— Илон, а ты чемодан-то в дом не тащи! — запротестовала, наглея. (А что? Они с мамашей первые начали!) — Вот здесь на коврике и оставь! Все равно скоро вниз спускать! А то у меня тут банки-соленья, еще разобьешь. — И показала на стройный ряд баночек, выстроенный шеренгой в прихожей. — Не хочу маму расстраивать, она для Артемки так старалась. Он же у нас жуть как огурчики любит и варенье черничное!
— Ты смотри, какие удобны… Маму? Чью маму? — влезая в тапки, открыл рот дядя Вася.
Я пожала плечами, удивившись:
— Мою, конечно!
— Артем, — мужчина, нахмурив лоб, потребовал ответа от сына. — Не понял. Вы что же, разве знакомы?
Сокольский не подвел. Ответил уверено, глядя с хозяйской ленцой.
— Конечно. Это же Анфисина мама, отец, соображай. Я думал, ты еще в прошлый раз меня услышал. А вы надолго? — наконец-то соизволил подать голос. — А то у нас с Анфисой планы личные, на двоих. — И хвать меня за плечо к себе, прижал к боку. А я что, я послушно затихла. Я же здесь вообще на птичьих правах!
Папа откашлялся, Сусанночка промолчала, а Илонка так грустно и тяжко вздохнула, услышав о планах, что захотелось бедняжку хоть накормить на дорожку. Тем более, что бедняжка, кажется, и сама не была против чего-нибудь съесть. Первой учуяв запах бульона из петушка, посмотрела тоскливо в сторону кухни, глотая слюну.
— А вот как примешь, сын, так и задержимся. Гляжу, расхозяйничались вы здесь, молодежь!
Задержались гости ненадолго. Суп ополовинили (дядя Вася старался за двоих), петушка оглодали, а вот горку ватрушек умяли подчистую! Я когда последнюю булочку Илонке к чаю подсунуть захотела, ее у меня Сокол спер! Слопал, засранец, красиво у сводной на глазах, и сказал невежливо — ну все, мол, гости, вам пора. Задержались! Мне еще Анфису по программе город-кино выгулять надо.
Ему. Меня. В кино. Ржачь! Чуть вареньем черничным не подавилась. Так и оскалила народу синие зубы. Гы-гы! Если бы Сокольский не глянул строго, как Дракула на бестолковую нечисть, честное слово, сдала бы контору! А так снова пришлось коклюшем прикрываться.
Когда за гостями закрылась дверь, мы с Соколом дружно выдохнули. Спать хотелось ужасно, на посуду было плевать, и парень озвучил очень дельную и своевременную мысль:
— Ну что, Чиж, позицию отстояли, чемодан спустили, теперь можно и по постелям?
Я радостно кивнула — вот это ночка! Расхохоталась, держась за бока.
— По постелям! — и стартанула с Сокольским с места наперегонки в надежде первой занять свое спальное место!
Конечно, первым управился Сокол — просто плюхнулся спиной на кровать и раскинул руки. Делать нечего, пришлось завистливо показать парню язык и нырнуть за своим матрасом. Вот же жук хитрый! Расстелить, как следует на матрасе мамину постель, взбить подушку, задернуть шторы, и даже пробежать в ванную комнату и обратно уже в пижаме, грозно крикнув Сокольскому: «Отвернись!»
— Да больно надо, Чиж. На что у тебя там смотреть? На мультяшных мышей?..
— Вот и не смотри!
— И не буду.
— Заметано! Мои мыши, мне нравятся!
— Да пожалуйста… — на том и затихли, отвернувшись каждый к своей стене. Уснули в пару мгновений, мирно укрывшись одеялами, на этот раз без всяких хлопков.
Спали мы с Соколом долго — целый день и часть вечера. Пока на улице совсем не стемнело. Наверно, я бы еще и дольше спала, если бы меня не разбудил звук работающего телевизора и бубнеж хозяина квартиры. А точнее — тихое чертыхание парня под специфический голос комментатора.
Я хоть и привыкла спать, укрывшись одеялом до кончика носа, а все равно глаза открыла. Сложно не открыть, когда в двух метрах от тебя работает полутораметровая плазма, на стадионе шумит народ, а Сокольский сидит почти что над головой, сложив ноги по-турецки и, кусая ногти, ругается междометиями, как трубочист.
— Да… давай…. справа, справа обходи… нет, рано… вот сейчас пас, ну!.. Твою мать, Корелли, как можно было мяч потерять?! *запикано* Макаронник чертов! Такой голевой момент просра… *запикано*!
