– Хоть что-то хорошее, – кивнула Ольга.
– Не совсем. Они сказали, что готовы помочь, но не могут.
– Почему? – сухо, по-деловому поинтересовалась Ольга.
– Они готовы обсуждать это на встрече сегодня вечером. Но – только с одним из сотрудников Ночного Дозора, – сообщил Гесер.
– Ну почему! – воскликнул я, вскакивая. – За что? За что мне эта честь?
– Больно фотогеничный, – насмешливо сказал Гесер. – Ведьмы мечтают полюбоваться на ясна молодца… Что, неужели не понимаешь, за что?
К моему большому сожалению, я знал.
В столовой было пусто. Я прошел к раздаче, задумчиво уставился на тарелки с образцами салатов. Было тихо, меня никто не торопил, только на кухне позвякивала посуда. Кажется, пользуясь безлюдьем, повара устроили уборку.
На самом деле нынче мы работаем и днем, и ночью. Это когда-то, в старые времена, когда темные делишки предпочитали творить при свете звезд, а не солнца, Ночной Дозор действительно выходил работать по ночам.
Сейчас осталось название, остались какие-то обычаи и фразы (встретив ночью сотрудника Дневного Дозора, сказать ему: «Что ты вообще тут делаешь, это не ваше время» – любимое развлечение начинающего дозорного).
Но работаем мы, конечно, круглосуточно. Посменно. По восемь часов в день, сверхурочные оплачиваются отдельно. С двумя выходными днями, выход на работу в субботу или воскресенье оплачивается отдельно. С двумя отпусками в год – месяц летом и две недели зимой, причем перелет к месту отдыха оплачивается. С прикреплением к хорошей поликлинике (чтобы нашим целителям не приходилось лечить всякую мелочь вроде кариеса и простуды), корпоративным празднованием Нового года и майских праздников, поздравлениями и подарками от коллектива в день рождения и в прочие знаменательные даты.
Если бы у нас был профсоюз, то это был бы очень хороший профсоюз. Но у нас никакого профсоюза нет, конечно. Просто мы все время мимикрируем под людей. Несознательно, но так получается. Когда люди сидели ночами в домишках, заперев двери и ставни, и только стражники опасливо патрулировали улицы – мы тоже ходили ночами в дозоры, жили в деревянных домах и скакали на лошадях по брусчатым мостовым. Когда люди построили дома в пять этажей, выкопали первое метро, соорудили чудо-машину с бензиновым мотором – мы стали носить сюртуки и галстуки, фланировать по бульварам в свете новомодных газовых фонарей и выискивать вампиров в клоаках больших городов. Когда над землей полетели аэропланы, в моду вошли кожаные тужурки и радиоприемники – мы обзавелись радио, стали передвигаться между городами на самолетах и обсуждать возможность классовой борьбы у оборотней. Когда бумажные книжки превратились в электронные, а в анкетах помимо мужского и женского пола ввели графу «иное» – мы стали звонить по мобильным и выслеживать вурдалаков в Интернете, торговать акциями и исследовать геном ведьм.
Мы ведем себя как люди. И не только потому, что маскируемся под них. Мы, Иные, не создали ничего иного. Возможно, мы ничего и не умеем создавать – кроме заклинаний. Да и заклинания-то наши работают лишь по воле Сумрака. Мы не более чем квалифицированные программисты, умеющие давать задания немыслимой сложности суперкомпьютеру. У кого канал связи с Сумраком лучше, кто запрос четче и быстрее формулирует – тот и побеждает. А так – все вокруг нас человеческое. Офисы. Одежда. Мобильники. Еда. Кино. Дороги. Музыка.
И менее вещественные составляющие тоже – стиль отношений, структура организаций, моральные принципы и методы поощрения на работе.
Появилась у людей стража – возникли и Дозоры. Завели люди Инквизицию – и мы тоже под свои нужды ее адаптировали. Социальный пакет работникам? Ну так и у нас все будет, включая столовую для персонала…
– Что-то вы загрустили, Антон…
Я встряхнулся, сообразив, что уже несколько минут стою перед стойкой с салатами, и раздатчица, молодая девушка Аня, с улыбкой смотрит на меня. Ане было двадцать с небольшим, она училась в кулинарном техникуме, когда кто-то из наших увидел, что девушка – латентная Иная.
