Злата Савина
Моя маленькая мышка
Ирка.
Только в минуты сладостного одиночества бывают моменты, когда вдруг нахлынут воспоминания. Ты сидишь в кресле-качалке, укрывшись теплым махровым пледом, за окном негодует сильный холодный ветер, сметающий все на своем пути; в твоих руках горячая кружка сладкого какао, почти раскаленная батарея рядом с креслом и телевизор с вечерней передачей 'Пусть говорят' на первом канале. Все настолько знакомо, тепло и уютно; но настолько обыденно, что хочется провалиться сквозь землю…
В голове в этот самый момент бродят философско-возвышенные мысли о бытие человеческом. Иногда возомнишь себя Великим Создателем и представляешь, как поворачиваешь свою линию судьбы и вершишь свою жизнь, как самой мне и угодно. Могу представить себя, заканчивающую школу с красным дипломом и золотой медалью, вижу, как пять лет университета быстро пролетают перед глазами, вижу своего любимого человека, идущего рядом со мной под венец, вижу детей, их взросление и свою старость. Все настолько приторно сладко, что через время понимаешь – такого быть не может в жизни, поэтому и нечего тратить время на пустые фантазии.
Но вдруг забудешь эти слова, и перед глазами снова лицо любимого: его карие пронзительные глаза, его наивная смешная улыбка обиженного ребенка, его резкие черты лица, и в памяти звучит его приятный, любимый мною голос. Он смотрит на меня, думает о чем-то своем, мне неведомом, но, кажется, будто бы в этом его взгляде содержится столько правды, любви, заботы, сколько не содержится и во всем мире.
'Теперь я понимаю, – думала я, – понимаю, что такое любовь! Разве раньше-то оно так было? Нет, совсем не так. Тот, другой, был совершенно меня недостоин. Но вот беда – своего любимого уже я недостойна'.
Я задумываюсь о том, что уже есть в моей жизни и с чем мне предстоит столкнуться в далеком, а может и близком будущем. Вспоминаю Женьку – кто он такой, вы, дорогие читатели, узнаете немного позднее из моей длинной, местами нудной и, пожалуй, никому не нужной истории. И не объяснишь никому, зачем говорю и вспоминаю я обо всем этом. Может быть, лишь с той целью, чтобы никто моих ошибок не повторял, может затем, чтобы другие тоже так сильно влюбились, чтобы потеряли от этого чувства голову.
Мой брат, Коля, которому совсем недавно стукнуло роковые двадцать, сегодня со своими друзьями убежал отмечать очередную денюху какого-то своего малознакомого мне друга. Так часто происходило с ним – молодость, гормоны, гулянки. Вообще, странно, что именно я говорю такие слова – будто бы у нас с ним такая уж великая разница в возрасте. Просто с детства не любила гулящих парней, поэтому искренне считала, что братец мой свернул не на тот путь и не дай бог из-за своей подростковой прихоти упустит из своей жизни что-нибудь важное, что-нибудь, чего будет не хватать.
Но я люблю его, Колю. Люблю той самой сильной сестринской любовью, потому что кроме брата и отца в этом мире нет ни одного родного мне человека, кроме тетки, которая изредка навещает меня в наших апартаментах. За Колю я лишь только переживала. Мне не хотелось указывать молодому парню, у которого есть своя голова на плечах, как надо жить. Не мне его судить. Я просто не хотела его терять, ведь нет ничего в этой жизни страшнее, чем потеря близкого и любимого человека.
Самые прекрасные воспоминания посетили сейчас мою прекрасную ангельскую голову: они взбаламутили незаживающие раны, заставив на лице засиять прекрасную улыбку. Я думала о том, что сейчас – январь месяц, что за окном сугробы снега, и что один человек, имя которого не раз прозвучит в моей истории, также грустно сидит в своей огромной комнате в загородном доме, смотрит какую-нибудь глупую передачу по телевизору, но не вникает в ее суть, а думает… обо мне.
