Вдруг все звуки исчезли. Мойра снова взяла меня за руку и придвинулась ближе.
— Теперь нас не услышат, — ее голос звучал глухо, будто сквозь многие слои толстой ткани.
Хоть она еще ничего мне не объяснила, я видела, что стоявшие вокруг озера к чему-то готовятся. Об этом свидетельствовали их замкнутые лица, неподвижные фигуры, обращенные внутрь взгляды… Кристоф готовился наравне с ними. Внезапно я почувствовала, что он в опасности!
— Они будут сражаться… — мой голос был на удивление спокоен. В отличие от сердца, сдавленного жесткой рукой тревоги.
Мойра кивнула.
— Да… Но есть одно обстоятельство — это озеро, — она указала на гладь воды посреди зала, — особенное. Таких в мире всего четыре, и все они тщательно охраняются, так как представляют для нас опасность.
— Опасность… — автоматически повторила я, неспособная оторвать взгляд от Кристофа.
— Жидкость в нем — не вода, а особое вещество, разъедающее нашу плоть. Для людей оно безопасно.
Я вспомнила необычный запах, встретивший нас на входе.
— Конечно, убить нас быстро, как может сильный яд убить человека, это вещество не в состоянии. Реабилитация возможна, но занимает долгое время — месяцы, даже годы, в зависимости от длительности воздействия. Кроме того, как ты, наверное, понимаешь, это очень больно.
Ее голос дрогнул, и я подумала: какой же должна быть боль, пугающая Мойру, пережившую века боли? И тут ее рука указала на веревку, натянутую над озером.
— Они будут сражаться на ней!
Я потрясенно взглянула на Мойру.
— Победивший в охоте знает, что ждет его впереди. Иные из нас боятся, другие мечтают о подобном шансе годами. Кристоф всегда принимал участие в бою.
— Но в этот раз он даже не охотился! — мне захотелось немедленно схватить его и оттащить от проклятого озера! — Он не должен!.. Не должен…
От волнения я начала задыхаться.
— Он сильнейший и должен подтверждать статус каждый год! — отрезала Мойра, а после паузы продолжила, всматриваясь в мое лицо: — Но сейчас все иначе. Из-за тебя, Диана… В случае падения его лицо и тело будут изуродованы надолго, может, даже на годы. Он боится упасть.
— Он боится, что я не смогу принять его изуродованным, — закончила я за нее, наконец узнав все грани его страха перед сегодняшним днем.
Мойра молча кивнула. Ее глаза были встревожены не меньше моих.
— Но… зачем? Зачем другие делают это?! — Я не могла понять!
Лицо Мойры осветила странная улыбка.
— Видишь ли, Диана, у нашей необыкновенно долгой жизни есть темная сторона — наши эмоции мертвы. Вспомни, как в детстве мир ослеплял тебя красками! Как все в нем поражало твой разум! Каждая травинка, букашка на ней, каждый цветок заставляли тебя застыть в изумлении… Сейчас все по-другому, не так ли? А ты представь, что со времени твоего детства прошли сотни, тысячи лет: ничто не может удивить тебя новизной. Все уже было… сотни раз… Мир вокруг удручающе сер.
Я зачарованно слушала ее, пытаясь представить никому неведомую тайну — детство такого существа, как Мойра, пытаясь понять, откуда могла она знать, чем в детские годы был мир для меня…
— Поэтому яркие эмоции — наша наибольшая ценность. Причем не только положительные! Волнение, триумф, боль поражения, пережитые сегодня, они будут вспоминать годами.
Озарение заставило меня посмотреть на Кристофа по-новому.
— Да, — качнула головой Мойра, — никто, кроме тебя, не дарил ему столько радости, страсти, ярости, не ввергал его в пучину безумной ревности, отчаяния… С тобой он не просто живет — он горит! Ты — его сокровище, Диана.
Глядя на непроницаемое выражение лица Кристофа, сосредоточившегося на будущем сражении, я улыбнулась: за всю предыдущую жизнь никто не вызывал во мне такой ураган чувств, как он.
— Знаешь, Мойра, я понимаю это лучше, чем ты думаешь.
Неожиданно Кристоф подал знак, и первые два участника ступили на веревку. Мойра вновь прикоснулась к своему браслету, но будто ничего и не изменилось — стояла мертвая тишина.
Наблюдая за поединками, следующими друг за другом без передышки, я старалась отвлечься сухим анализом.
Это было так же завораживающе красиво, как танцы, — точность невидимых ударов, легкость балансировки, гибкость маневрирования. Но какой бы сверхчеловеческой ловкостью ни отличались сражающиеся, победить мог лишь один. И необязательно тот, кто выглядел внушительнее.
— Наибольшее значение здесь имеет опыт: предыдущие сражения дали им больше, чем наши особые способности, — тихо объясняла Мойра. — И, как бы дико ни звучало, Диана, постарайся насладиться! Даже для нас подобное зрелище — редкость. Люди же видели это считанные разы!
Побежденный, как правило, падал в озеро. Иногда ему удавалось ухватиться за веревку и отделаться небольшими повреждениями, но в этом случае многое зависело от его противника, который обычно милосердием не отличался. В любом случае победа засчитывалась, как только проигравший касался поверхности «воды».
На веревку ступил Адамас. Его противницей была девушка. В предыдущих схватках она показала себя искусным бойцом, и теперь на ее очаровательном лице светилась хитрая улыбка. Адамас улыбнулся в ответ почти равнодушно — в нем не было и тени сомнения в победе.
Быстрый конец поединка подтвердил его правоту — никакие ухищрения со стороны его соперницы не могли превзойти спокойную уверенность опыта. Одним из неуловимых движений он окунул ее руку в озеро. Девушка вскрикнула — это был не только возглас поражения, но и сильнейшей боли! Все понимали, что теперь Адамасу решать, оставить ей красивое лицо или вынудить долгие годы прятать уродство.
И снова он посмотрел на меня.
Но теперь этот вызывающий взгляд был бесстыдно выставлен на всеобщее обозрение! Я могла только догадываться, о чем думал Кристоф…
Улыбнувшись мне, Адамас наклонил девушку ниже — погрузил ее руку по локоть. А потом и по плечо. Еще одно движение — и красота его соперницы погибнет!.. Как бы ни было ей больно, за исключением первого вырвавшегося крика, она выносила пытку молча.
Загипнотизированная его чудовищным взглядом, я чувствовала боль своей кожей и, дрожа, судорожно цеплялась за пальцы Мойры…
И тут, послав мне еще одну леденящую кровь улыбку, он отпустил девушку. Как ни странно, она не упала, а легко балансируя на одной ноге, сразу спрыгнула на землю и… поклонилась.
— Квинта благодарит Адамаса! У него было право сделать ее участь намного ужасней.
Хоть я и понимала, что носить длинную перчатку проще, чем прятать лицо под маской, слова проигравшей еще раз напомнили мне, что для нее поединок имел совершенно иной смысл.
Но тут веревка заскрипела в очередной раз, и потеряло значение все, кроме того, что в сражение вступил Кристоф! Его противником был Адамас. Кто же еще!
Тишина сгустилась еще больше, подчеркивая важность момента. То, как окружающие смотрели на соперников, то, как замерли они сами, бесстрастно глядя друг на друга, говорило о многом.
— Они сражаются не в первый раз, не так ли?
— О, далеко не в первый!
— И Кристоф всегда побеждал?
Но Мойра молчала в ответ.
Первое же ураганное движение над озером показало — настоящий бой начался лишь сейчас! Виденное прежде оказалось разминкой начинающих. С каждым последующим незримым ударом сражение становилось жестче и жестче.
Веревка раскачивалась все сильнее, но, как ни странно, удерживала свою ношу.
Я позабыла о приличиях, позволив своему сердцу гнаться за темпом боя, дав дыханию шумно вырываться в такт ударам, нервно сжимая кулаки каждый раз, когда Адамас доставал Кристофа! Даже мне, наблюдавшей подобное впервые, было ясно: они достойны друг друга, и никто не смог бы предсказать победу.
Но в какой-то момент все изменилось — Кристоф начал проигрывать. Каждое его движение было чуть медленнее, чем у соперника. Каждая реакция на долю мига запаздывала.
Ужас сковал льдом мою кровь, когда в одно из немногих мгновений неподвижности Кристофа я разглядела, в чем причина: вместо того чтобы следить за Адамасом, он смотрел на меня!
