Он тихо засмеялся.
— Ну, ну, Грейс. Не слишком раскаявшись, звучит твой голос. — Он поцокал языком, как какой-нибудь строгий учитель. — Думаю, ты не до конца усвоила, что можно делать, а чего нельзя никогда и не при каких обстоятельствах.
О, нет, только не оставляй меня еще тут висеть! Я больше не выдержу!
Я не понимала, что еще он собрался делать, но, очевидно сжалившись, Адам немного спустил цепь, и мои ноги свободно встали на пол, получив небольшое послабление.
Не выдержав, я издала вздох облегчения.
— Наверное, твои руки ужасно болят, — заметил он, совершенно спокойным голосом.
Внезапно что-то коснулось моего лица. Что-то округлое и очень гладкое на ощупь.
— Это трость, — пояснил Адам, хоть я и не спрашивала. — Знаешь, она может быть очень убедительной, — с неким торжеством признался он.
О, нет! Он собрался побить меня тростью? Этого только не хватало!
Я по-прежнему оставалась безмолвной, но мое прерывистое дыхание выдавало мой испуг. Я боялась физической боли. Даже мои не самые хорошие родители никогда не поднимали руку на меня.
— Ты дрожишь, — нагнувшись к моему уху, прошептал Адам. Его горячее дыхание опалило кожу. — Страх буквально сочиться из твоих пор, но ты не хочешь показывать его мне, не так ли? — Он довольно усмехнулся, решив, что разгадал меня.
Он был прав, но я не собиралась говорить ему об этом.
— Грейс, Грейс, ты даже не представляешь, как сладок для меня твой вид сейчас, — хриплым голос пробормотал мужчина, проводя тростью по моей груди, животу и бедрам. — Будь послушной, Грейс, и я не причиню тебе боли.
Я едва не фыркнула. Он уже причинял мне боль, заставляя мою душу корчиться от унижения и горькой обиды. Я не могла не желать ему мучительных пыток в отместку за то, что он заставлял меня переживать. За то, что он уже проделывал раньше с беззащитными девушками.
Трость, путешествующая по моему телу, коснулась меня между бедер, и я дернулась в сопротивлении.
— Не надо, — задохнувшимся голосом прохрипела я. — Разве тебе мало моих унижений?
— Ты тоже имеешь предел, — усмехнулся он. — Ты сильная, но сломать тебя не так трудно.
Я до боли прикусила губу, чтобы не послать его, не наговорить гадостей, которые в итоге обернуться против меня.
Ублюдок! Конченый ублюдок!
До моего слуха донеслось, как он отбросил трость, и она с резким звуком упала на пол.
Адам обошел меня, становясь за спину. Звякнула пряжка его ремня.
— Сейчас я трахну тебя, быстро и жестко. Не для твоего удовольствия, а ради себя. Поняла?
Его голос звучал отрывисто, грубо. Я кивнула, моля Бога, чтобы все поскорее закончилось, и он отпустил мня.
— Я спросил, поняла? — рыкнул он, схватив мои волосы и дернув назад.
Воздух с шипением вырвался из груди, на глаза навернулись жгучие слезы обиды и унижения.
— Да, поняла! Я поняла!
— Грейс, я не слышу, — нараспев протянул он, медленно оттягивая мою голову назад.
— Да, хозяин! — с трудом выдохнула я, лишь каким-то чудом не скуля от боли.
— Так-то! Соображай быстрей, Грейс.
Он ослабил хватку, но не выпустил волосы из захвата.
Его ладони легли на мои бедра, и не слишком осторожно он нагнул меня, ставя в удобное ему положение. А потом, совершенно не заботясь тем, что я была не готова, одним толчком вошел в меня.
Я до крови прикусила губу, сдерживая крик.
Это было довольно болезненно. Но физическая боль казалась ничем рядом с той, что рвала мое сердце и душу изнутри.
Он сразу же начал двигаться, жестко и глубоко проникая в меня, выполняя обещание. О моем удовольствии, или хотя бы комфорте речи ни шло.
Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Черт, только не плачь! Пожалуйста, не плачь! Не сейчас, не при нем.
