— Но Леша говорит, что ты его не слушаешься, — тут же вспомнилось мне.
— Сейчас — да. Последние несколько лет я мало в чем его слушаюсь, хоть и прислушиваюсь. Ему уже не исправить того, что во мне есть. Зачем запрещать? — Сомаров пожал плечами и повернулся ко мне. — Сейчас во многом меня останавливаешь ты. Хоть ничего и не запрещаешь, — и он слабо улыбнулся. — Есть еще что-то, что ты хочешь знать? — поинтересовался Кирилл совершенно спокойно. Кажется, ему действительно стало спокойно от того, что он мне все рассказал. Как много мне всего сегодня кажется.
— Есть, — немного подумав, кивнула я. — Леша сказал… — но мне пришлось остановиться, потому что парень усмехнулся. — Что?
— Снова Леша сказал. Я с ним еще поговорю об этом. Спрашивай, — искренне улыбнулся он той самой улыбкой, которую я так полюбила.
— Ну так вот, Леша сказал, что ты лишь раз наломал дров. Когда попал в аварию на первом курсе. Что он имел в виду? — я внимательно глянула на него. Улыбка сошла с его губ, и он снова посерьезнел.
— Это была попытка самоубийства, — отчеканил Кирилл, смотря прямо в мои глаза. У меня же, вероятно, зрачки расширились от удивления. Что?! — Я был пьян. К тому же, встретил тогда Дашу с одним знакомым. Нервы сдали, — он передернул плечами. Сама невозмутимость.
— Кирилл, — тихо позвала я его, очень обеспокоенная этими словами. — Кирилл, не делай так больше, — и положила руку ему на плечо. Мне было страшно представить, что с ним что-то могло случиться.
— Не буду, — пообещал он, обнимая меня за талию и притягивая к себе. — У тебя есть еще вопросы? — вторая его рука привычным жестом собрала мои волосы в кулак, прижимая голову к своей груди.
— Если ты такой брутальный тип, почему на втором курсе попал в полицию за обычное хулиганство? — вспомнился мне еще один факт из его биографии. Я задала вопрос просто для того, чтобы сменить тему. Развеять обстановку.
— Обычным хулиганством оно было для окружающих, — хмыкнул на это Кирилл. — На деле была драка. И вследствие неё мы разбили витрину какого-то магазина. А вот стену разрисовал уже кто-то другой, — он тихо засмеялся, и я была рада, что он все же отвлекся. У меня на душе тоже становилось спокойно. Этот длинный разговор, где Сомаров отвечал на мои вопросы, принес ясность на многие вопросы, мучавшие меня.
— Кирилл, — вновь позвала его я.
— М? — он провел носом по моим волосам.
— А что теперь будет? — тихо спросила, напрягаясь в ожидании ответа.
— А ты меня простила? — взамен задал он свой вопрос, как будто от этого зависело дальнейшее развитие событий.
— Я была для тебя лишь игрушкой, — тут же вспомнилась мне его исповедь, настроение вновь начало стремительно портиться.
— Была, — подтвердил Кирилл. — Но не есть.
— И как это понимать? — поджала губы я. Снова непонятные вещи.
— Ты уже не игрушка для меня, — проговорил он.
Но я молчала, ожидая дальнейших разъяснений. Мне было мало этих слов. Он должен был это понимать.
— Алина, — спустя какое-то время со вздохом произнес Кирилл. — Ты живой человек. Девушка, которую я впустил в свою квартиру. Поверь, я сюда не привожу кого попало, — он легонько провел по моим волосам, выпустив их из кулака, словно утешал, хотя в утешении я не нуждалась.
— Даже если и так, мне все еще непонятно, что между нами происходит. А это мучает, сильно, — переборов себя, призналась я, решившись на самую большую откровенность, которая только была возможна в этой ситуации. Кирилл сейчас как никогда открыт, а значит, есть большая надежда, что мы сможем поговорить на эту тему.
— Я знаю, — хмыкнул он, не прекращая гладить меня по голове. — Но я не уверен, что готов говорить на эту тему, — невесело добавил парень, а я почувствовала, что он вновь закрывается. Так-то. Поговорили, называется.
— Значит, на этом все? — мой голос прозвучал ровно, но внутри все напряглось в ожидании ответа.
— Все, — усмехнулся Сомаров. — Если мы не обсудим эту тему, ты уйдешь? — спросил он тоном человека, который уверен в отрицательном действии, даже если ответ будет положительным.
