— Это был простой обморок. Тогда и сейчас, — глажу сестрёнку по волосам, успокаивая. Какая же она у меня маленькая и нежная, хрупкая. Как хрустальная. И как же сильно я хочу, чтобы её ничто не коснулось — ни одна дурная весточка, ни одна капелька грязи, чтобы на неё не попала.
— Всё будет хорошо, Кать… Ну… Прекрати. Я просто устала сильно. Видела же, сколько вкуснях притащила. Как верблюд вьючный. Видела же?
Сестра машет головой отрицательно и не торопится меня выпускать из объятий. Я прихожу в себя и замечаю телефон, валяющийся рядом на полу. Похоже, что я грохнулась в обморок. Но хуже всего то, что в диалоге с похитителями фото высвечивается. На нём Серёжа связанный, едва живой. Сердце снова колет, в него как будто спицей острой тычут — так больно. Но надо сделать всё, чтобы сестра ни о чём не прознала. Я же теперь грязью должна стать, подстилкой. Как девки на панели, только хуже гораздо. Те хоть из любви к искусству ноги раздвигают, а я из-за гнусного шантажа должна под головореза лечь, влезть в его душу ядовитой змеёй и стучать, сливать информацию незаметно. Кем они меня считают? Матой-Хари? Агенкой-007? Ларой, расхитительницей гробниц?
Глупости какие-то! Глупость, не глупость, а делать что-то надо. Я держу сестрёнку, а сама гипнотизирую взглядом экран телефона. Жду, пока он погаснет. Потом незаметно его к себе ногой подталкиваю и прошу сестрёнку принести мне воды.
— Мне сразу полегчает, а потом мы с тобой за ужин примемся! — говорю бодрым и фальшивым голосом.
Сестрёнка отстраняется и послушно выходит, но в дверях спальни замирает, оборачивается. Смотрит мне прямо в глаза решительно и как будто что-то сказать хочет, но потом выходит. Я встаю с пола. Хватит лежать, барышня кисейная! Нашла время в обмороки падать. Спасать тебя, милая, некому. Рыцарь не прискачет, и волшебница-фея палочкой не взмахнёт. Опять придётся делать всё самой. Всегда сама. Я иногда себя чувствую лошадью на пашне. Как с гибели родителей упряжку надела, так и тащу всё. Нет того, кто мог бы проблемы мои решить. На Серёжу так надеялась, а он сам в беду попал. Возможно, даже из-за меня. Ведь если бы я Моретти не приглянулась, Серёжу бы и не похитили.
Это означает только то, что среди людей Моретти есть стукач, есть человек его конкурентов. Яблоко изнутри уже гнилое, за Леоном наблюдают, шпионят прямиком из святая святых — его главного отеля.
Я поспешно открываю сообщение и читаю короткую надпись под фото: «Для вдохновения! Сразу удали!»
Я так и поступаю — удаляю фотографию и стираю данные вызова из журнала звонков. Потом иду в ванную и умываюсь холодной… нет, не холодной, ледяной водой. Мне нужно мысли прояснить так, чтобы они чёткими стали и чистыми, как стёклышко. Нужно придумать план… Хотя, какой может быть план в моём случае?
— А ты уже здесь? — в коридоре появляется сестра со стаканом воды. Я осушаю его залпом и возвращаю уже пустым.
— Спасибо! Мне уже полегчало! — хватаюсь за ручку пакета с продуктами. — Поможешь отнести?
— Помогу, конечно! — всплескивает руками Катя и суёт свой любопытный носик в пакеты. — Что у нас вкусненького сегодня? О, виноград «дамские пальчики»… Сырокопченая колбаска… Груши медовые! Даже ананас! — смеётся она, подкидывая диковинный фрукт. — И как мы его чистить будем, ну? Все пальцы себе почикаем! А это что такое?
Сестра ловко выхватывает полиэтиленовый пакет с чулками. Я его засунула в спешке между упаковкой нарезанной колбасы и бутылкой шампанского. Так и забыла.
— Чулки… — сестра откладывает их в сторону. — Лин, ты же не меня хотела побаловать, да? Это же всё для посиделок с Серёжей! Но сюрприз не удался. Почему?
Я тяну руку за чулками и выхожу из кухни, бросив через плечо:
— Фрукты помой!
Захожу в спальню. Лицо горит, уши тоже. Тон сестры ничего хорошего не сулит. Гадаю, могла ли она видеть фото Серёжи. Хоть бы нет, пожалуйста! Хоть бы не видела! Я прячу чулки на полке комода, с тоской думая о том, что впервые я потратила целую тысячу рублей на чулки, но так и не надела их для любимого. Чулки, по иронии судьбы, итальянские. Не дойдя до кухни пару шагов, я прыскаю со смеху. Это не ирония судьбы, это смачный плевок! Намёк… Иди, мол, к Моретти итальянскому мафиози, и раздвигай свои ножки в этих самых чулках.
— Лин? — зовёт меня сестра. Я вытираю слёзы, выступившие на глазах, и возвращаюсь на кухню. Мы вместе готовим ужин. У нас сегодня пир горой — столько вкусняшек, как будто Новый год или Восьмое марта, ей богу!
Сестра уплетает за обе щеки, а я едва заставляю себя клевать по зёрнышку, словно Дюймовочка. Щипаю немножко, больше болтаю, чтобы спрятать свои истинные переживания и мысли за простым трёпом. Ананас мы так и не стали резать. Говорят, после них язык жжёт, если много съесть, да и кусок уже в горло не лез. Оставили его на столе. Сестра вызвалась мыть посуду.
— Посиди, тебе отдохнуть надо. Ты же у нас добытчица! — говорит она и решительно отбирает у меня губку для мытья посуды. Она тщательно моет тарелки и даёт мне в руки полотенце, чтобы я вытерла насухо всю намытую ею утварь.
Очередная тарелка оказывается в моих руках, я тяну её, но сестра не отпускает. Я поднимаю на неё недоумевающий взгляд. Катя смотрит на меня серьёзным взглядом, взрослым. Такого взгляда я у неё никогда ещё не видела.
— Лина! — твёрдо говорит она. На тебе лица нет. Что случилось?
— Ничего!
— Я уже не маленькая! — требует, даже ногой топает. — Я всё пойму. Ты можешь мне доверять.
Нет, крошка, ты ещё очень и очень маленькая, чтобы знать, какие гнусности творятся в мире больших денег и серьёзных бизнесменов. Каждый из них может оказаться преступником и может сделать тебя объектом насмешек, может уволить тебя или оставить из прихоти, может подвести тебя под удар, сам того не подозревая. Извини, Катюша, но я не могу быть с тобой откровенной в этом вопросе. Я лучше на лысо побреюсь, чем втяну тебя в это болото грязного шантажа.
— Ты права, — вздыхаю. — Кое-что случилось…
— У Сергея проблемы?
Сердце замирает. Чёрт! Неужели она успела увидеть фото?!
— Это связано с Сергеем, но не так,
