Его Лисси, его девочка, радовалась частым приездам Ганта. Она оживленно обсуждала с кухаркой меню, включая в него любимые блюда Тремела, заранее распоряжалась протопить гостевые покои, зная, что граф не любит сырость, и всегда сама встречала гостя. Рэмион и рад был увидеть друга и узнать новости, и так же быстро начинал мечтать о скорейшем отъезде Тремела. Он видел какими глазами смотрит граф на Лисси, но оставалось только терпеть и ждать, когда Гант уедет и Алиссия снова будет дарить свое внимание только ему и сыну. Рэмион понимал, что это эгоизм, но ничего не мог поделать — он ни с кем не хотел делиться вниманием своей жены, ощущая острую потребность в ее присутствии, в ее прикосновениях, в ее аромате…
О, Всесветлый, как же он желал ее! Когда Алиссия дотрагивалась до него, он едва сдерживался, чтобы не обнять жену и не впиться в ее губы поцелуем, но, взгляд натыкался на укрытые пледом ноги и герцог сдерживал свой порыв, проклиная собственную неполноценность. Он горел в медленном огне и ни в чем не находил успокоения. Вот и сейчас, видя как Тремел ведет Алиссию к дому, рассказывая что?то и смеясь, Рэмион чувствовал, как внутри поднимается ядовитое жало ревности и острое желание спрятать жену, закрыть ее ото всех, раздирает внутренности. Герцог судорожно вздохнул. Нет. Он не позволит себе сделать хоть что?то, что причинит его девочке боль. Пусть живет так, как ей хочется. И если Гант может доставить Лисси радость, то он, Рэммион, будет терпеть и радоваться вместе с женой. Лорд не заметил как сильно побелели костяшки пальцев, вцепившихся в подлокотники кресла. Он пытался побороть самого себя. Кажется, удалось…
Лиза смеялась шуткам Тремела, а сама боролась с накатывающим на нее отчаянием. Она не знала, что происходит, но чувствовала волны боли, исходящие от мужа. Рэмион был очень терпелив, ни на что не жаловался, успокаивал ее, говоря, что у него ничего не болит, но девушка видела, что муж что?то скрывает. Она заметила, что герцог отстраняется от объятий, перестал целовать ее и как?то отдалился. Лиза мучилась и не могла понять, что происходит, пока однажды утром, посмотревшись в зеркало, не поняла, что вряд ли может вызвать у мужа какие?либо эмоции. Расплывшаяся талия, отекшие ноги, опухшие веки… Брр… Подобный бегемотик может пробудить в мужчине только жалость, а никак не желание. Девушка грустно усмехнулась: жалость — это последнее, что она хотела бы видеть от Рэмиона. И Лиза приняла решение — не докучать мужу излишними прикосновениями и постараться держаться более нейтрально. Это решение оказалось тяжело воплотить в жизнь. Ей было плохо. Она физически ощущала близость Рэма, чувствовала его запах, тепло его тела и не смела прильнуть к нему, запустить руки в шелковистые волосы и прижаться к любимым губам. По ночам она ворочалась в постели, прислушиваясь к тихому дыханию мужа в соседней спальне, и не могла уснуть. Ей был нужен Рэм. Это становилось настоящим наваждением — ее, как магнитом, притягивало к герцогу. Частые приезды Тремела разбавляли вязкую атмосферу желания, окутывающего герцогиню, и она искренне радовалась визитам графа — с Гантом Лиза отвлекалась от ненормальной, как ей казалось, тяги к мужу. Одеваясь к ужину, женщина с волнением выбирала наряд. Ей хотелось увидеть в глазах супруга былое восхищение, почувствовать исходящее от него желание, заставить испытать страстный порыв… Достав недавно сшитое платье, герцогиня прикинула его на себя. То, что нужно — решила она и попросила горничную помочь надеть наряд. Темно — красное платье в стиле ампир вызвало немало споров среди портних, но девушка сумела настоять на своем. Ей пришлось долго доказывать, что носить наряды, предписанные канонами актанийской моды для дам в ее положении, она не будет и предложить взамен альтернативу — платья с завышенной талией, легкими складками под грудью, удачно скрадывающими выступающие округлости, и небольшим шлейфом. Портнихи долго ворчали, но согласились, а потом и сами вдохновились результатом своих трудов — уж больно хороша была герцогиня в легких, женственных нарядах. Лиза пристально рассматривала себя в зеркале. Темно — алый армарский шелк легкими фалдами ниспадал вниз, высокий лиф подчеркивал пополневшую грудь, тонкая золотая лента окаймляла вырез, подчеркивая белизну кожи, а тянущийся по полу шлейф придавал царственности осанке. Женщина, отражающаяся в зеркальной глади, была красива утонченной красотой. Отсветы свечей, колеблясь в глубоких складках ткани, заставляли их оживать и таинственно мерцать темно — алыми переливами, а фалды длинного шлейфа элегантно спускались к ногам миледи, придавая ей шарм и очарование. Герцогиня слегка наклонила голову и залюбовалась игрой света в камнях диадемы. Подарок Рэма. Какая ирония судьбы — герцог жестоко пострадал от камнепада, а сумка с подарками отлетела на несколько лит и воины нашли ее совершенно целой… Молодая женщина решительно взглянула в глаза своему отражению. Сегодня она намерена блистать. И добьется отклика в глазах мужа.
