Повисла еще одна затяжная пауза; Уолдегрейв теребил цветы и стрелял глазами по кухне.
– Прямо не верится, – в конце концов произнес он.
В туалете наверху спустили воду. Протопав по лестнице, в кухню вошла Леонора, а за ней, как привязанная, Орландо.
– Извиняюсь, – обратилась Леонора к обоим посетителям. – У меня небольшое расстройство.
Очевидно, имелось в виду несварение желудка.
– Леонора, – отчаянно смущаясь, начал Джерри Уолдегрейв и поднялся со своего места, – не хочу вам мешать, коль скоро пришел ваш друг…
– Он? Какой же он друг, это сыщик, – брякнула Леонора.
– Простите?
Страйк вспомнил, что Уолдегрейв туговат на одно ухо.
– Его назвали в честь великана, – встряла Орландо.
– Сыщик, говорю! – перекрикивая дочку, повторила Леонора.
– Вот как! – Уолдегрейв был поражен. – Я не… но зачем же…
– Так надо, – коротко ответила Леонора. – Полиция считает, что это я Оуэна угробила.
Все смолкли. Неловкость Уолдегрейва ощущалась почти физически.
– А у меня папа умер, – проговорила в никуда Орландо.
Она не прятала глаза и жадно искала отклика. Страйк почувствовал, что нужно хоть как-то отреагировать, и сказал:
– Я знаю. Это очень грустно.
– Эдна тоже говорит, что грустно. – Орландо будто бы хотела чего-то более оригинального, но не дождалась и опять выскользнула в коридор.
– Да вы присаживайтесь, – обратилась к мужчинам Леонора. – Это мне? – Она указала пальцем на букет Уолдегрейва.
– Разумеется, – подтвердил он и, немного поерзав, протянул ей цветы, но садиться не стал. – Послушайте, Леонора, не хочу быть назойливым, у вас, вероятно, масса дел… с организацией…
– Мне еще тело не отдали, – с обезоруживающей честностью призналась Леонора, – так что организовывать покамест нечего.
– Да, возьмите вот эту открытку. – Он удрученно шарил в карманах. – Держите, Леонора… если потребуется какая-нибудь помощь… какая угодно…
– Чего уж теперь, – скупо ответила Леонора, принимая протянутый конверт и садясь за стол, к которому Страйк тоже пододвинул для себя стул, чтобы не напрягать ногу.
– Ну что ж, тогда я вас покидаю, – сказал Уолдегрейв. – Извините, Леонора, мне очень неловко в такой ситуации приставать к вам с вопросами, но… нет ли у вас дома экземпляра «Бомбикса Мори»?
– Нету, – ответила она. – Оуэн с собой забрал.
– К сожалению, это может обернуться против нас… нельзя ли мне посмотреть… быть может, отдельные главы все же остались?
Леонора уставилась на него сквозь большие старомодные очки.
– Что после него осталось – все полиция забрала, – ответила она. – Вчера весь кабинет перелопатили. А потом замок навесили и ключ унесли – мне теперь и самой туда не попасть.
– Что ж, если полицейские так решили… Нет-нет, – сказал Уолдегрейв, – я все понимаю. Не надо, не провожайте, я за собой закрою.
Он прошагал по коридору, и они услышали, как хлопнула входная дверь.
– И чего приходил? – насупилась Леонора. – Не иначе как отметиться, что доброе дело сделал.
Она извлекла из конверта открытку. На лицевой стороне красовались акварельные фиалки. Внутри были многочисленные подписи сотрудников.
– Прогибаются теперь, чуют, что виноваты, – сказала Леонора, бросая открытку на пластмассовую столешницу.
– Виноваты?
– Они его не ценили. Книги нужно рекламировать, – в несвойственной ей манере продолжила она. – Книги продвигать нужно. Об этом издатели должны позаботиться. А они даже интервью на телевидении не могли для него устроить, да вообще ничего, что в таких случаях полагается.
Страйк догадался, что она поет с голоса мужа.
– Леонора, – он достал из кармана блокнот, – вы не возражаете, если я задам вам пару вопросов?
– Ну, задавайте. Только я ничего не знаю.
– После того как Оуэн пятого числа ушел из дому, вы получали какие-нибудь известия от людей, которые с ним встречались или беседовали?
Она помотала головой.
– Ни от знакомых, ни от родственников?
– Ни от кого, – сказала она. – Чаю выпьете?
