Подогнул колени, уперся в них локтями и стукнулся головой о стену.
– Великолепно. – Я сделал вдох, выдохнул, едва заметив, что Фэллон осталась стоять на месте.
Сжал кулаки. Уверен, мое лицо залилось пунцовой краской. Я чувствовал себя круглым идиотом. Почему я всегда недооценивал Патрицию?
– О, Боже, – наконец-то подала голос Фэллон, выглядевшая ошеломленно. – Это ужас какой-то. Моя мать – сумасшедшая.
– Нет, она умна, – безэмоционально ответил я. – Мы только что-то попали в сводку новостей и опозорили моего отца.
Она уронила голову, подошла и села рядом со мной.
– Мэдок, извини. Я запаниковала.
Я обнял ее.
– Все в порядке. Полагаю, теперь нам не нужно беспокоиться о том, как рассказать родителям.
Все – абсолютно все – к вечеру узнают, что я женился. Сообщениям и звонкам конца не будет какое-то время; родственники и друзья станут допытываться о происходящем.
– Как они узнали, что мы здесь? – спросила Фэллон.
– Я зарегистрировался под своим именем. – Ответ не выдал всей степени моего стыда. – Твоей матери не составило бы труда найти нас, если она знала, что мы не на учебе.
Она тяжело вздохнула.
– О нас расскажут в одиннадцатичасовых новостях.
– В интернете информация появится через пять минут. СМИ вынуждены соревноваться со скоростью Фэйсбука, в конце концов. Они обнародуют это в мгновение ока.
Потрясенный, я сидел молча и пытался придумать, что делать дальше.
– Посмотри на меня, – настойчиво попросила Фэллон.
Я послушался, утонув в такой знакомой зелени ее глаз.
– Нам нельзя здесь оставаться, – заявила она. – Куда поедем?
Прислонившись головой к стене, облизал губы, размышляя.
Мы с Фэллон не сделали ничего плохого. Не сбежали, просто чтобы устроить себе мини медовый месяц. К тому же мы не начнем наш брак, опасаясь гнева родителей. Если хотим, чтобы нас уважали, как взрослых, значит, пора держать ответ за свои действия.
Я поднялся, утягивая Фэллон за собой.
– Домой, – сказал ей. – Мы вернемся домой.
***
К моему дому мы подъехали в районе десяти часов. Черное, словно смоль, небо было усыпано звездами. Ели, которые Эдди посадила, чтобы сад круглый год оставался зеленым, гнулись от легкого ветра.
Копы вернулись в наш номер, задать несколько оставшихся вопросов.
Да, мы с Фэллон поженились. Вот подписанное разрешение.
Нет, естественно, я ее не похитил. Видите? Никаких синяков, и она улыбается.
Да, я угрожал мачехе. Тут пускаю в ход "папочкино" влияние. Вы не тронете меня, потому что я – Мэдок Карутерс.
Теперь, пожалуйста, уходите. У нас медовый месяц.
Они ушли. Мы приняли душ и привели себя в надлежащий вид, затем за час доехали до Шелбурн-Фоллз.
– Подожди, – распорядился я, когда Фэллон потянулась к ручке своей дверцы.
Вылез наружу, обогнул капот, помог ей выбраться из машины, взял за руку, и мы бок о бок поднялись по лестнице на крыльцо.
Я обхватил ее холодные щеки ладонями.
– Не повышаем голос, не извиняемся.
Она кивнула. Порог мы переступили вместе.
В фойе и всех прилегающих комнатах было темно, слышалось лишь тиканье часов и шум сплит-систем. Учуяв запах поджаренного на гриле стейка и кожаной мебели, мгновенно ощутил себя дома. Здесь всегда так пахло.
Помню, Тэйт однажды сказала, что любит запах шин. Он ей знаком, и навевает воспоминания. Когда я ощущал аромат мяса, приготовленного на углях, всегда думал о летних вечерах у бассейна. Мама спрашивала, хочу ли еще баночку газировки Краш. Папа – в случаях, если оказывался дома – руководил грилем и болтал со своими друзьями. А я смотрел, как фейерверки озаряли звездное небо.
Несмотря на проблемы нашей семьи – у всех семей есть проблемы, – я рос счастливым ребенком. Могло бы быть лучше, только и так было вполне неплохо. Я никогда ни в чем не нуждался. Никогда не испытывал недостатка в людях, души во мне не чаявших.
Это мой дом, и он хранил в себе все мои хорошие воспоминания. Сюда мне хотелось вернуться первым делом всякий раз, когда я куда-либо сбегал. Патриция Карутерс может забрать наше имя, забрать деньги, но дом она получит только через мой труп. Я должен найти способ ее победить.
