— А какое сегодня число?
— Двадцать шестое, — подсказала я.
— Вот… блин, — выдал Финик, постукивая пальцем по столу. — Неделю назад обстоятельства были совсем другими. Ты должна перенести поездку, Ирен.
— Нет, нет, нет, не смотрите на меня так. Это же День Рождения моей мамы! И меня не будет всего два дня. Уверена, вы даже не заметите.
— Загипнотизируешь потом мать, она будет думать, что ты приезжала. Или что у нее День Рождения в другом месяце. Ирен, ты не можешь сейчас уехать.
— Могу. Выходные же, будете охранять ее сами. Я приеду в понедельник утром. Андрей Андреевич, вы же обещали!
Финик в очередной раз за вечер издал полный скорби тяжелый вздох.
— Только попробуй задержаться. В понедельник до семи утра чтобы была здесь.
— Спасибо, Андрей Андреевич! Конечно, буду. И до свидания. Меня уже такси ждет. Кристина, приятных выходных, — и, блеснув идеальной улыбкой, Ирен скрылась за дверью.
— Охранять ее? — тихонько переспросила я. — Это ведь не обо мне шла речь? Или обо мне?
Я ужаснулась собственным мыслям. Покушение, теперь слежка, Ирен считает, что меня надо охранять. Спокойствие вновь дало трещину, но я поспешно решила затолкать ростки волнения куда подальше. Сначала следует дождаться ответов на вопросы, а затем уже паниковать.
— А то, что я предложил загипнотизировать мать Ирен, тебя не задело? — подозрительно спросил Финик. — Как думаешь, я слишком перегнул палку?
— Да, это было… чересчур цинично, — признала я, ненадолго задумавшись.
— Думаешь, она обидится?
— Я… — вот ведь, черт! Как ловко перевел тему! — Не знаю.
— На самом деле, Ирен не осталась бы, даже если бы я или кто-то другой лежал перед ней и истекал кровью. Она очень близка с матерью. Та ее вырастила в одиночку.
— Ты говорил, что она полувампир… Кто из ее родителей был нечистью? — против воли я включилась в этот разговор.
Финик с аппетитом принялся за жаркое, периодически забавно взмахивая вилкой, словно расставляя акценты в словах.
— Отец у нее был вампиром, а мать — человеком. Насколько я знаю, он сбежал почти сразу после зачатия. Возможно, даже не знал о том, что у него будет ребенок. Ирен росла среди людей, но унаследовала от отца очень многое, в том числе, и аллергию, которую нечисть вызывает у простых смертных. Так что можешь представить, каково ей было, когда она была маленькой.
— А как вы с ней познакомились? Давно она на вас работает?
— Пять лет. Ирен сама меня нашла. Обратилась ко мне в фирму, когда ее мать была больна. Я нашел деньги на обследование, нужных врачей, устроил операцию, и ее быстро поставили на ноги.
— Врачей?
Ну ничего себе! А я-то думала, что раз имею дело с фантастическим существом, то и лечат они тоже фантастическими способами. Или дело в том, что на людях какая-нибудь «пыльца фей» не работает?
— А что тебя так удивляет?
— Я думала, что раз черти реальны, то и какие-нибудь напитки из живой воды тоже, что-нибудь волшебное и универсальное от всех болезней. Молодильные яблочки, например?
Мужчина засмеялся.
— Даже в сказках такие вещи очень редки. А в реальности проще прибегнуть к традиционной медицине… Ну а ты? — обольстительно улыбнулся Андрей. — Расскажешь мне историю своего детства?
— Откровенность за откровенность? — хмыкнула я. — Вот только ты-то мне рассказал чужую историю. Так что не считается.
— В моем детстве не было ничего трагичного и душещипательного, — пожал плечами Финик, а я хмыкнула про себя. Ну да, то-то он весь седой от головы до хвоста, — мама чертовка, папа черт, старший брат и младшая сестра тоже. У меня с ними прекрасные отношения, хоть и видимся довольно редко. А у тебя есть родственники?
Родственники? Вопрос заставил меня погрустнеть.
— Мама и сводные брат с сестрой, но мы не общаемся. Не хочу говорить на эту тему, — я поспешно встала, собирая со стола пустую посуду, и, чуть кашлянув, добавила севшим голосом. — Может, чаю? Я решила, что раз у тебя такая разнообразная коллекция, грех все не попробовать, пока я здесь.
