Долго она плакала. Плакала так, что сердце чуть не надорвала. А потом заснула. Так и заснула в его руках. Затихла. Перестали вздрагивать плечи и дрожать руки. По дыханию понял, что спит, аккуратно откинулся вместе с ней на спину, чуть на бок повернулся, одеяло с себя сбросил. Юля не пошевелилась, только крепче сжала кулаки, сминая зажатую в них его белую футболку.
Вздохнул свободно раз, второй. А воздуха все не хватало. Задыхался. Все никак сердце не могло кровь разогнать. Раздеться бы… Одежду с себя скинуть, иначе через некоторое время вспотеет, станет мокрый и Юлька от него. Но не двинулся: с таким трудом Юля успокоилась, теперь боялся ее тревожить. Носом уткнулся в ароматный висок, пальцами в ее волосах запутался и сам прикрыл тяжелые веки. Ее тело дышало уже покоем и умиротворенностью, его — еще смертельной усталостью. А она спала, как ребенок, — тихо и беззащитно.
Открыл глаза, когда Юля зашевелилась. От жары проснулась. Недолго они спали, окно еще не белело рассветом, а значит, отключились оба, наверное, минут на двадцать. Но кажется сил прибавилось. Вдвое прибавилось. У Шаурина так точно.
— Я есть хочу, — хмуро сказала она. Эта хмурость в голосе просвечивалась. Хриплый он стал, надорванный, но зато не шелестел уже еле слышно. — Мяса хочу. Что мне этот стакан кефира с булочкой. Пельменей хочу. Много.
— Ну, в четыре часа ночи я тебе ничего другого, увы, не могу предложить. А хотел бы.
— Не надо, меня все устраивает.
— Тогда пошли на кухню.
— Тогда пошли, — согласилась Юля, но, как и Денис, не спешила вскакивать, с места не двинулась. Лежала, к любимому крепко прижавшись, и слушала, как размеренно бьется в груди его сердце.
А Шаурин не мог, не шевелился, словно сам себе не доверял, словно боялся, что тело его подведет. И не зря. Когда поднялся с кровати, голова закружилась. Но неуверенность в движениях быстро прошла, стоило только в лицо плеснуть ледяной водой. Сделал это на кухне. Юля закрылась в ванной — тоже пошла умыться.
— А ничего, если я снова просто посижу? А ты сваришь мне чудесных пельмешек и покормишь меня? — Появившись через несколько минут, уселась на стул.
— Ничего. Посиди. Я могу даже, как в том мультике, за тебя и пальцы загнуть. У меня все записано. Потом отработаешь.
— Курицу тебе пожарить? — улыбнулась Юля и стерла капельку воды с подбородка.
— Можно курицу, можно не курицу.
— И еще я хочу кофе. Или чаю. Чего-нибудь крепкого.
— Чаю.
— Чаю, — согласно кивнула и, перекинув волосы на одно плечо, заплела их в слабую косу.
— И перца мне, — напомнила Денису, когда получила свои пельмени.
— Перца ей, — усмехнулся Шаурин. — Что-то я не помню, чтобы ты раньше по мясу так убивалась. — Налил себе кофе, перед Юлей поставил чашку с чаем.
— Я просто есть хочу.
— Правильно. Ешь-ешь. Мясо ешь, значит, сын родится. Вон Танюха конфеты лопала, девку родила. А мне пацан нужен.
— Чего? — Юлька на миг дар речи потеряла и жевать перестала. — А с чего это ты решил, что я беременна?
— А с того, что от незащищенного секса дети рождаются. Или ты уже точно знаешь, что не беременна?
— Нет но… — задумалась в замешательстве, — не знаю.
— М-мм, — понимающе протянул он, — ешь-ешь, не отвлекайся, — указал глазами на тарелку и отпил из кружки горький кофе.
Юлька некоторое время жевала молча, раздумывала. Потом довольно вздохнула и иронично вздернула бровь:
— Насколько я помню, ты всегда говорил, что дети должны рождаться в браке.
— Так я и не рассчитывал на двухлетний мораторий.
— М-мм, — теперь Юля протянула с улыбкой.
— Что-то хочешь мне сказать?
— Нет-нет, — невинно ему улыбнулась, — все прекрасно. Все отлично. Я наелась, теперь чайку попью, — отодвинула от себя тарелку и размешала сахар в чашке. — Мне так хочется, чтобы Лёня повзрослел.
— В каком смысле? — Денис даже не удивился ее словам. Женщины способны совершать поразительные скачки в мыслях.
— В смысле, чтобы остепенился. Например, женился наконец.