Я села на матрасе и потянула одеяло на плечи.
— Чиж, тут чемпионат Европы показывают — полуфинал, так что мне не до сна. Прости, что разбудил. Я этот матч месяц ждал!
— Да нормально все, — зевнула. — Валяй, смотри, — отмахнулась, сонно уставившись в экран. — А кто играет?
— Италия с Португалией.
— Ого!
— То-то же! Восьмая минута первого тайма, так что болею за своих!
Своих на поле стадиона «Стад де Франс» в Париже точно не было, и я сонно поинтересовалась у Сокольского — просто, чтобы быть в курсе, что вообще вокруг меня происходит?
— Да? А кто у нас свои?
— Сборная Италии, конечно!
— А-а…
— Черт, Чиж, когда-нибудь я тоже с ними сыграю на одном поле, вот увидишь!
— Ага.
— Ты что же, мне не веришь? — и такая сила вопроса в голосе, что даже об игре забыл.
— Ну… — Честно? Верилось с трудом. Где мы, и где Рим, понимаете, да? Мало ли, чего там Соколу приснилось намедни. Но ответила, конечно, совсем иначе в серые, полные острого ожидания глаза. — Верю. Могу даже за Португалию поболеть для равновесия, Сокольский, хочешь? Если продуешь, смотри, тебе и посуду мыть, — предупредила. — А то мне без резона не интересно за «своих» португальцев болеть.
— Идет!
Снова ударили по рукам.
Нет, ну что с людьми азарт делает! И не заметила, как втянулась в ход игры и вылезла к Соколу на постель. Но факт есть факт. Через полчаса, я уже сидела на кровати рядом с парнем прямо в пижаме и тоже разговаривала бранными междометиями.
— Ай! Ой! Только не гол! Пожалуйста, только не… Го-о-о-ол! Ура-а-а!
Серьезно? Гол в ворота итальянцев?!
В перерыве сбегала на кухню сделать чай и вновь прибежала к телевизору. Всучив Соколу в руки его кружку, забралась в кровать с ногами и приготовилась «болеть» дальше. Игра была напряженная, счет сравнялся «1:1», и, клянусь, я чувствовала, как у меня скрипят зубы на последних минутах второго тайма, так мне хотелось выиграть полуфинал вместе с португальцами… У Сокола зубы просто крошились.
Когда раздался финальный свисток и комментатор озвучил счет, я кричала и танцевала, прыгая по комнате, вместе со стадионом! «2:1». Два один в пользу Португалии! Ураааааа! Захотелось станцевать бразильскую самбу и что-то раскрутить над головой и я, схватив с кресла футболку Сокола, запрыгала, двигая попой:
— Оле-оле-оле-оле! Португальцы молодцы-ы! Оле-оле-оле-оле! Итальяшки-и… и-индюки!
Попа все еще вертелась в ритме самбы, футболка летала, но ноги уже остановились и улыбка пропала, когда взгляд неожиданно наткнулся на побледневшее лицо Сокольского, сейчас словно высеченное в камне — острые скулы, подбородок, твердая линия рта, и горящие жаром обиды глаза. Парень рывком поднялся с кровати и вырвал из моих рук футболку. Смяв ее в комок, отбросил в стену и грозно навис сверху.
— Индюки, говоришь? — сверкнул серыми как сталь глазами под темными бровями. — Такие, как я?! — прорычал. Ого, зверь, а не птица! — Да, Чиж? Ну, давай, изобрази на рисунке дураков с фингалами, как ты умеешь! Всю команду индюков вместе со мной! Сообща и посмеемся!
— Я? Я не! — убедительно мотнула головой.
— Что ты «не»?
— Никогда!
— Чего никогда?
— Всегда и везде! — сказала, как отрезала.
Этому приему меня научил папа. Называется «глупый постовой». Кто не знает в чем соль, объясняю. Если попал в затруднительную ситуацию, на любой вопрос, заданный в лоб, надо отвечать четко и уверенно. Все равно что, главное, не молчать! В свою очередь игре папу обучили его ученики, спасаясь от двоек, ну а он, рад стараться — дочь. И работает прием, я вам скажу! У любого учителя спросите. Рука не поднимется такому «постовому» кол влепить! Вот и сейчас Сокольский, глядя на меня, озадаченно заморгал и отступил, оценивая ущерб, нанесенный его рыком, моему мозгу.
Я решила не мучить человека. Вдруг совестно стало за свои танцы на осколках чужого поражения. Действительно, у итальяшек загублен полуфинал, крах надежды, а я тут самбу танцую на нервах фаната… Грустно вздохнув, спросила:
