и есть момент моей смерти.
Мира внезапно очнулась перед самым касанием земли.
Старик — лет семидесяти — косился на нее. «Да ты не в моем вкусе,» проворчал он протягивая руку над ее головой.
«Привет грм…» сказал мужчина прочищая глотку. «Я никогда не делал этого раньше». Это был толстяк лет сорока.
«Какое сегодня число?» спросила Мира, все еще не до конца прийдя в себя.
«3-е января 2352 года», сказал мужчина. Почти тридцать лет прошло. Мужчина вытер запястьем рот. «Мне немного не по себе здесь, будто я совратитель детей или что-то такое». Он смутился. «Но я слыхал столько историй о том, как люди находили настоящую любовь «из ящика». Мой двоюродный брат Ансел встретил свою вторую жену Флорен здесь. Чудесная женщина».
Мужчина широко улыбнулся. «Кстати, я — Ликан».
«Я — Мира. Рада знакомству».
«У тебя такая дрожащая улыбка, такая милая. Я думаю, ты честная женщина. Ты не стала бы использовать меня чтобы быть оживленной, а потом развестись со мной. С этим делом надо быть на чеку». Ликан сел немного под углом, наверное, чтобы казаться тоньше.
«Да, тут есть о чем побеспокоиться,» сказала Мира.
Ликан глубоко вздохнул. «Может встречаться с женщинами в морозильнике для невест это жалко, но это не так унизительно как приходить на каждую вечеринку в одиночку, руки в карманах, вместо того чтобы сжимать руку своей подруги или приходить с женщиной, которая не только смеется как лошадь и с никудышным чувством юмора, но еще и старше тебя лет на 10, да и к тому же непривлекательна. Вот что жалко и унизительно. Пусть люди подозревают, что мая прекрасная молодая жена была оживлена. Они все равно будут завидовать, а я буду ходить гоголем, взяв ее за руку, в то время как все остальные будут пялиться на нее».
Ликан замолчал на некоторое время. «Моя бабушка говорит я слишком много болтаю. Извини».
Значит у Ликана был спутник. По крайней мере один. Это так тяжело объяснить — имея спутника, становишься специалистом по поддерживанию двух разговоров одновременно.
«Нет-нет, мне нравится,» сказала Мира. Это давало ей прекрасную возможность подумать. Когда она была жива, были времена в ее жизни, когда свободного времени было мало, но всегда было время подумать. Она могла думать по пути на работу, в транспорте и во время других промежутков времени между делами. Сейчас это казалось ей самой прекрасной возможностью, которой не было теперь.
Ликан потер ладонью о ладонь. «Первые свидания не самое лучшее что у меня получается».
«Ты здорово держишься». Мира улыбнулась как только могла, хоть и понимала что глаза ее не улыбались. Ей нужно было выбраться отсюда, понравиться одному из этих парней, чтобы ее оживили. Одному из этих парней? Этот был третий посетитель за пятьдесят лет с открытия этого места, и если верить тому первому, извращенцу, она была тем менее желанна чем больше времени она находилась здесь.
Мира захотела увидеть где же она находилась. В гробу? На кровати? Ей захотелось пошевелить шеей. «Как выглядит это место?» спросила она. «Мы в комнате?»
«Ты хочешь посмотреть? Вот». Ликан держал ладонь в футе от ее лица; экран на его ладони с текстом и трехмерными картинками трансформировался в зеркало.
Мира ужаснулась. Ее собственное мертвенное лицо смотрело на нее, кожа была серая, губы синие. Ее лицо было дряблым и она выглядела как умственно отсталая. По шею ее тело было скрыто за блестящей сеткой.
Ликан повернул зеркало под другим углом, чтобы она могла увидеть комнату. Это было огромное открытое пространство как холл огромного отеля. Люди спешили по прекрасным мостам, а кристальная чистая вода, стремясь вверх, оставляла брызги на стенках больших прозрачных туб подвешенных в воздухе, создавая впечатления летающих фонтанов. Неподалеку Мира увидела человека сидящего напротив открытого ящика, его губы двигались, голова кивала, руки были сложены в немножко самоуверенной манере на коленях.
Ликан убрал зеркало. Его глаза округлились.
«Что случилось?» спросила Мира.
Он было открыл рот чтобы что-то сказать, затем передумал, покачал головой. «Ничего».
«Пожалуйста, скажи мне».
Встала долгая пауза. Мира догадалась что это был внутренний диспут. Наконец, Ликан ответил. «Просто у меня внутри все переворачивается от мысли, что я разговариваю с мертвецом. Если бы я взял
