Но оказалось, что не все приказанное, можно запросто выполнить. В квартире еще был повар, он крикнул приветствие с кухни и зачем-то напомнил, что еще целый час до ужина. Максим Александрович сказал мне тихо:
— Прими душ, разденься и в мою комнату. Пятнадцать минут.
Это все ничего, но если повар увидит, как я голая бегу из своей комнаты в другую? Поэтому приготовившись, сначала приоткрыла дверь — но нет, мужчина на кухне напевал какую-то песню и звенел кастрюлями, он даже не думал приближаться к проходу. Потому я на цыпочках и затаив дыхание прошла к Максиму Александровичу. Он уже тоже переоделся. Сидел на полу, облокотившись на кровать. Я прикрыла дверь и повернулась к нему в ожидании приказа.
— Иди сюда. Сядь передо мной.
Я опустилась на колени.
— Раздвинь бедра как можно шире. Теперь слушай: это мучительное томление необходимо. Именно поэтому я запретил тебе ласкать себя. Ты должна научиться ждать, должна испытывать удовольствие только в моем присутствии и только тогда, когда я этого захочу. Но раз ты такая любительница себя трогать, то давай, сделай это прямо сейчас.
Я непонимающе уставилась на него.
— Если тебе нужно для этого что-то, то скажи. Только чтобы я все видел. Ну, чего ждешь? Попробуй для начала стимулировать себя пальцами — это самый простой способ достичь оргазма. Ты должна кончить, но на этот раз для меня.
Я нерешительно запустила палец межу половых губ, не пытаясь погрузить его во влагалище. Нашла место, где соприкосновение вызывало приятные ощущения.
— Ноги шире. Покажи мне все.
Я водила пальцем туда и обратно, но это было скорее просто приятно, чем возбужающе.
— Быстрее. И не опускай лицо. Ты должна видеть, что я наблюдаю.
Увеличив темп, я ощутила небольшой прилив возбуждения, но меня отвлекало смущение. От взгляда Максима я терялась, хотелось сжать ноги — кажется, так будет проще. Задвигала рукой резче. Зачем он смотрит так серьезно? Ему нравится мое унижение? Он вдруг приблизился, и надавил мне на колени, заставляя раскрыться полностью.
— Давай, девочка, еще сильнее.
И вдруг я ощутила более мощный прилив — именно от его взгляда. Оттого, что я делаю то, что он приказал, что он не оставил мне выбора. Даже вырвался небольшой стон.
— Очень хорошо. Но мне кажется, ты недостаточно стараешься. Ты должна кончить для меня, а не только разогреться.
Но возбуждение отступало, так и не достигая пика. Теперь мне даже нравилось, что он смотрит. Как именно он смотрит. Ему доставляет удовольствие это зрелище. Мне доставляет удовольствие его принуждающий взгляд. Снова волна… и опять спадает, будто ее подсекает что-то. Минут десять или двадцать, или все полчаса меня поднимало вверх, но тут же скидывало обратно. Клитор уже горел, но через некоторое время и волны становились все меньше. Мне снова было просто приятно…
— Почему не можешь? — он теперь смотрел в лицо, голос тихий, даже нежный. — Только честно скажи.
— Я… не знаю…
— Из-за смущения?
— Возможно.
— Смущайся, но мы ведь уже проходили, что для тебя это не препятствие. Из-за того что я смотрю?
— Нет… не думаю… — этот ответ был искренним. — Мне даже в какой-то момент понравилось, как вы смотрите…
— Тогда что тебя сдерживает? Отпусти себя.
— Не могу… — я нервно вздрогнула и убрала руку. — Я просто не могу!
— Голос не повышай, — сам он продолжал говорить очень тихо. — Я не злюсь, только спрашиваю.
— Я… возможно, я могу испытать оргазм, только когда вы меня трогаете… Я не знаю! Меня сбивает мысль, что я делаю это сама…
Я не плакала, но была близка к этому. Невыплеснутые эмоции почему-то превратились в раздражение.
— Иди сюда.
Он сам взял за плечо, перетянул меня к себе на колени и обнял. Не взбесился оттого, что я не выполнила приказ. Даже наоборот, прижимает и гладит. Сразу стало спокойнее. Я закрыла глаза, утопая в этом чувстве. И говорил все так же мягко:
— Ты ошибаешься, раз думаешь, что можешь получить оргазм, только когда я тебя трогаю. Хотя это и звучит… боже, как же это звучит! — он усмехнулся мне в макушку. — На самом деле женщина, в отличие от мужчины, возбуждается в голове
— именно поэтому многие могут кончать и без всякой стимуляции вообще. Но надо себе разрешить, понимаешь? И тогда почти любое воздействие не будет спотыкаться о препятствия. Ты же… ты совсем себя не знаешь. И этим обрекаешь любого неопытного мужчину на провал. Даже мне приходится действовать вслепую
— как понять, что тебе нравится, если ты сама этого не знаешь? Когда уйдешь от меня, сделай самой себе одолжение — изучи себя.
Он говорил странные вещи, но голосом будто убаюкивал.
— Вы недовольны мною, господин?
— Надеюсь, это был мой последний приказ, который ты не смогла выполнить. Но я доволен.
— Почему?
В его голосе вдруг послышалась улыбка:
— Потому что тебе было стыдно и неловко. И ты боялась, что я накажу тебя за провал. И ты никогда бы не сделала подобное, не прикажи я тебе. Но все равно жмешься ко мне так, будто тут твое место.
Я тут же встрепенулась от возмущения, подняла голову — он на самом деле тихо смеялся, я не ошиблась. Но возразить-то было нечего… Провел пальцами по моим губам.
— Хоть с этим не спорь. Ты вообще постоянно споришь, чаще всего — молча, сама с собой. Но со мной не надо. И пойдем ужинать.
Глава 13
В субботу утром я ждала Максима Александровича, уже стоя на коленях. Но он подошел, взял меня за плечо и потянул вверх. Я встала, повинуясь его движениям.
— Можешь пока одеться. Сегодня не нужно.
А за завтраком вдруг спросил:
— У тебя же нет ни на что аллергии? — оценил мой удивленный взгляд и испуганный мах головой. — Сегодня у нас много времени, поэтому поиграем. Сессия.
— Господин?
— Почему ты сразу начинаешь трястись? — он улыбнулся. — Доедай быстрее, иди к себе и приготовься ко всему, на всякий случай. Но бояться не стоит: в первых сессиях ничего экстраординарного не делают. Это только кредит доверия.
— К… как прикажете, господин.
Но я все равно волновалась. Разве он не сказал «поиграем»? Возможно, следует отнестись к этому как к игре? Однако ноги все равно немного дрожали, когда я входила в его спальню. Шторы задвинуты, в комнате темнее обычного, но не полумрак. Максим Александрович одет: рубашка и брюки на ремне.
— Разденься.
Я стянула платье через верх. Не знала, должна ли была сюда явиться разу обнаженной, но сейчас не могла понять — разозлился ли он.
— Встань на колени.
Я опустилась вниз. Это уже была почти привычная поза — до сих пор унизительная, но уже не вызывающая паники. Максим подошел ближе, рукой заставил поднять лицо вверх. И после этого застегнул на шее кожаный ошейник.
— Сниму после сессии. Но сейчас помни — это символ твоей покорности.
И будто в подтверждение своих слов, уцепил пальцем за кольцо и потянул вверх. Я встала, вынужденная подняться даже на цыпочки. Ошейник горло не сдавливал, но жесткий материал чувствовался каждым миллиметром кожи.
— Теперь руки.
Я протянула кисти вперед, он надел кожаные браслеты с металлическими кольцами, потом сделал тоже самое с лодыжками. Толкнул к стене. Я прижалась спиной к холодной поверхности, а Максим пристегнул мои руки и ноги за кольца к специальным креплениям так, что мне пришлось их развести в стороны. Над коленями закрепил какую-то палку, и оттого ноги раздвинулись еще шире.
— Распорка. Так ты не сможешь сжаться. Сейчас ничего не беспокоит?
Сейчас меня беспокоило буквально все! Я стала будто совсем беззащитной, раскрытой перед ним полностью. Но неуверенно покачала головой, чтобы не разозлить. И после этого Максим Александрович завязал мне глаза шарфом.
— Теперь жди.
Было немного прохладно. Или мурашки по телу бежали от этой позы? Я прислушивалась к тому, что он делает — ходит по комнате, открыл шкаф. Снова прошел к кровати. Лишенная зрения, я теперь ловила каждый шорох, чтобы хоть чем-то занять мысли. Продолжалось это довольно долго, а потом все стихло. Потеряв счет времени, я начала беспокоиться — а что, если он оставит меня так? Насколько? Плечи уже слабо заныли. Я не смогу, не выдержу, если это продлится слишком долго!
