— Привет, Сокольский! — Чиж ответила шепотом, подступая ближе. Подняла ко мне лицо и виновато шмыгнула носом, приминая пальцами у горла воротник. — Э-э, понимаешь, тут такое дело… — неуверенно начала и вдруг затанцевала на носочках. — Ты меня, конечно, прибьешь, Сокольский, когда узнаешь, что я натворила! — неожиданно выдохнула. — И правильно! Но прежде чем это случится, хочу чтобы ты знал: я не смогла ее прогнать! Никак! Я хотела, честно-честно, — тихонько затараторила, хлопая ресницами. — Но она вдруг расплакалась и сказала, что ей больше некуда идти. Сегодня некуда, — развела руками, — понимаешь? Совсем!
Я напрягся, перебирая в уме всех бывших подруг. Ни одну из них я никогда не оставлял на ночь.
— Постой, — остановил лепет девчонки. — Кто «она», Чиж? Что-то не пойму.
— Так Илонка, конечно! Твоя сестра!
— Моя… кто? — изумился. — Да какая она мне нахрен… — но взорваться возмущением не успел. Чиж тут же накрыла мой рот ладонью.
— Тихо! Ты что раскричался, Сокольский? — строго шикнула. — Совсем ку-ку? Она же услышит!
— То есть «не смогла прогнать»? Она здесь, что ли? У нас?
— Ну да! — Чиж виновато вздернула плечами. — Да я понимаю, Артем, что сглупила. Говорю же, прибьешь! Но ты позвонил — я уже спать собралась, а тут звонок в дверь. Веришь, даже сковородку в руки взяла — вдруг воры? Или ты решил пошутить.
— Я?
— А может рассердился, что креветки твои слопала и решил напугать! — доходчиво объяснила. — А тут она. Меня увидела и на тебе, здрасьте-приехали — давай реветь. Я ее уже и накормила, и чаем напоила. Кстати, — девчонка вдруг осеклась и скользнула по мне серьезным взглядом, — ты сам-то когда ел? Там на кухне котлеты есть и картошка. Огурчики мамины. Не мясо на костре, конечно, но Илонка лопала будь здоров! Да, так вот, — продолжила рассказ. — Я ее напоила, говорю: может тебе такси вызвать? У меня есть немного денег. А то сейчас Артем придет, рассердится. Вы же с ним, мол, не очень ладите. А мы с тобой типо пара, вот и наплела ей про шуры-муры, как договаривались. А она снова в слезы. Не надо, говорит, такси. А то примчится мамаша с дядей Васей и всем будет только хуже. А так Илонка утром вернется домой и расскажет, что у нас тут с тобой настоящая любовь-морковь. Представляешь, Сокольский, — изумилась Чиж, — похоже у вашей Сусанночки совсем крыша съехала! Без конца твердит дочери, что ты будущая знаменитость и в тебя надо впиваться руками и ногами. Совсем сбрендила, да?
От такого потока информации я онемел. Потянулся было к телефону, шагнул к комнате, и если бы не Чиж, схватившая за руку и утащившая в кухню, точно бы обматерил отца с его сукой. Вышвырнул недосводную вон.
— Артем, потерпи до утра, а? — попросила девчонка. — Пожалуйста! Кажется, Илонка не шутит. Жаль человека, когда у него такая расчетливая мамаша. Выдумала тоже… — Метнулась к плите и тарелкам, вздыхая: — А я больше никогда дверь открывать не буду. Никогда! Одни неприятности тебе со мной!
Я оглядел девчонку со спины. Остановил взгляд на пятой точке. Проклятые мыши…
Выдумала, значит. Глядя, как Чижик шуршит на кухне, не сдержался, улыбнулся зло.
— А вдруг это правда, Чиж?
— Что? — она удивленно оглянулась.
— То, о чем твердит Сусанна, — ответил холодно, прямо встречая зеленый взгляд. — Вдруг я и правда будущая знаменитость? Разве не стоит впиваться руками? Здесь и сейчас?
Чижик застыла. Повернулась. Моргнула растерянно. Закусила губы и снова распахнула их — сочные и нежные без всякой косметики. Снова сомкнула. Ответила не без надежды, расцветая на щеках румянцем:
— А как же любовь, Артем? Без нее разве можно?
Чиж
Ох! Вот это я наворотила дел на ночь глядя! Дернул же меня черт открыть дверь! Теперь по собственной глупости оказалась между молотом и наковальней. И пусть наковальни в прямом смысле слова здесь не было, как только впустила Илонку в квартиру, присутствие Сусанны прочувствовала с лихвой! Ноги едва ли не тряслись, когда Сокол вернулся. Стоял молча, вскинув брови, слушая мой виноватый лепет…
Договорилась. Вот про любовь зачем-то брякнула. Смешно и наивно, и как всегда не к месту сказано. Эх, Фанька.
