И именно в тот момент, когда надо было держаться, я не смогла. Когда его ладонь скользнула между моих ног, я невольно вся сжалась. Это было намного сложнее, чем я думала.
— Алина, — выдохнул мне в губы Кирилл, отстраняясь, и останавливаясь. — Зачем ты это делаешь? — его голос прозвучал совсем тихо. Я, скорее всего, покраснела, и была рада, что в темноте этого не должно быть заметно. — Пользуешься моей слабостью. И ты ведь не готова, — послышался вздох, и его руки совсем пропали с моего тела, и он лег рядом. И мне было стыдно в этом признаться, но я действительно почувствовала облегчение. — Ты делаешь это намеренно. Только вот с какой целью? Зачем тебе нужно, чтобы это произошло сейчас?
— А зачем тебе нужно, чтобы это было потом? — тихо ответила я вопросом на вопрос.
— Я так хочу, — просто ответил он спустя минуту молчания.
— Ну вот и я так хочу, — буркнула в ответ, подвигаясь к нему ближе.
— Не хочешь, — твердо проговорил Кирилл, давая мне понять, что отрицать нет смысла. Да и зачем? — Почему ты так боишься мужчин? — его голос звучал серьезно, в то время как у меня глаза лезли на лоб от удивления.
— С чего ты взял, что я их боюсь? — я даже прекратила какие-либо движения.
— Значит, неосознанный страх, — сделал вывод Кирилл, от чего я нахмурилась. Это вроде не ответ на мой вопрос.
— Я не боюсь, — упрямо проговорила, пытаясь в темноте просверлить его взглядом. Может, получится.
— Боишься. Ты скована в общении с противоположным полом. Постоянно боишься, что я тебя просто брошу, — и только я хотела открыть рот, чтобы возразить, как он быстро добавил: — И дело не во мне, Алина. Я лишь вызываю мнение о ненадежном партнере, усиливаю эффект. Если бы ты не боялась, было бы проще.
— А ты еще и психолог? — недовольно проворчала я. Он усмехнулся.
— Ты боишься доверять. Это все можно было бы списать на Алексеева, — я поморщилась при упоминании об этом человеке, — если бы я не заметил этого раньше. Можно было списать так же на несчастную любовь, но ты ведь не любила, не так ли? — и он наконец-то приблизился ко мне, оставляя совсем небольшое расстояние между нашими лицами. Я лишь поджала губы. — Тогда я не понимаю в чем причина. Я многого о тебе не знаю. А ты не хочешь рассказывать, — его ладонь коснулась моей щеки. — Не знаю, почему ты работаешь. Почему живешь, как затворница. Вероятно, если я исчезну, ты вновь погрузишься в свой скучный серый мир, — что-то внутри сжалось от его последнего предложения.
— Вероятно, — повторила я, не в силах отрицать.
— Если кто-то сделал тебе больно, это еще не означает, что я поступлю так же, — тихо проговорил Кирилл.
— Нет, ты поступишь хуже, и сделаешь еще больнее, — резко проговорила, даже не думая о том, что говорю. А когда поняла…
Сомаров, молча, вновь отстранился от меня, и лег рядом. И я знала, что задела его. И… Вновь не доверилась.
— Извини, — прикусив губу, сказала я, и осторожно прикоснулась к его плечу. — Нас отец бросил. Вот я и веду себя так, — добавила, и вовсе обняла его за талию. Он был прав. Я действительно сторонюсь представителей противоположного пола. И то, что я совсем недавно боролась с собой, служило этому подтверждением. Дело было не в Кирилле. Тем более, что его я любила и хотела… Но не могла.
— Давно? — немного помолчав, спросил он, не двигаясь.
— Пять лет назад.
— Работаешь ты тоже пять лет? — я сжалась от этого вопроса. Стоило догадаться, что он последует за моим признанием.
— Да, — тихо подтвердила я, не видя больше смысла это скрывать.
— А мать не работает? — немного резко и грубо вновь спросил Кирилл. Но мне этот тон совершенно не понравился.
— Не говори плохо о моей маме, — мой голос прозвучал совсем жалко, не смотря на то, что я хотела добиться обратного эффекта. Но Кирилл ничего не ответил, лишь плотно сжал челюсть так, что выступили желваки. И чего он злится? — Она не работает, потому что я этого не хочу. Владик был еще маленьким, за ним нужен был уход. И сейчас он еще маленький, чтобы предоставлять его самому себе. Я здесь, и кроме мамы за ним больше некому присматривать.