– С удовольствием, – ответил Страйк, не представляя, как можно есть и пить в такой грязи, но ему требовалось разговорить Леонору. – Насколько близко вы знали сотрудников издательства, где печатался Оуэн? – спросил он, пока хозяйка с шумом наполняла из-под крана чайник.
Она пожала плечами:
– Да кого я там знала? Видела раз этого Джерри, когда Оуэн автографы раздавал.
– Значит, в «Роупер Чард» вы ни с кем не сдружились?
– Нет. А с какой стати? К ним Оуэн ходил, а не я.
– И «Бомбикса Мори» не читали? – как бы между прочим уточнил Страйк.
– Я ведь уже говорила. Я не читаю книжки, покуда они не изданы. И что ко мне все пристают с одним и тем же? – Леонора подняла голову от пластикового пакета, в котором пыталась раскопать печенье. – А с телом-то что случилось? – внезапно спросила она. – Как Оуэн помер? От меня скрывают. Зубную щетку его забрали, чтобы пробу на ДНК сделать для опознания. И почему меня не пускают на мужа посмотреть?
Подобные вопросы Страйку не раз доводилось слышать от вдов, от безутешных родителей. Как всегда, он отделался полуправдой.
– Тело долго пролежало в помещении, – сказал он.
– Что значит «долго»?
– Еще точно не установлено.
– А что с ним случилось-то?
– Думаю, пока что и об этом нельзя судить наверняка.
– Но должны же они…
Леонора осеклась, потому что в кухню вернулась Орландо – уже без орангутанга, но с ворохом ярких рисунков.
– А Джерри где?
– На работу пошел, – ответила Леонора.
– Волосы у него красивые. А у тебя – некрасивые, – сообщила она Страйку. – Голова вся курчавая.
– Я и сам не рад, – подыграл ей Страйк.
– Некогда ему сейчас картинки рассматривать, Додо, – раздраженно одернула ее мать, но Орландо как ни в чем не бывало разложила листки на столе.
– Это я сама нарисовала.
В этих каракулях можно было различить цветы, рыбок и птиц. На оборотной стороне одного листка просвечивало детское меню.
– Очень красиво, – похвалил Страйк. – Леонора, как вы считаете, полицейские во время обыска в кабинете нашли хоть что-нибудь, имеющее отношение к «Бомбиксу Мори»?
– Нашли, – сказала она, опуская чайные пакетики в кружки со сколами по краям. – Две старые ленты от пишущей машинки – за стол завалились. А эти из кабинета выходят и спрашивают: где, мол, остальное, а я им говорю: он, уходя, все с собой забрал.
– Мне нравится у папы в кабинете, – объявила Орландо. – Папа мне бумажку для рисования дает.
– В кабинете у него такая свалка, – посетовала Леонора, включая чайник. – Полицейские долго там копались.
– А еще тетя Лиз туда заходила, – сказала Орландо.
– Когда это? – Леонора, держа в руках две кружки, испепелила взглядом дочь.
– Когда ты в уборной сидела, – ответила Орландо. – Она тогда пришла – и к папе в кабинет. Я сама видала.
– Какое у ней право туда заходить? – вспылила Леонора. – Она в бумагах рылась?
– Нет, – сказала Орландо. – Зашла да вышла. На меня посмотрела, а сама плачет.
– То-то же, – с довольным видом протянула Леонора. – Она и при мне слезу пустила. У ней тоже рыльце в пушку.
– Когда она приходила? – обратился к Леоноре Страйк.
– В понедельник, с утра пораньше. Помощь предлагала. Это надо же! Уж как она ему помогла!
В кружке оказалась водянистая, мутно-молочная бурда, словно и не видавшая чайного пакетика; Страйк предпочитал заварку цвета дегтя. Сделав из вежливости видимость глотка, он вспомнил, как Элизабет Тассел высказала сожаление, что ее доберман не загрыз Куайна до смерти.
– У нее помада красивая, – сообщила Орландо.
– Послушать тебя – сегодня все у всех красивое, – туманно изрекла Леонора, усаживаясь за стол с кружкой жидкого чая. – Я, между прочим, у ней спросила, зачем она это сделала – зачем сказала Оуэну, что книгу его печатать нельзя. Он ведь расстроился.
– И что она вам ответила?
– Дескать, он в этой книжке вывел слишком много разных людей, – сказала Леонора. – Ну и что такого? Оуэн всегда так делает. – Она отпила чаю. – Даже меня много раз изображал.
