Приступ стыдливой школьницы, что провинилась перед учительницей и теперь стоит на коленях умоляя властную леди о прощении. Черт возьми, она все это время знала, как давит на меня, как заставляет нервничать и при этом продолжала мне мило улыбаться, словно лицемерная сука. На лбу выступили капли тяжелого пота, словно мне снова двенадцать, и я должна стоять на горохе, чтобы понять, как это плохо быть никем. Чтобы снова понять, что за неуважение к другим придется унижаться. Унижение, как расплата честью за содеяное. Это было так неожиданно…это было предательски подло и так жестоко…черт. На секунду перехватило дыхание, и я выключила микрофон бросив наушники на панель и достав тонкую сигарету вышла из студии оставив Фрею завершить этот эфир самой. Хватит с меня этого…хватит с меня унижения.
Это словесную дуэль я проиграла…прости, папочка. Я снова облажалась.
*Виктория
*Минутой спустя
Говорят, что «Пандора» развращает целомудрие. Только все на самом деле прозаичнее, ибо целомудрие развращает привычка жертвовать. За все время существования «Пандоры» я обратила внимание, что женщины с рождения должны жертвовать. Какая ужасная несправедливость. Потеря невинности – жертва ради мужчины, дабы доказать ему свою чистоту, и хорошо, если после первого акта все закончится, как в хорошем порно фильме, возможно даже итальянском, где все в итоге женятся, и устраивают массовую оргию со свидетелями и гостями, и быть может, даже родственниками. Смирение с ролью борщеварки – жертва ради непригодного мужчины, что не в силах увидеть в тебе большее, и ты смиренная ждешь, когда бытовой парень, который так устает на работе захочет после ложки твоего борща овладеть тобою. Выбор каждый год рожать детей – жертва на которую ты пойдешь, чтобы привязать к себе возлюбленного, что давно заимел на стороне подтянутую, симпатичную любовницу лет шестнадцати, которая при слове дети сдерживает эти рвотные рефлексы, ибо знает, что с таким тело рождаются, чтобы согрешать, а не порождать продолжение грехов первородства. Все это болезненное влияние не менее болезненного социума, что так сладко диктует невинным, иной раз незрелыми женским мозгам, что правильно, а что грех. Я всю свою жизнь хочу одного, чтобы женщины поняли раз и навсегда, что их тело касается исключительно их, а не других людей. Никто не вправе решать за них, никто не может диктовать фетиши и устанавливать табу…
Но я боялась саму себя…я боялась признаться в том, что, натаскивая других…я совершенно не знаю себя. Открывая новые и новые грани, я просто боялась сойти с ума. Под натиском страсти и нетипичной похоти, я подавалась своим моральным ощущениями, и познавала саму себя снова и снова позволяя агонии взять надо мной вверх. Каждый изгиб тела чувственно реагируя на визуальное удовольствие, я не могла понять, что заставляет меня возбуждать с каждым разом сильнее…расслабление…нетипичное моральное расслабление, что вызывало мурашки в лодыжках, словно грациозная лань готовиться к своему самому главному прыжку, и этот манящий зов плоти одурманивал меня, словно чувственного, слепого художника, словно голодного, немого поэта. Я окунаюсь в этот омут страсти и нетипичного вожделения позволяя ощущениями пробудить изначальное значение показывая мое место в иерархии сексуального мира. Быть может…моя Пандора проверяет меня на терпимость…проверяет струнки души на стойкость…
Она становится мной…Ангелочек, хитрая лисица. Словно я уже теряю свое отражение, и вижу ее глаза…ее лукавый, сладострастный взгляд распутной, самоуверенной девицы, что извиваясь в сильных руках моего мужа походит точь-в-точь на меня. Он опускает ладонь к ее промежности, но только она выгибается, как я, извилисто, нежно…чувственно. Я прикасаюсь холодной кистью своей шеи, и она делает тоже самое с собой позволяя бедрам елозить по кожаной обвивки высокого стула. Нежные прикосновения его рук по ее коже заставляю мое тело остро отзываться на ласку. Я не думала о морали…она не думала о нравах. Я хотела возбуждения. Она хотела испить до последней капли чистую похоть. Она хотела простого оргазма, но только я познавала настоящий экстаз о котором она ничего не знает. Было только одно, черт возьми, жестокое «но»…мне получать телесное удовольствие суждено только от мужа, и он это знает. Все мое нутро сжималось в желании и отдавалась ноткой сладкой неги в нежных местечках, которым Ангелочек могла ощущать моего мужчину во всех грязных, животных позах. Ее стоны покорные, мои напоминают эйфорическую атараксию, но вместе они создают симфонию губительных, оглушающих криков. Одно его движение и Ангелочек старается сжать ноги, как можно сильнее не прекращая краснеть. Я же наполняюсь стыдливым, хлюпающим возбуждением. Он двигается внутри ее лоно сильнее и сильнее крепко накручивая пшеничные локоны на руку, что она не опускала голову и все смотрела в мои глаза признавая собственную ничтожность. Шлепки од диких движений тела о тело заставляли меня предательски краснеть. Ей контролировать желание – бессмысленно. Мне контролировать страсть – бесполезно. Толчок, и еще одни…стоны громче, и его бедра сжимаются в предоргазменной судороги. Ангелочек прикусила губу, понимая, что больше не выдержит. Вырвавшийся напор возбуждения ударил по внутренним сторонам бедер, и только я, ощущая горячую сперму супруга своем животе откидываюсь, и выдыхаю. Ангелочек прикасается пальцами к бело-прозрачной жидкости размазывая ее по моей коже и игриво целует в уголки губ, словно одобрение моей покорности.
Глава 7
*Лиза
Мне смотреть в зеркало – дискомфорт наивысшей категории, ибо то, что сделали из меня наставница больше напоминает какой-то несуразный цирк, чем красивую женщину. Мои длинный по поясницу каштановые волосы было решено срезать под медно-красную асимметрию на правую сторону, а натуральные густые брови, которыми еще гордилась моя мама заменить на татуаж тонких и такие вульгарных бровок. Я не понимала, как смена губной помады и макияжа в целом поможет мне почувствовать себя более уверенно. Впрочем, коралловая помада мне нравилась, но красить только верхние ресницы казалось мне какой-то дикостью. Полностью изменился и мой гардероб. Никогда не любила телесный цвет, как и бежевый, но сейчас в моем гардеробе атласные и такие нежные на цвет вещи преобладают в излишестве. Из утреннего туалета, который проводила со мной Николь не было ничего необычного, кроме мимолетного прихода Росс, что, улыбаясь своей улыбкой Джоконды передала мне приглашение на сегодняшний ужин в один интересный бар под названием «Черный Лис». Я вертела в руках небольшую визитку с обведенным временем 18:40.
-Оу, быть приглашенной на ужин к чете Росс…-улыбнулась надменно Николь.-это такой некий, плавный переход