— Подожди-подожди… Я не узнавал специально, но мне почему-то всегда казалось, что у тебя никого нет. Даже если вы не общаетесь…
— Хочешь знать, почему не обратилась к ним за помощью? — глупо было ожидать, что после слов «я не хочу говорить об этом», Финик не начнет расспрашивать.
— Да.
— Потому что они бы мне не помогли.
Плохие воспоминания об одном из самых сложных периодов в моей жизни изрядно испортили и без того шаткое настроение. Вопросы о матери для меня всегда были слишком болезненны, даже сейчас, когда прошло столько времени с последней встречи.
Одна из тарелок выскользнула из моих рук, упала на выложенный плиткой пол и разбилась вдребезги. Алечка проснулась от громкого шума и заплакала, я бросилась к ней, наступив на один из осколков.
— Черт! — ругнулась, почувствовав боль и увидев кровь.
Финик вскочил со своего места, помогая мне удержать равновесие, а затем и вовсе подхватил меня на руки.
— Алечка… — я посмотрела на дочь, но она уже успокаивалась.
Показавшийся хвост легко покачивал люльку, убаюкивая ребенка.
— Как же удобно быть чертом, — озвучила я первую пришедшую на ум мысль.
И только после этого поняла, что Финик беззастенчиво прижимает меня к себе. Одна его ладонь касалась груди, вторая ягодиц. Я чувствовала его дыхание, щекочущее мою шею, тепло его тела, как сжимались его пальцы. Он словно хотел ими сильнее впиться, но сдерживался.
А я вместо того, чтобы возмутиться или хотя бы попросить отпустить меня, представила, как мужчина резким движением руки сметает со стола остатки ужина, усаживает меня на ровную поверхность, оказывается так близко, как только возможно, его глаза смотрят прямо в мои, и губы…
Я коротко выдохнула, сбрасывая наваждение. Что за чертовщина?! Не может быть, чтобы я допустила хотя бы мысль о том, чтобы…
— Отпусти меня! — пискнула, протискивая между собой и Фиником руки.
— У тебя вся нога в крови, не дергайся, — сердито нахмурился мужчина, обернувшись к люльке с малышкой. — Вроде снова уснула. Я отнесу тебя в кабинет, у меня там аптечка.
Его хвост подцепил полотенце, и он протянул его мне.
— Оберни пока вокруг стопы потуже.
Потянулась к ноге, прижимая рану, что, сидя на чужих руках, было делать не слишком удобно. На полу, тем временем, успела образоваться небольшая лужица крови.
— А если Аля снова проснется…
Андрей подошел к кухонному гарнитуру и тихонько позвал:
— Эй, Моль, вылезай, я знаю, что ты опять сахар жрешь.
Дверца шкафчика приоткрылась, и оттуда показалась голова навки:
— Ты же сам мне его принес, — она переводила подозрительный взгляд с Финика на меня и обратно.
— Как принес, так могу и унести. Присмотри за малышкой, если заплачет — прилетишь в мой кабинет и доложишь.
— Я не оставлю с ней ребенка, она ее съесть хотела! — запротестовала я, вспомнив плотоядный взгляд феечки.
— Моль у нас жрет только сахар, она почти безобидная. Правда, Моль? — усмехнулся мужчина.
— Я само очарование, — улыбнулась навка, растягивая рот и выставляя на обозрение свои чересчур острые зубы.
— Что-то она мне доверия не внушает, — оставлять малышку с розовым недоразумением категорически не хотелось.
— Она ничего плохого ей не сделает. Для нелюдей дети — это священно. Она физически не сможет ей навредить, даже если захочет.
— Физически? — удивилась я. Это представлялось мне чем-то из области еще более фантастичной, чем та, где существовали крылатые феи. — В смысле, ей плохо станет?
— Не совсем. Просто поверь, я тоже не смогу навредить Алевтине, даже если сильно этого захочу. Так что не переживай. Просто дай мне помочь тебе не истечь кровью.
— Звучит так романтично, — пропищала фея, выуживая откуда-то из недр шкафа округлый кусочек коричневого сахара и весело поглощая его. Очевидно, Финик действительно принес ей новое угощение.
— Если она умрет, — обратилась к Финику розовая, — то я обязательно сочиню про это грустную песню и буду будить ею тебя по утрам.