— Владик? — повторил Кирилл, и я только сейчас подумала о том, что он не знает о его существовании.
— Мой брат, — коротко ответила я, отстраняясь, и садясь в постели. Подтянула колени к груди, и обхватила их руками. Стало как-то холодно внутри.
— И сколько ему лет? — немного помолчав, задал он очередной вопрос.
— Шесть.
— Твой отец бросил тебя и младенца, и даже не удосужился выплачивать алименты? — медленно, с расстановкой проговорил Кирилл, тоже принимая сидячее положение.
— Почему же? Он выплачивал, — поджала губы я.
— Допустим. Но он отец, должен был участвовать в дальнейшем воспитании детей, и, соответственно, помогать материально, помимо обязательной выплаты денег, не находишь? — фыркнул Сомаров.
— Не нахожу. Ему было на кого потратить деньги. Он еще раз женился, — и невозмутимо пожала плечами. — А мы просто не стали требовать. Зачем? У него была новая семья, а мы и сами справились.
— Сами справились? Ты пошла работать… Сколько тебе там было лет? — ехидно поинтересовался он. — Четырнадцать? И кем же ты работала, позволь спросить? На панели не стояла, нет? — все тем же тоном задал он очередной вопрос, вызвав во мне ну очень неприятное чувство. — А могла бы запросто попасть куда-нибудь в эту область. Это нынче популярно. Особенно когда идут работать маленькие девочки. И мать дома с младенцем сидела. Это ты называешь «сами справились»? Действительно, зачем требовать деньги? Глупо, — напоследок отрезал Кирилл. — Теперь хоть понятно, от кого вся эта дурь в твоей голове.
— Не оскорбляй мою маму, — резко проговорила я, когда до меня дошел смысл сказанного им. Он усмехнулся.
— Я не оскорбляю, я констатирую факт. Все мои поступки не так глупы, как этот. Да где ты видела, чтобы мать, у которой двое детей, отказывалась от денег из-за гордости, отправляя несовершеннолетнюю дочь работать в сомнительные места? — невесело усмехнулся Сомаров, явно будучи недовольным.
— Она не отказывалась, — возмутилась я.
— Не просила, — кивнул Кирилл. — Глупо. Очень и очень глупо.
— Тебе, я вижу, юриспруденция не идет на пользу, — фыркнула я, ступая босыми ногами на пол, и подошла к окну, остановившись спиной к нему. Было обидно и за маму, и за Владика, и за себя. Да, это было глупо, но я была первой в списке тех, кто отговаривал маму от этого. Вероятно, именно поэтому я столько работаю, и не соглашаюсь на то, чтобы она тоже работала. Потому что в какой-то степени чувствую себя виноватой.
— Знание законов еще никому не навредило, — невозмутимо отозвался Сомаров, оставаясь на кровати.
— Что-то ты помнишь про законы не тогда, когда это действительно надо, — хмуро заметила.
— А ты забываешь о правильности не тогда, когда это действительно надо, — хмыкнул Кирилл. — Мы друг друга стоим, — послышался тихий смех, и я невольно обернулась. Люблю, когда он так похож на обычного парня. Хотя, надо признаться, я не хотела бы его видеть таким на постоянной основе. — Иди ко мне, — успокоившись, позвал он. Вздохнув, я подошла к кровати, и, забравшись на неё с ногами, подползла к нему, тут же обняв его, и положив голову на его грудь. Через секунду меня прижимали еще сильнее за талию. — Спи, маленькая моя, опять не выспишься, — уже шепотом проговорил Кирилл.
— Ну ты ведь тоже, — вздохнула я, устраиваясь поудобнее и прикрывая глаза.
Он ничего не ответил на это, лишь начал поглаживать меня по волосам.
— И все-таки ты привыкла засыпать со мной, — усмехнулся он, когда я практически спала. А потому я не была уверена, что это мне не приснилось.
Когда я проснулась, за окном уже было светло, а в кровати я была одна. Спросонья, я медленно приняла сидячее положение и слегка потерла глаза. Потом осмотрелась. Взгляд наткнулся на настенные часы. Одиннадцать часов.
Подскочив, как угорелая, я едва удержала равновесие, когда перед глазами потемнело. Подождав, пока это пройдет, я, стараясь больше не делать резких движений, отправилась на поиски кого-то живого в этой квартире, с четким намерением высказать все свое недоумение и возмущение кому-либо из двоих претендентов. Но никого не было.