И дальше случилось странное. Аня, которой обычным порядком рассказали, как на самом деле устроен мир и кто она такая, не стала инициироваться. Но и отказываться, как часто бывает с людьми глубоко верующими («Колдун все равно проклят, пусть даже добро творит») или иногда с представителями творческих профессий («А что, если я свой актерский дар потеряю?»), не стала.
Аня заявила, что хотела бы посмотреть на жизнь Иных. Разобраться, чем мы занимаемся и хочет ли она такой жизни. И вообще, кто ей ближе – Светлые или Темные.
Заметьте – девушка при этом она была очень положительная! Примерная дочь, один-единственный молодой человек, с которым встречалась едва ли не со школы, участие в волонтерских программах по помощи сиротам, защите природы и борьбе с эпидемией Эбола в Африке! Ну, по всему выходит – наш человек! И вдруг такая позиция! «Не знаю, Светлая я или Темная…»
Аней занимался сам Гесер. Говорил, убеждал. Потом отвез к Завулону, но и тот не соблазнил девушку прелестями Темной стороны. В итоге она год уже как работала у нас в столовой, а в дальнейшем собиралась поработать у Темных. И потом уж решить – станет ли она Иной, а если станет – то какой.
Мне кажется, что от этого рассудочного подхода слегка обалдели и Гесер, и Завулон. Это было что-то новое в людях.
– Дел много, Аня, – сказал я с улыбкой. – Ну, ты как, не надумала еще?
– Пока нет, дядя Антон, – вздохнула девушка.
– Ну какой я тебе «дядя»? – возмутился я. – Еще бы «деда» сказала. Ты, конечно, мне в дочери годишься. Но у нас, Иных, такая смешная разница в возрасте, как четверть века, ни во что не считается.
– Так это нигде уже не считается, дядя Антон, – застенчиво улыбнувшись, ответила Аня. – Что в дочери, что во внучки, что в любовницы – был бы человек хороший. А возраст, цвет кожи, пол – это все частности.
– Тьфу, – сказал я. – Ну что за победа толерантности над здравым смыслом? И где – в России! Огорчаешь, Аня… Ты скорей решай, а я тебя сам инициирую. Лично.
– Ох, дядя Антон, это такая большая ответственность, – вздохнула Аня. – Вы! Лично! Я девушка скромная, не верю своему счастью!
– Да ну тебя… – махнул я рукой. – Какой салат посоветуешь?
– Возьмите «Цезарь», – предложила Аня. – Я для него заправку делала правильную и крутоны лично обжаривала. Не то что в ресторанах – бухнут майонеза, сухарей из пакета сыпанут, курицу настругают – и уже «Цезарь»!
– Соблазнила старика, – сказал я. – Дай-ка мне двойную порцию салатика и тарелку супа. Любого, на твой вкус.
– Борщ сегодня удался, – посоветовала Аня, накладывая мне салат. – И гороховый суп замечательный, но если остался… Сейчас я, деда Антон!
– Ну, это уже совсем свинство, – буркнул я вслед Ане. Я знал, что девушка вышучивает всех, включая Гесера, и каждого поддевает чем-то своим. Беззлобно, даже как-то приятно, что к тебе относятся как к личности, индивидуально. Но с другой стороны – становится понятно, почему девушка Аня никак не решит, со Светлыми она или с Темными. Надо посоветовать Ласу к ней приглядеться. Они могут хорошо подойти друг другу…
Я еще смотрел вслед Ане, когда в кармане зазвенел телефон. Я достал трубку, глянул – номер не определился.
– Да.
И услышал встревоженный голос жены:
– Антон, это я, Светлана, приходи быстрее!
Я не раздумывал ни секунды, я просто открыл портал – снеся при этом часть сервировочного стола. Я даже не выпустил из рук подноса – прямо с ним шагнул вперед.
И остановился, услышав хохот Нади.
Жена с дочкой сидели в обнимку и что-то обсуждали. Телевизор был выключен, неярко горело бра, на столике перед ними стояли полупустые чашки чая и тарелка с бутербродами. Все было совершеннейшим образом мирно и невинно. Ах нет! Перед Светой еще стояла крошечная рюмочка, судя по цвету – с коньяком.
– Я дебил, – сказал я, когда жена и дочь обернулись.
– Ух ты! Папа притащил салат! – Надя, еще смеясь, забрала поднос у меня из рук. Подцепила немного вилкой. – Вкусненький!