— Не веришь? — хмыкнула я. Ко мне возвращалась гордость, которая, воплотившись в призрачный облик меня самой, важно вздернула подбородок, и собиралась, в случае чего, все же уйти.
— Верю, — вздохнул парень, вероятно, уловив мои эмоции. — Но что я должен сказать? — он вновь усмехнулся, и, отпустив меня, подвелся с кровати и подошел к окну, повернувшись ко мне лицом. — Ты сделала из меня слабака, и пользуешься моей слабостью. Мне это противно, — поморщился он. — Но я исправлюсь и вновь стану жестоким. Это никуда не денется от меня, Алина. Выбор за тобой. Готова ли ты связать свою жизнь с таким моральным уродом как я? Если да, тогда нам обоим придется учиться быть настоящими. Потому что ты тоже замкнута в себе. А если нет, то нам придется научиться существовать мирно, потому что я все равно не дам тебе возможности избавиться от меня, — во время того, как он говорил, его взгляд не отрывался от моих глаз. — Все, что я могу тебе предложить — это попробовать построить нормальные отношения, насколько они могут быть нормальными в нашем случае. Но прежде, чем ты ответишь на мой вопрос, у меня к тебе есть еще несколько других вопросов, на которые я хотел бы знать ответы, раз уж рассказал многое из своей жизни. Радуйся, Алина, — вдруг достаточно холодно усмехнулся он, — ты узнала то, что знают единицы. Но если ты кому-то об этом расскажешь, я перестану быть с тобой хорошим мальчиком, и сделаю тебе очень плохо и больно.
Узнаю прежнего Сомарова.
— Не расскажу, не беспокойся, — в тон ему отозвалась я. — Что ты хочешь еще спросить?
— Вот видишь, мы снова отдалились, — хмыкнул Кирилл. — Впрочем, оставим это на потом. Я многое рассказал о себе, теперь хочу, чтобы ты рассказала о себе. Я же тоже многого о тебе не знаю. Расскажи самые важные факты из своей биографии. Те, которые каким-то образом повлияли на твою жизнь, — и он отвернулся к окну, устремив взгляд куда-то вдаль.
Я хмуро посмотрела на него, думая над тем, что могу ему рассказать. Я признавала, что он имеет право требовать от меня этого после того, как сам рассказал столько о себе. Но его то ли просьба, то ли приказ, поставила меня в тупик. Но все же я решилась.
— Я не знаю, что рассказывать, — честно призналась, но тут же продолжила. — Поэтому я просто расскажу про свою жизнь.
Уставившись на свои пальцы, сцепленные в замок на коленях, приняв точно такую же позу, в которой ранее сидел сам парень, я начала свою исповедь.
— Думаю, о своем рождении рассказывать нет смысла, поэтому я начну со школьных годов. В отличие от тебя, я наоборот была очень послушным ребенком и стремилась угодить родителям, как только могла. У меня не было друзей, да и знакомых было не сильно много. Моя мама очень переживала обо мне, а поэтому я не ходила гулять без присмотра. Да и не особо переживала по этому поводу. Я и без этого была счастливой. У меня было все, что было мне нужно. Любящие родители. Меня любили и даже немного баловали. Я росла единственным ребенком, и больше внимания отдавать было некому. А мне было некуда девать свою энергию, поэтому я активно помогала маме во всем, в чем могла. Я стремилась быть идеальной дочерью, и когда меня ругали, я принимала все в штыки, и старательно исправляла то, что не нравилось другим. В основном, взрослым. Так и росла.
Я замолчала, вспоминая свое детство. На губах невольно появлялась улыбка каждый раз, когда я вспоминала какой-то приятный момент. Но она тут же пропадала, потому что этого больше нет.
— А потом мама родила во второй раз. Я очень ждала этого ребенка, потому что всегда хотела братика или сестричку, и дождалась. Но меня ждало совсем не то, чего я ожидала. Не забота о брате. Отец ушел из семьи, оставив нас втроем. Маме не оставалось ничего другого, как сидеть с Владиком. Во всяком случае, до тех пор, пока она кормила грудью. А мне пришлось устроиться на работу. Содержание младенца в наше время — это очень дорого. Так и пошло. Сначала была совсем мелочная работа, а уже потом пошло что-то более серьезное. Мама обучила меня основам бухгалтерии, и я этим пользовалась.
