Последняя ночь перед встречей с чернокнижником. Тревожная. Бессонная. Нескончаемая.
Одна на двоих…
Светлейший выглядел измотанным, озабоченным, напряженным до предела, словно на его плечи легла безмерная тяжесть. Даже лицо немного осунулось. Резко очерченные, рельефные скулы затвердели еще больше, под глазами залегли темные тени.
А я…
Вот, вроде бы, все продумано и распланировано, ничто не предвещает беды, а смутное, неосознанное беспокойство так и не исчезло. Давит, грызет, оседая в душе тревогой.
— Устал?
Подошла, остановилась рядом с Рэйнардом, поймала его взгляд.
— Все будет хорошо, — сказала, убеждая скорее себя, чем его.
Он кивнул. Спокойно, уверенно.
— Обязательно будет.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Просто смотрели…
И именно в эти мгновения я вдруг с кристальной ясностью поняла, что в моей жизни уже ничего не будет так, как прежде, потому что этот мужчина стал ее частью. Незаметно, постепенно проник в мое сердце, в мою кровь, стал частью меня. И, похоже, уже навсегда.
Еще я думала о том, что не хочу его терять и уж, тем более, отдавать какому-то безумному чернокнижнику.
И о том, что, возможно, это последняя наша ночь. Потому что никому, на самом деле, не известно, что случится завтра.
Не знаю, о чем размышлял Рэйнард, но, кажется, мы одновременно потянулись друг к другу.
Он нежно дотронулся до моей щеки, привлек к себе, я уткнулась в его грудь, вдохнула яблочный аромат и, ощутив внезапное головокружение, замерла. Теплая, чуть шершавая ладонь легко скользила по моей спине, плечам, вновь поднималась вверх, сминая прическу, освобождая волосы, убирая пряди с лица. От этих почти невесомых, но таких чувственных прикосновений хотелось мурлыкать, как кошка, и я выгнулась всем телом, с наслаждением принимая ласки, боясь пропустить хоть одну.
А затем…
Его руки сомкнулись за моей спиной, уверенно, крепко…
Мои пальцы запутались у него в волосах…
«Да?..» — спросили его глаза.
Мои, отвечая, медленно закрылись.
Да. Тысячу раз, да!
Мир исчез, растворился. Во всей вселенной остались только он и я. И наш поцелуй.
Поначалу неспешный, томительный, почти невинный, он с каждой секундой становился более требовательным, страстным, неистовым. Всепоглощающим. Сердце билось все сильней и сильней. Возбуждение лихорадочной дрожью отзывалось в кончиках пальцев, огненной волной стекало по позвоночнику и собиралось в тугой узел внизу живота.
— Ни-ка…
Светлейший первым оторвался от моих губ. Прерывисто дыша, на миг прислонился к моему лбу своим, обжигающе горячим, быстро подхватил меня на руки и опустил уже возле кровати. Ненадолго. Только, чтобы помочь скинуть платье и раздеться самому. Тогда пришел мой черед помогать, хотя я, наверное, больше мешала. Завязки на его рубашке были ужасно неудобными, все время выскальзывали из пальцев, хотелось схватить ткань обеими руками и рвануть в разные стороны, слушая треск лопающихся ниток. И не доставало сил просто смотреть, как он медленно… изматывающе медленно снимает с себя остатки одежды.
Еще немного… чуть-чуть.
Я месяц жила воспоминаниями о нашей первой ночи. Самый долгий месяц в моей жизни.
А потом я ощутила спиной холод простыней, и Рэйнард накрыл меня собой, ловя губами негромкий сдавленный стон…
Прикосновение гладкой, пылающей кожи — такое ожидаемое и такое неожиданное, что я на секунду забываю, как дышать.
Тяжесть мужского тела.
Его глаза совсем черные, а в вертикальных зрачках — янтарное пламя. Странно изменившееся лицо с жесткими, резкими, чеканными чертами, и серебряные чешуйки на висках.
Все правильно, абсолютно правильно. Все так, как и должно быть.
Ладонь, скользящая по груди, животу и дальше — вниз. Жадные поцелуи. Нетерпение, жажда, которые становятся почти невыносимыми. Плавное прикосновение его бедер. Мои ноги, обхватывающие их, стискивающие.
Уверенное, слитное движение, соединившее нас. Общее судорожное дыхание, грохот его сердца у меня в висках. Слова, которые обрываются, сменяются стонами и рассеиваются, теряя значение.
— Рэй…
Огненные вспышки под веками. Крик. Гортанный стон… Мой? Его? Какая разница. Дрожь в пальцах сплетенных рук. Мои ресницы, мокрые от слез.
И тишина, звенящая, пронзительная.
Вечность в тишине.
С чего начинается утро счастливого человека? С улыбки того, кто тебе дорог. Теперь я это точно знаю.
Проснуться на рассвете, чуть раньше его. Вдохнуть знакомый запах, который окутывал тебя всю ночь, и замереть, боясь разбудить того, кто лежит рядом. Ловить его размеренное, сонное дыхание и смотреть… На выразительные, чуть резковатые черты, на чувственный рот, которые ты с наслаждением целовала ночью, на тени под глазами — от длинных ресниц и немного от усталости. На суровую складку между бровей, которая так и не исчезла за ночь.
Потянуться и осторожно, стараясь не разбудить, дотронуться губами до лба, потому что тебе ужасно… просто-таки нестерпимо захотелось вдруг разгладить эту самую складку, прогоняя тревоги и заботы. А потом, не выдержав, прижаться всем телом, поцеловать глаза… щеку… упрямый подбородок, то место, где сильная шея переходит в ключицу. Погладить по плечу, ощущая под ладонью теплую, упругую кожу. Почувствовать, как он шевельнулся, услышать чуть хрипловатое, еще сонное:
— Имани…
Вскинуть голову, утонуть в прозрачной синеве его глаз, улыбнуться и встретить ответную улыбку, светлую, искреннюю.
Да, это и есть счастье.
Жаль только, мое длилось сегодня очень недолго — нужно было вставать и собираться на встречу с чернокнижником. Улхов Крэйг… Такой момент умудрился испортить.
После завтрака — во время которого я с трудом заставила себя выпить полчашки отвара и сжевать совершенно безвкусный, какой-то резиновый бутерброд — все собрались в кабинете светлейшего.
— Волкер, Амиас, Инграм, — Рэйнард повернулся к «заезжим» драгхам. — Выступаете после моего сигнала. Не раньше. Иначе мы упустим Крэйга.
Мужчины согласно склонили головы.
Я уже знала, что все они, при необходимости, могут связываться друг с другом, вернее, посылать так называемый зов другим инквизиторам и бойцам своего отряда. Кстати, подобным способом светлейший и вызвал подчиненных, когда, обернувшись драконом, ненадолго потерял над собой контроль.