Не знаю, спал ли уже отец, но он точно был здесь. Его Ауди стояла у подъездной дорожки.
Держась за руки, прошли с Фэллон по коридору, свернули налево, подошли к папиному кабинету.
– Думаешь, наши дети нас ненавидят? – спросила женщина. Я резко остановился.
Жестом указал Фэллон не шуметь, приложив палец к губам. Мы вдвоем прильнули к приоткрытой двери, прислушиваясь.
– Не знаю, – ответил мой отец обреченным тоном. – Думаю, я не стал бы винить Мэдока, если он меня возненавидит. Джаред любит тебя?
Кэтрин Трент. Вот, с кем он разговаривал.
– Думаю, да, – тихо произнесла она. – И, если вдруг он завтра женится, я буду чертовски беспокоиться. Однако у меня не возникнет сомнений, что он следует зову сердца. То есть, посмотри на нас, Джейсон. Кто скажет, что у них ничего не получится в восемнадцать, если мы наломали дров в более позднем возрасте? Разве мы эксперты?
Проклятье. Невидимые руки скрутили мои внутренности, словно тряпку. Папа знал о свадьбе.
Послышались тяжелые шаги.
– Дело не в этом, а в приоритетах, Кэтрин. Моему сыну нужно окончить колледж. Он должен познать жизнь. Ему достались дары привилегий и возможностей. А теперь у него появился отвлекающий фактор.
Взяв Фэллон за руку, посмотрел ей в глаза.
Из офиса донесся шорох, потом шум колесиков кресла, вздох отца. Должно быть, он сел. Прищурившись, попытался определить, злился он или расстроился. Я не мог разобраться. Затем услышал стон и надрывный вздох, прям как при гипервентиляции легких. Но нет.
– Я все испортил, – сдавленно проговорил отец. Он плакал.
– Шшш, Джейсон. Не надо. – Кэтрин тоже заплакала.
"Мой отец", – подумал я. Мой отец плачет. На грудь опустился тяжкий груз. Посмотрев вниз, заметил, как Фэллон поглаживала большим пальцем мою руку. Когда поднял взгляд, ее подбородок задрожал.
– Мой дом пуст, Кэтрин. – Его голос звучал так печально. – Я хочу, чтобы он вернулся.
– Мы были плохими родителями, – прошептала она, всхлипнув. – Дети поплатились за наш образ жизни, теперь нам пора расплачиваться за их. Он нашел девушку, от которой не может держаться в стороне. Они сделали это не для того, чтобы причинить тебе боль, Джейсон. Они влюблены. – После ее слов я улыбнулся. – Если хочешь вернуть сына, – продолжила Кэтрин, – открой объятия шире.
Крепче сжав ладонь Фэллон, прошептал:
– Мне нужно несколько минут с ним наедине.
Ее глаза блестели от скопившихся в них слез. Она понимающе кивнула. Пройдя мимо меня, Фэллон направилась в кухню.
Распахнув дверь, увидел отца. Он сидел в кресле, опершись на локти и подпирая голову руками. Кэтрин – на коленях перед ним. Явно утешала, как я предположил.
– Мисс Трент? – обратился к ней, засунув руки в карманы куртки. – Могу я поговорить с папой наедине, пожалуйста?
Они синхронно вскинули головы. Кэтрин поднялась.
Она выглядела красиво в бежевом домашнем платье в красный горошек а-ля 40-е. Ее шоколадного цвета волосы – такого же оттенка, как и у Джареда – спадали по плечам крупными локонами, но некоторые пряди были собраны заколками у висков.
Отец же выглядел кошмарно. Волосы растрепаны – скорее всего, то и дело теребил их пальцами; рубашка помятая, голубой шелковый галстук распущен. И он точно плакал.
Папа сидел, не шевелясь. Кажется, он вообще немного меня побаивался.
Кэтрин прочистила горло.
– Конечно.
Я отступил от двери, пропуская ее. Только когда она проходила мимо, схватил за руку, чтобы остановить. Поцеловав Кэтрин в щеку, признательно улыбнулся.
– Спасибо, – прошептал.
Прежде чем выйти за дверь, она кивнула. Ее глаза сияли от слез.
Отец не встал с кресла. Я окинул кабинет взглядом, вспоминая, как в детстве мне сюда запрещалось заходить. Он ничего не прятал. Не тут, по крайней мере. Однако однажды сказал, что в этой комнате сосредоточена "вся его жизнь", и здесь не место детям.