Парень посмотрел мрачно и развернулся. Потопал в комнату. Должно быть проклял свою бестолковую квартирантку на веки вечные. Эх, ну еще бы — на пустом месте так подвести!
— Сокольский, ты куда? — трусливо окликнула. Ой, сейчас и сводной достанется!
— Да ничего я ей не сделаю, Чиж! — прочитал мысли. — Отматерю как следует и выдам пропуск с предупреждением на выход!
— Э-э, Артем…
— Утром, так и быть, Пыжик! — привычно рыкнул. — Утром!
Я все еще чувствовала вину перед Соколом, поэтому никак не уходила из кухни, мозоля парню глаза, пока он ужинал. Ждала с чашкой чая, когда вернулся из душа в одних боксерах и босиком. Снова уселся рядом, решительно отодвинув ко мне, щедро предложенный ему кусок шоколадной плитки.
— Сама ешь.
— А ты?
— Не хочу.
Конечно, я старалась не смотреть на парня и все такое. Слопала шоколад, но это трудно, скажу вам «не смотреть». Сокол был чистюлей, красавчиком, и пах, как те самые парфюмированные странички в модных журналах под грифом «Косметика для мужчин». О гладких бицепсах и тугих кубиках пресса — вообще молчу. Захотелось пальцем попробовать бугорки на «настоящесть», так влекли взгляд. Только слепой и не заметит. В общем, сложно сидеть рядом с таким парнем и не таращиться. Хорошо, что он дует себе на чай и не замечает моих косых взглядов. Ой, чувствую, увидит его сейчас Илонка — голопузого и голоногого, и снова разревется.
Что-то она притихла в комнате, сидит как мышь. Только плазма и бормочем музыкальными треками. Правда, что ли, Сокольский пропуск на выход выдал? А то он может. Вон как мальчишкам в университете от него достается.
Задумавшись, шумно вздохнула. Сокол поднял глаза. Какие они у него сейчас темные — серой радужки почти не видно. Острые, как угольки.
— Доверчивая ты, Чиж, — сказал мягче, чем я могла ожидать. — Тебя вокруг пальца обвести — раз плюнуть. А если моей недосводной сестре здесь понравится? Что будем делать?
Что делать я не знала, но тут же придумала.
— Не понравится! Мы ее тут, на кухонном диванчике спать уложим — к утру сама сбежит! Я ниже Илонки и то еле-еле разместилась, так мучилась. Вот увидишь, завтра снова будет ночевать в своей съемной квартире назло Сусанне!
Постелила. Сняла с кресла подушку и плед. Пока ходила в душ плескаться-умываться-расплетаться, снова обнаружила девушку возле Сокола. Точнее, топчущуюся на пороге комнаты.
— Анфиса, я только шоу досмотрю и уйду!
Пришлось отвести гостью на кухню за руку, выключить свет, захлопнуть дверь и попрощаться.
— Извини, Илон, у нас с Артемом ночь и интим, сама понимаешь. Так что спокойной тебе. Крепкого сна и все такое…
Фух! Выдохнула. Вот это вечер! А, помниться, как хорошо начинался…
Когда вернулась — Сокольский уже улегся в постель и теперь лежал, едва прикрыв крепкие бедра одеялом, как заправский атлет не обращая внимания на декабрьский вечер и прохладу квартир, уставившись в телевизор и закинув руки за голову. Он часто засыпал гораздо позже меня, и я привыкла к бурчанию техники над головой. К тому, что он рядом и все спокойно.
Просить не пришлось — сам сделал звук тише. Оглянувшись в сторону кухни, прислушалась, подождала минут пять, прикрыла дверь и, сдвинув кресло к стене, полезла за матрасом. Вытащив последний на середину комнаты, развернула простынь, взбила подушку, достала из шкафа одеяло и только-только приготовилась лечь… даже ногу занесла в сладком предвкушении скорого сна… Как вдруг весь наш с Соколом придуманный маскарад чуть не лопнул мыльным пузырем!
Дверь бесшумно отворилась, скрипнул порог, и в комнату ужом проскользнула Илоночка. Здрасьте вам!
— Какой кошмар! Это пытка, а не диван! Мне на нем никак не уснуть! — капризно сообщила и, ойкнув, удивленно уставилась на пол.
