— Недолго только. Мне еще Юлю забирать, — предупредил напоследок.
— Слушаюсь и повинуюсь, — шутливо откозыряла и, подхватив полы светлого плаща, выбралась из салона. Что ж, придется еще плестись лишний десяток метров, но и на том спасибо.
Таня не задержалась у матери. Что было поразительно. Денис настроился минут на сорок, а сестра появилась через пятнадцать. Тихо села, сразу отвернувшись к окну. Денис тронул машину, не спрашивая, как она пообщалась с матерью. Он никогда не спрашивал. Никогда не интересовался сам, хотя был в курсе, что у той происходит — где она живет, с кем живет и как живет. Хотел бы отгородиться от этого совсем, но не мог. Что-нибудь да всплывет…
И даже когда услышал на соседнем сиденье подозрительное шмыганье и всхлипы, не обратил внимание. Так же спокойно вел машину, поглядывая то в зеркало заднего вида, то в боковое. Небо потемнело, будто тоже нахмурилось, дождь усилился.
Таня по жизни слезливая. Ей всех жалко. И собачку из подворотни. И даже алкоголичку мать, которая их бросила. Которой всю жизнь до собственных детей дела нет.
Неудивительно, что сестра в очередной раз сопли распустила. Опять, наверное, жалость к матери почувствовала и за собой вину, что у той жрать дома нечего, или ее снова сожитель поколотил. А кто ей виноват?..
Не хотел Денис даже вникать, какие там опять проблемы. Не хотел мараться об это дерьмо.
А сестра вдруг разревелась, расплакалась навзрыд и посмотрела на него так, словно сказать что-то хотела, но не решалась. С таким отчаянием посмотрела и снова заплакала надрывно.
— Что опять?.. — нехотя выдавил из себя Денис.
— Она… — заикаясь, начала сестра, — она сказала, что… что кто-то из нас не от отца.
— Не понял… — метнул взгляд в сторону, не в силах поверить сказанному. Точно ослышался.
— Она так сказала…
Шаурин ударил по тормозам, съехал на обочину и тут же принялся орать:
— Я сколько раз тебе говорил не ходить к ней! Сколько раз! Какого хрена ты туда таскаешься?! Одни проблемы от вас! Почему я сейчас из-за этого должен мотать себе нервы? — ударил ладонью по рулю.
— Я не хочу… — захлебываясь слезами, пискнула Таня, — …не хочу быть только ее дочерью… хочу быть дочерью своего отца.
— Придушу суку… — сквозь зубы процедил Шаурин, утопив педаль газа в пол. Развернул немецкий внедорожник, не заботясь, что пересек двойную сплошную, и понесся к дому матери на заоблачной скорости.
— Денис не надо! Не надо, поехали домой! — запаниковала Таня. — Пожалуйста, поехали домой, — начала умолять в страхе, что брат сейчас наделает глупостей. Совершит что-то ужасное, непоправимое. — Денис, пожалуйста…
Но все было бесполезно. В считанные минуты «гелендваген» домчал их обратно. Шаурин выскочил из машины. Таня бросилась следом.
— Не надо! Не лезь туда! Не ходи! — пыталась ухватить брата за руку, цеплялась за черное кашемировое пальто, чтобы остановить, но тот отмахивался, отбрасывал ее от себя, словно невесомую щепку.
Обхватила сзади за талию, но задерживать его таким образом, равно что пытаться остановить многотонную фуру или асфальтоукладчик. Невозможно. Денис даже не заметил ее усилий: как шел уверенно и быстро, уже свернув к калитке, так и продолжал идти, легко вырываясь из слабых Таниных рук. Кроме сломанных ногтей ничего она не добилась.
— Денис! — вскрикнула отчаянно.
Когда в очередной раз Денис оттолкнул сестру, она не удержала равновесие и поскользнувшись, упала на грязной дороге у забора. Тогда только остановился и посмотрел на нее: бежевый плащ в грязи, сквозь неплотно запахнутые полы виднеется разбитое колено.
Пока сестрица поднималась, Шаур пытался отдышаться. Не остыть, просто перевести дух, чтобы рассеялась в голове эта безумная яростная пелена. Не нужно ему туда ходить. Действительно, не нужно.
— Пошли, — взял Таню под руку, крепко впился в локоть и потащил обратно к машине.