Столовая горного замка ярко сияла огнями. Сверкал натертый до блеска паркет, жарко полыхали дрова в камине, а накрытый белоснежной скатертью стол приветливо ждал гостей: сияли бокалы берунского хрусталя, в посуде из мейзенского фарфора отражался льющийся от канделябров свет, а многочисленные серебряные приборы чинно возлежали на своих местах. Первым нарушил безлюдье столовой граф Тремел. Он с нетерпением ждал сегодняшнего вечера, предвкушая уютный ужин в теплой обстановке герцогской семьи и, не в силах затягивать ожидание, оказался в трапезной одним из первых. Следом слуги принесли кресло с герцогом, а вскоре у дверей с таинственным видом возник Данион. Мальчик мялся, оглядывался назад и не торопился входить в комнату. Его заминка не осталась незамеченной и герцог уже собирался задать закономерный вопрос, как раздавшееся басовитое тявканье возвестило, что Снежок тоже почтил своим присутствием званый ужин. Данька умоляюще посмотрел на отца и тот, улыбаясь, кивнул головой:
— Ладно уж, заводи своего друга. Только постарайтесь не шуметь. И пусть не попадается на глаза маме.
Данька радостно взвизгнул и потащил Снежка к столу. Усадив его рядом со своим стулом, посмотрел щенку в глаза и шепотом предупредил:
— Сиди тихо, иначе нас выгонят.
Тот понятливо тявкнул и преданно уставился на своего маленького хозяина.
Когда в распахнутые двери вошла герцогиня, ее встретили восторженные взгляды мужчин и Данькино: — Мамочка, ты такая красивая!
Тремел, до этого что?то говоривший герцогу, замер на середине фразы и с восторгом смотрел на остановившуюся в дверях женщину. Лиза специально спланировала столь эффектный выход в надежде поразить мужа и, судя по распахнувшимся глазам лорда, ей это удалось. Довольная произведенным эффектом, герцогиня мягко улыбнулась супругу и медленно направилась к своему месту. Подскочивший Гант плечом оттеснил слугу и сам отодвинул для миледи стул, а легко колыхнувшийся шелк платья заставил мужчину задержать дыхание — легкий аромат мальвии, исходящий от женщины, вскружил Ганту голову и заставил позабыть обо всем: герцог, слуги, Данион, — все исчезло, весь мир сузился до одной только герцогини. Алиссия улыбнулась и легко опустилась на придерживаемый мужчиной стул, а граф отмер и перевел дыхание. Взгляд, который он ощутил между лопаток, заставил его поморщиться, но, оглянувшись на Рэмиона, Гант наткнулся на спокойное равнодушие в его глазах. Показалось…
Герцог, кивнув дворецкому, велел подавать на стол и ужин начался. Легкая, дружелюбная атмосфера, царящая за столом, изысканные блюда, легкие вина… все было идеально. Лорд Аш — Шасси держался с непринужденным достоинством, много шутил, но Лиза видела проскальзывающие в глазах мужа отголоски боли и ее тревожила напускная живость Рэма.
— Миледи, помните, я обещал вам сюрприз? — спрашивал между тем Тремел.
— Хотите сказать, что сдержали обещание? — откликнулась Алиссия.
— Обижаете, — протянул граф, — я всегда держу слово. — Оглянувшись, он сделал знак дворецкому и вскоре в столовую вошли нарядно одетые музыканты, каждый со своим инструментом. Низко поклонившись присутствующим, артисты выстроились в ряд и вперед вышел дирижер. Он поклонился еще раз и высказал свое восхищение талантами миледи, слухи о которых еще долго будоражили столицу, а потом взмахнул палочкой и столовую наполнили звуки солнечного алетта. Герцогиня слушала чарующую мелодию и вспоминала, как танцевала этот танец вместе с Рэмом. Она прикрыла глаза и вновь оказалась в дворцовой зале. Рука мужа на ее талии, властное, но нежное объятие, горьковатый древесно — цитрусовый запах, пьяняще — обжигающее дыхание… Лиза замечталась и не заметила, как мелодия закончилась. Из задумчивости ее вывел голос герцога:
