– О Боги, как хочется спать – зевая, подумал я. Затёкшая правая рука противно ныла, и колола кожу изнутри кучами жалящих муравьёв – дурная привычка спать на боку подложив вместо подушки правую руку под голову.
Приоткрыв глаза, не поднимая головы с предплечья, осмотрел открывающейся вид на вход в наш хилый шалаш. Часть хвойной подстилки, которую соорудил себе вчера вечером, обрезав стоящие ели в ярдах сорока, от места нашей ночёвки, выглядывала из под куска овечьей шкуры стащенной ночью у Хэрна. Преображающийся, в свете зарождающегося весеннего солнца вход в шалаш, будоражил воображение. Чуть, чуть фантазии и ты уже у входа в сказочную пещеру с драконами, сокровищами, приключениями, ну и прекрасной принцессой, из собственных рук угощающей тебя прекрасными яствами. В надежде обнаружить рядом с носом свалившийся на счастье хотя бы завтрак, прикрыл глаза. Вкусно-то как!! Попробуем! Не тут-то было, сдобная булка, и молоко видно были во сне, хотя врядли, мне практически никогда здесь не снятся сны. А жаль, какой был бы хороший сон, и вкусный. Ну, вот опять хочу, есть, а что тут удивительного, я всегда хочу, есть, сколько себя помню, есть я хотел всегда. Всегда!!
С залива потянул легкий бриз, принеся с собой запах гниющих морских водорослей. Крики чаек и бакланов раздавались неотчётливо, немного размывчато и тоскливо. До моря лиги три, три с половиной, интересный факт – моря не видно, чаек не видно, а крики их слышны довольно отчётливо. Странно!
– О Боги, как хочется, есть – зевая, подумал я. Затёкшая правая рука всё так же ныла, и колола кожу, но оторвать голову от своеобразной подушки было выше моих сил – гадский папа, болит то как, а голову поднять лень, тем более перевернуться, или вставать. Ну да как про того кота который выиграл спор кто самый ленивый.
Вокруг все-таки какая-то умиротворённая тишина, вставать не охота тишь да благодать. Тишина. Тишина? Странно как может быть тишина, если рядом должна быть отара овец, хоть и небольшая голов на тридцать, но всё-таки? И собаки!! Приподнял голову, прислушался. Ничего – ни всхрапов, ни блеяния, ни рычания, ни лая. Слышится шуршание листвы, верхушек деревьев потревоженных утренним бризом. Даже постоянного ворчания Хэрна не слышится. Наверное Хэрн погнал овец к ручью на водопой. Да, но почему не разбудил меня. Пожалел? Врядли – ещё та скотина!!! Уж чем-чем, а человеколюбием не страдает, и работу даже свою всегда норовит скинуть на других. Надо вставать, приготовить завтрак самому поесть и эту скотину накормить.
– Да, надо вставать – чтобы подбодрить себя громко произнёс я, и с наслаждением откинулся на спину, раскинув в стороны руки.
– А вот дудки, надо пользоваться возможностью просто так поваляться утречком, побалдеть и помечтать. А завтрак? А что завтрак – подождёт, и поболее голодали, потерпим, а вот возможности понежиться пусть и не на мягкой перине дорогого стоит особенно теперь в этой жизни.
Да-да не ослышались в этой жизни, а ведь была и та! О господи как давно это было и было ли вообще. Иногда мне кажется, что воспоминание о себе том – это плод моего буйного воображения и моя история полный бред, а сам я смотрю спектакль с собой в главной роли как сторонний наблюдатель, будто всё происходящие меня ни коем образом не касается. Кажется, что скоро опустится занавес зрители овациями проводят артистов, а мы, с женой получив, в гардеробе пальто и шубу, не спеша побредём на автомобильную стоянку, весело обсуждая перипетии спектакля, с удовольствием обсасывая особо понравившиеся моменты. Или это кошмарный сон, где я попал в тело малолетнего пацана, и голод, унижения, постоянные стычки, просто навеянные образы уставшего мозга и безмерного количества прочитанных книг. Но, увы – занавес так и не упал, до сих пор и просыпаюсь я последний год с постоянным чувством голода, боязнью неизбежных разборок и драк, и огромным желанием жить, на данный момент просто выжить.