Денис засмеялся. Громко и открыто.
— Ты сейчас как будто сказала: «Мне так хочется, чтобы Лёня в космос слетал». Что в сущности одно и то же. Лёня по жизни шлюха.
Юля еле сдержалась, чтобы не расхохотаться и постаралась вложить в голос укоризненные нотки:
— Ну зачем ты так про него, он же твой друг. И мой. Он очень хороший и добрый человек. Добрый и надежный.
— А как про него еще сказать, если у него — между первой и второй можно трахнуть целых шесть. Лёня бесценный человек, я в нем не сомневаюсь, его человеческих качеств нисколько не умаляю. Его блядский образ жизни меня не особенно волнует. Точнее, он меня не волнует вообще. Главное, чтобы Лёня яблоки только в своем огороде рвал.
— Да, — задумчиво сказала Юля, споласкивая чашку, — Вуич у нас знатный садовод.
— Юляш, а может все-таки «да»? — с надеждой спросил Шаурин, когда они улеглись в кровать. Денис только успел джинсы скинуть, Юлька быстро прижала его к постели, навалившись сверху.
— Что «да»? — спросила улыбаясь, поняла, о чем он говорил.
Его теплая рука тут же скользнула вдоль мягкой резинки, легонько потянула вниз персиковые штанишки и задержалась на ее плоском животе.
— Еще рано говорить. Ну чего ты всполошился? Узнаем в свое время, — без видимого волнения прореагировала, хотя в душе что-то всколыхнулось. Какое-то незнакомое чувство. Щемящее и немного тревожное.
— Мне надо сразу знать. Вот отдохнешь немного, придешь в себя, а потом сходишь к своему врачу, сдашь все анализы.
— Так, прекрати, Шаурин, — Юля приподнялась на руках и остановилась взглядом на его лице. Как будто его непомерную инициативность и решительность пыталась утихомирить. — Вцепился в меня прям мертвой хваткой. Вот будет задержка, сделаю тест, потом схожу к доктору. Все по порядку.
— Конечно, — с готовностью подтвердил, — вцепился и не отпущу. Теперь только вот так, — сунул руку глубже за резинку и сжал ее голую ягодицу.
— Как все серьезно… — усмехнулась Юлька.
— Серьезней не бывает, — он и правда так говорил — уже без игривых ноток. Свободной рукой стиснул ее плечи. — Я чуть с ума не сошел…
— Я так и поняла по твоей сегодняшней выходке.
— …не знал, кому молиться. Наверное, меня Бог любит, раз ты сейчас здесь, со мной.
Юля невольно издала нервный смешок, улыбка растаяла на губах. Привстав, она устроилась плотнее на Шаурине, откинувшись на его согнутые в коленях ноги, как на спинку стула.
— Говоришь, что тебя Бог любит… а я вот о Боге сегодня не вспоминала. Не молилась. Не пришло в голову. Потому что знала, что сегодня Бог мне точно не поможет. И от этих тварей не спасет! Только тебя звала и тебя молила, знала, что никто кроме тебя меня не найдет. Не сможет найти. Никто не сможет.
— Не говори так! — резко оборвал ее.
— А ты мне про Бога…
— Не говори!.. — зажал ей рот ладонью.
Юля убрала его руку от своего лица, но не продолжила, да и эти слова, наверное, лишние. Но сами собой прорвались, ничего не смогла с собой поделать. Потому что в те жуткие часы так себя и чувствовала. Так и думала, и была уверена, что только Шаурин ее сможет вытащить из этой заварухи. Только он и сумеет. Больше никто.
— Ты все еще боишься такой ответственности. Столько лет уже, а ты все боишься. Быть самым-самым…
Денис молчал. Думал ли или от ответа уйти пытался… Но молчал тяжело. Так же тяжело и сказал наконец:
— Юля, есть вещи, которые не стоит произносить вслух. Их просто нельзя говорить…
— Привыкай, и по-другому не будет, это тебе на всю оставшуюся жизнь, — веско сказала она, не дослушав.
Куда-то легкость делась из их разговора. Растворилась в воздухе, как тонкий дымок. Да и разговор сам оборвался, словно в тупик зашел, словно они с Денисом уперлись в стену.
— Я тебе еще не все сказала, — Юля попыталась перешагнуть через этот невидимый барьер. — Вернее, это ты мне не все сказал. Говори, как ты жил без меня эти два года. — Скомкала футболку у него на груди и тряхнула сжатыми кулаками, как будто угрожающе. — Я серьезно. Говори давай! Быстро говори, как ты жил без меня два года!