По дороге Таня все никак не могла успокоиться. Плакала, размазывая слезы по щекам. Ясное дело, не предъявлять же ее в таком состоянии отцу и Насте. Повез к себе, чтобы умылась, стерла с лица размазанную тушь, сняла порванные колготки.
— Только отцу не смей ни слова говорить. Понятно? — захлопнув входную дверь, бросил ключи на тумбочку. — Не смей, слышишь! — жестко сказал, не отпуская растерянного взгляда сестры. Не ошибся. В глазах у той было написано, что именно это она и собиралась сделать: броситься к отцу с выяснениями, рассказать все, что услышала от матери.
— Ладно… — всхлипнув, согласилась. Но как-то не очень охотно, нерешительно.
— Вдруг он ничего не знает. Подумай сама, зачем ему такие сюрпризы, — еле выговорил эти слова. Как же тяжело они дались. Прямо не шли с языка. Даже думать не хотел, что этот бред может быть правдой. И не верил в эту чушь. Мать наверняка нетрезвая, ляпнула просто так.
— Да, точно. Я и не подумала, что папа может не знать. Тогда и не будем ему ничего говорить.
— Таня, тут говорить нечего! И ты забудь эту бредятину!
Таня, послушно кивнув, скрылась в ванной. А Денис почему-то не знал, куда себя деть и чем заняться в эти несколько минут, что Татьяне понадобились, чтобы смыть с лица следы истерики. Ходил по квартире. Слонялся из комнаты в комнату. Бездумно бегал глазами по стенам. Как будто бежал от собственных мыслей. Но мысль эта чертова, зерно сомнения, что он может быть не сыном своего отца, все-таки глубоко и прочно засела в мозгу. Таньке-то чего беспокоиться, она на отца похожа как две капли воды.
— Где у тебя фотографии? — шмыгнув носом, спросила Татьяна.
— Какие фотографии?
— Фотки, которые я тебе для семейного альбома собирала. Давай сюда.
Очередная бессмысленная идея сестры. Но Денис не стал сопротивляться: вручил ей коробку с фотографиями. То была простая коробка из-под обуви, не какая-то там специальная резная шкатулка.
— Даже в альбом не вложил, — проворчала Таня.
— Само собой сейчас самое время разобраться, почему я фотки в альбом еще не вложил. Ты, как всегда, абсолютно права, сестра, — бросился очередной колкостью.
Таня начала выгребать фотокарточки из коробки, по одной-две подцепляя их короткими ногтями. Дрожащими пальцами хваталась за снимки как утопающий за соломинку. В конце концов Денису надоело наблюдать за этой агонией, и он высыпал все фото на диван. Таня облегченно и радостно выдохнула, словно поразившись, как это она сама не догадалась, что можно просто перевернуть коробку вверх дном, а не выгребать фотографии по одной. Села теперь поудобнее, глубже вжалась в спинку и принялась внимательно всматриваться в фото.
Понимал прекрасно, зачем ей срочно понадобились фотографии. Она хотела сравнить их. Найти между ними троими — ей самой, отцом и им — что-то общее, какое-то неоспоримое доказательство, что они отцу родные дети.
Нужно что-то сказать ей, утешить, ободрить. Сестра в этом нуждалась. Но Денис не мог подобрать слова. Всегда находил их для Юли. Но Юле не нужна жалость, с ней он действовал по-другому. Интуитивно. А для Тани нужно подобрать что-то сознательно. Сказать что-то нужное и точное. Пожалеть ее. Именно пожалеть.
Размышляя, как восстановить потерянное равновесие, оставил сестру наедине с фотографиями. Сменил одежду: строгие рубашку и брюки на черные джинсы и водолазку, вычистил пальто и обувь. А потом, пока мыл руки, долго смотрел на себя в зеркало.
У отца крепкий массивный подбородок с ярко выраженной ямочкой. У Дениса тоже есть ямка, но небольшая, и линия подбородка мягче. Не такая широкая переносица. Но брови точно, как у отца. А нос… прямой крупный мужской нос. Обычный, без горбинки, не орлиный, как у Шаурина-старшего. Глаза вроде похожи на отцовские, глубоко посаженные, но только серые — непонятно, в кого.
— Что экспертиза показала? — постарался спросить непринужденно, усевшись рядом с сестрой.
Таня улыбнулась, что не могло не радовать. Потерла покрасневший кончик носа.
— Фигня это все. Я не верю. Мы оба на папку похожи. И внешне, и характером.