Все началось осенью, когда на дворе стоял печальный месяц октябрь – печальным я его назвала, потому что он находился между двух огней – постепенно отступающей осенью и постепенно наступающей зимой. Утром я, как обычно, пришла в школу, как положено, отсидела свои законные уроки. Вообще день, из разряда обычных, настиг меня сегодня. Во время большой перемены меня на крыльце здания нашла одна очень любопытная девушка.
– Ирка! – радостно крикнула она. То есть, конечно, заорала так, что, кажется, услышало полшколы, а еще, кажется, от ее звонкого голоса скоро все окна в здании побьются. – Прячешься от меня? Так вот знай, ничего у тебя не вышло, потому что я все равно тебя нашла!
Эту негодницу звали Констанцией, или, как называли ее все друзья – Котя. Те, кто был близок с девушкой так же, как и ее семья, могли звать ее – Костя или Котенок, как делала это я. Моя лучшая подруга собственной персоной. Да, с именем этой барышне не повезло, на что она, собственно, вечно всем жаловалась. Но я-то знаю, что втайне Котя свое имя очень любила и даже гордилась им. Со стороны кажется, что Констанция – пушистый ангелочек, безобидная девочка, напоминающая собой нежный одуванчик. Но не зря же говорят, что в тихом омуте черти водятся! Мне известна совсем другая Констанция – огненный дьяволёнок, вихрь, ураган, сметающий все на своем пути. Человек, которого не может утихомирить никто! Если уж обижаться – то по крупному, если уж посылать – то так, чтобы на всю жизнь запомнилось. Да, между ангелочком и дьяволёнком нет ничего общего!
– Я? Прячусь? Даже и не надейся, что тебе когда-нибудь так повезет – избавиться от моего общества, – спокойно ответила я.
– Ты ведь идешь сегодня с нами, да? – взволновано спросила девушка. – Ты обещала. К тому же, Натка на тебя страшно обидеться, если ты не придешь на ее день рождения.
Ната – Наталья – являлась третьим звеном нашего малоизвестного, но самого дружественного в школе трио. С Наткой я была знакома с детства – как-то так получилось, что еще пятилетними девчонками вместе играли в песочнице и также вместе пошли в одну школу, разве что в разные классы попали. Констанция присоединилась к нам позже, уже в шестом классе, когда приехала сюда из далекого города из-за службы отца. Как уж мы с ней сдружились – неизвестно. Сначала два наших буйных характера не могли ужиться друг с другом – часто сталкивались в коридорах, друг друга нервировали. А потом кому-то из нас надоело препираться, цапаться, так и стали общаться, обнаружив друг у друга общие интересы. И вот, спустя пять лет, мы – три неразлучные подруги. Как назвал нас один самоубийца – три полуграции.
– Я обещала прийти, – кивнула я.
На самом деле идти никуда не хотелось. Нет, подруг я очень люблю, хоть эти барышни иногда умели меня прилично вывести из себя. На самом же деле, мы были очень близки, и в минуты горя или печали, мы были как никогда дружны своей молчаливой поддержкой. У Наташи сегодня было день рождения – не каждый день исполняется семнадцать. Она уговорила своих предков отметить этот вечер в клубе 'СахарА', казавшийся лично мне очень подозрительным (может из-за названия)? Шумные места, в которых отрывались толпы нетрезвой молодежи, никогда меня особо не привлекали.
Но как же можно отказаться? Конечно, я пойду к Нате, мы с девчонками устроим ей чертовски приятный праздник, порезвимся на славу, и (слава богу!) я на долгое время смогу забыть о посещении клубных мест.
Одна очень шумная компания, располагавшаяся в самом центре школьного двора – маленького и оттого наполненного бесчисленным количеством учеников, – очень громко засмеялась. Сердцем этой шумной толпы был, конечно же, Кирилл Котайский – до безобразия популярный парень в нашей школе.