Я ненавидела его, ненавидела себя, потому что в какой-то момент боль во мне трансформировалась в нечто иное, доставляя странное, необъяснимое, постыдное удовольствие. Я обещала себе, что не пикну, но во мне больше не было сил. Я не чувствовала себя от долгого подвешивания, и когда уже знакомое чувство близкого оргазма стало накатывать на меня, обещая поглотить и утащить за собой на глубину, я сдалась и издала громкий, длинный стон.
Адам тихо выругался, но не остановился, продолжая двигаться в прежнем темпе. Все мое тело сотрясалось под его ударами, крупные капли пота стекали по коже.
Я коротко вскрикнула, кончая со слезами на глазах. Соленая влага омыла мои губы, пока я переживала свою маленькую смерть.
Мой крик и моя пульсация вокруг него довели моего мучителя до пика, и я почувствовала, как его тепло растекается во мне, пока его рот в попытке заглушить собственный крик прижимается к моему обнаженному плечу.
А потом я отключилась.
18 глава
— Я не хотел, чтобы она умерла, — так тихо, что я едва расслышала его, произнес Адам.
Он сидел на полу ванной, привалившись к стене и запустив руку в волосы, с какой-то обреченностью смотря на меня.
Я же лежала в горячей ванне, которую он наполнил для меня.
После того, как потеряла сознание, в себя пришла, только когда он занес меня в большую ванную комнату и осторожно посадил на стул, пока бежала вода с густым паром. Потом, вновь взяв меня на руки, он опустил меня на дно, щедро добавив восхитительно пахнущую пену. Но уходить не спешил: опустившись на пол, долго молчал, прежде чем нарушить молчание.
Мне было совершенно все равно, здесь он, или нет. Я была настолько измотана, подавлена, что плевать хотела на все.
Я чувствовала себя пустой.
— Не думал, что она может покончить с собой. — Он дернул плечом. — Этого не должно было случиться.
Я отвернулась и прикрыла глаза, позволяя воде исцелить мое ноющее тело. Жаль, что так легко нельзя излечить раненую душу и гордость. Смотреть на Адама было тошно, поэтому заговорив, я все еще держала глаза закрытыми:
— Этого не случилось бы, не попадись ты на ее пути, — бесцветным голосом промолвила я. — Ты просто сломал ее, и тебя не заботило, что будет с ней после того, как она приелась тебе.
Я ожидала вспышки раздражения с его стороны, или хотя бы отрицания, но он молчал. Я скосила глаза на него: Адам прижал голову к стене, не мигая глядя в потолок.
Что это, запоздалое раскаянье? Если он вообще способен на подобное чувство.
Я прислушалась к внутренним ощущениям. Я не была злопамятной, слишком вредной и предпочитала отпускать негатив в своем сердце, но сейчас я не чувствовала сочувствия к нему, даже не смотря на то, что ему похоже жаль того, что случилось с Камиллой.
— Я не такая, как она. — Я пересилила себя и прямо посмотрела на него. — Я не стану зависимой, не стану страдать, когда надоем тебе. — Мой взгляд был равнодушным, слова звучали уверенностью, пока он внимательно слушал меня. — Когда срок соглашения закончится, ты уберешься из моей жизни и жизни моих родных. И я больше никогда, никогда не пожелаю тебя видеть.
Сейчас мне было плевать, если он вновь подвесит меня на цепях за дерзость. Бунт во мне, чувство непослушания, желание задеть его было слишком велико.
Ни один мускул на лице Адама не дрогнул. Он долго смотрел на меня с каким-то непонятным выражением, потом кивнул и поднялся.
— Пусть так и будет. — Он взялся за ручку и, отвернувшись, произнес: — После того, как закончишь, приходи на кухню.
И вышел.
Я еще долго лежала в ванне, апатично глядя в потолок. Когда вода остыла, и я стала замерзать, насухо вытерлась полотенцем и завернулась в уже знакомый халат.
— Садись за стол.
Адам махнул в сторону небольшого стола со стеклянной столешницей у окна, на котором уже стояла миска с салатом, когда я вошла в кухонную зону. Он как раз вынимал пасту из микроволновки.
Признаться, я была в некотором недоумении. У этого человека раздвоение личности? Еще полчаса назад он истязал меня, прикованную наручниками, наслаждаясь моей беспомощностью. А теперь ведет себя, как ни в чем не бывало.
Как ему удается сохранять баланс между извращенным садистом и обычным вполне себе нормальным мужчиной?