Зовут меня теперь Гури, мне что-то около восьми лет, худой и малой, как прыщ, “Прыщ” – это, кстати, моё местное прозвище и никто кроме доброй госпожи Кларен, нашей лучшей стряпухи, меня по имени не зовёт. На вид по возрасту мне дают ещё меньше. Вечно грязный, с постоянным голодным блеском тёмно коричневых почти чёрных глаз, взъерошенных, торчащих в разные стороны, непослушных, похожих на солому, и цветом и на ощупь, волос, (которые раз в месяц остригает Хэрн ножницами для стрижки овец), правильным, я бы даже сказал аристократическим носом (предметом вечной зависти моих оппонентов и наипервейшей цели для них в частых драках). Утончённое лицо с вечно, буквально, застывшей усмешке на губах, что ещё больше бесит моих недругов, врагов их друзей и их родителей.
“Эльфёнок” – полукровка, или просто ублюдок. Как только не изгаляются мои кровники, чтобы меня достать, а если учесть, то отношение, которое испытывают местные к эльфам и тем, что с ними связано, то худшего оскорбления придумать просто не возможно. Ну не любят тут нелюдь и в особенности перворождённых, и не просто не любят, а стойко, яростно ненавидят всеми фибрами души. И надо признать честно есть за что. Даже к тем же оркам или гоблинам отношение ровное, а вот гномы и особенно эльфы……. Хотя я и не похож на нелюдь, и во мне надеюсь нет примеси древней крови, но из-за происков моих врагов очень часто мне достаётся на орехи, так сказать “ЗА ЭЛЬФОВ”, притом от всех. Гады!!! Не жизнь, а сказка, правда, страшная. Не любят меня местные, я не местный, я не макр. Если взрослое население относится ко мне безразлично, пока трезвое (кто же откажется навеселе поколотить “эльфа”), то со шпаной – мелкой, ровесниками и теми, кто постарше – война идёт не шуточная, на уничтожение. И хотя я один, маленький, плюгавенький, часто бывающий битым большим количеством противников, но победы эти не даются выигравшей стороне легко. Мои маленькие, костлявые кулачки не один нос оппонентам свернули на бок, хотя, сколько бы я не проиграл битв и сражений мой аристократический нос имел до сих пор первоначальный вид и непоправимым повреждениям не подвергался. Кроме того я пускал в драке в ход всё – руки, ноги, голову – бил всем и бил жёстко как только мог бил так как меня учили друзья, поэтому в последнее время менее чем втроём ко мне не цеплялись.
Я потер рукой ушибленное правое плечо. Учебный меч ни чем не отличается от настоящего, длина, вес всё такое же, только деревянное. Вот им мне и прилетело. Макры – народ неуёмный, раньше живший разбоем и грабежами, теперь немного оцивилизованный что ли. Лет двести назад местные лорды, уставшие от бесконечных боестолкновений с воинственными соседями, непрекращающихся грабежей, чтобы защитить свои владения, и прекратить разбой объединили свои дружины, и зашли в леса, где обитали макры, для приструнения зарвавшихся. Увы, но вышли, вернее, выбежали обратно единицы, в их числе и будущий первый герцог империи, на земле потомков которого теперь живёт этот достойный народ. А что делать – договорились. Макры живут теперь сами по себе, по своим законам находясь у себя дома, а на территории империи являются свободными гражданами, пользуясь правами благородного сословия, но, не являясь им. За это они обязаны при угрозе внешней агрессии, предоставить ополчение, куда входит всё взрослое население от 16 лет и выше, но это только при угрозе из вне. Во внутренние разборки аристократов, и благородных макры ввязываются самостоятельно на свой страх и риск как простые наемники. Платят им за это хорошо, и ничего удивительного, что военному делу учат маленьких макров чуть ли не с пелёнок. Вот и в наше противостояние неожиданно вмешалось оружие пусть и деревянное, но от этого не менее эффективное.
Небольшое отступление: на землях макров отсутствует рабство, нет чего то вроде крепостного права, любой, кому совет старейшин разрешил находиться на территориях Этрука, так называются земли, где живут эти благородные потомки разбойников своими кланами которых, между прочим, насчитывается аж но 25, живут свободными. Сами добывают себе на хлеб, сами воспитывают детей, сами решают свои проблемы, сами умирают, если конечно не нарушили не многочисленные законы макров, вернее сказать даже не законы, а обычаи, устои, общепринятые нормы поведения. Их не много, но за нарушения их обычное наказание смерть.
